– Точно, – отрицательно качнул головой. – Уль, не думай о плохом. Идем скорее есть мороженое!

В этот раз Макс купил другое. Мы снова устроились на лавочке и так заболтались, что я чуть на работу не опоздала. По аллее мы почти бежали. Смеялись и шутили. Макс настоял проводить меня до работы.

– Вот здесь я и работаю, – указала на здание, в котором находилась пиццерия.

– И вкусно у вас готовят? – спросил, внимательно на меня глядя.

– Очень, – ответила искренне. – Мне пора, – стало грустно.

– Беги, – Макс отпустил мою руку.

И я поспешила на работу. Весь вечер то и дело улыбалась. Маленький букетик стоял в подсобке и грел сердце. А ночью…

– Макс, ты что здесь делаешь? – очень удивилась, увидев его возле пиццерии, когда мы уже закрылись.

– Хочу проводить тебя домой, – ответил, а у меня от радости чуть сердце из груди не выпрыгнуло. – Такси подъедет сейчас.

Никогда еще я так не жалела, что быстро добралась до общаги.

– Спасибо, – мне было очень приятно и ужасно неловко.

– Иди спать, время позднее, – Макс мягко улыбнулся. – А ты после работы.

– И ты тоже, – заметила я. – Спокойной ночи.

– Сладких снов, – Макс резко наклонился и коснулся моих губ в легком поцелуе. Так быстро отстранился, что я не успела никак отреагировать. – Иди.

Кивнув, я поспешила в общагу. Чувствуя на себе взгляд Макса, пока не скрылась за дверями. Так поздно возвращаться не положено, но договориться всегда можно.

Это был мой первый поцелуй. Мимолетный. Легкий, как прикосновение крыльев бабочки. Нежный. Целомудренный. Потом были еще поцелуи. Гораздо более смелые. Жаркие. И откровенные. От которых тело плавилось, а по венам бежал огонь. Но пока… пока это было нечто робкое и чистое.

– Зар-раза, – шиплю. Растираю руками лицо. – Иди к черту, Макс. Вот просто иди к черту! С тебя начались все мои проблемы! – выговариваю зло. Резко выдыхаю и собираюсь с силами.

Иду за дочкой. Моя козочка скачет радостно к своему шкафчику.

– Ма! Делзи! – достает свой рюкзачок. – Я сяс. А потом ты мне ласкажешь, как плошел день.

– Обязательно, – заверяю ее.

– Мой плосол холошо, – заявляет, достав обувь. Я уже научилась быстро убирать голову, чтобы не получить маленькой ножкой по подбородку. Сегодня Ксюшка изволит изображать принцессу. Помогаю ей переобуться. А она рассказывает о своих очень важных делах: – Ма, мы лисовали. Я лисовала лыбку. Тока она чуть-чуть не поусилась. И я ее выкинула. А тебе потом длугую налисую.

– Ма! Моя опатка! – поднимаю взгляд на доченьку.

– Опять сломалась? – спрашиваю.

– Да не-е, – отмахивается. – Плосто класивая.

Выдыхаю. С Ксюшки станется и эту сломать. Мне иногда кажется, что у нее в руках все просто горит. О катании с горки в красивом платьице и говорить не стоит. Платье после этого пришлось выкинуть. Обувь – это вообще наше больное место. Она носится как ураган, только кудряшки подпрыгивают. Наша педиатр шутит, что Ксенька сбрасывает накопленную за время болезни активность. И наверстывает упущенное время.

Прощаемся и выходим из группы. Выходим с территории садика и наш путь лежит мимо кустов сирени.

– Ма! – Ксюша останавливается и дергает меня за руку. – Класивая. И пахнет вкусно. Давай домой налвем? Ну, ма!

– Ксюш, – присаживаюсь на корточки и начинаю спокойно объяснять. – Нельзя рвать на улицах цветочки. Это же не наши. Оборвем цветочки и будет некрасиво. А так все ходят и любуются.

От запаха сирени у меня уже голова кружится. Но нужно мягко отговорить дочку. Букет сирени дома – последнее, что мне сейчас нужно. Макс дарил мне эту чертову сирень охапками, когда я призналась, что обожаю ее. А теперь вот ненавижу.

Ксюшенька, сунув палец в рот, насупилась. Молюсь, чтобы обошлось без истерики. Моя красавица что-то требует редко, но метко.

– А еще нам выпишут штраф и не будет денег на мороженое.

– Стла-аф? – тянет в шоке, хлопает глазенками. На сосредоточенной мордашке написан весь мыслительный процесс. – Тогда не будем лвать. Лучсе молозеное, – приходит к правильному заключению.

Выдыхаю с облегчением. Обошлось. Ну, я так решила. Зря…

Проклятущая сирень решила, что четыре года передышки, относительной, конечно, роскошь. И обрушила на меня все и сразу. Вновь круто развернув мою жизнь и приложив меня о бетонную стену.

Неделю мне удавалось избегать внимания Борова. Целую неделю я была осторожна. Ходила оглядываясь. Лишний раз из кабинета нос не высовывала.

– Ты что-то дерганая стала, – заметила Кира. Вот сейчас мне ее внимательность вообще не на руку. Глазастая какая! – Улька, что произошло? Ты ведь мне так и не рассказала.

– Все нормально, – отмахнулась. Пока и правда все нормально. А я уже начала просматривать вакансии. Еще неделька и я получу зарплату. И смогу со спокойной душой положить заявление на стол нашей кадровичке.

А дальше пусть что хотят, то и делают. Но работать здесь я больше не буду. Я уже и так на грани истерики. Боюсь нарваться в каком-нибудь углу на Борова. Или что вызовет к себе. Ужасное состояние зашуганности. А я не имею права быть такой. У меня дочь.

Мое солнышко ждет этих выходных с нетерпением. Ведь тетя Кира пообещала с ней погулять.

– Ма, узе пянися? – спрашивает меня каждый день вечером. Ох, как Кире нравится это «пяниса». Она мне так и сказала, когда услышала:

«Уль, а ведь твоя дочь молодец! Отразила всю суть дня. В конце недели так и хочется быть пяниса-пяниса».

– Нет, дорогая, сегодня четверг, – отвечаю, смеясь. – Пятница завтра.

– Ааа, – тянет разочарованно. – Сетвелг. Эх, – и вздыхает так, будто ей вагоны грузить. Актриса маленькая!

Проходит день. У Ксеньки все хорошо: лопатку все еще не сломала, платье не порвала, правда, они с Димкой кидались на обеде котлетками. О чем нам с его матерью вечером и поведала воспитательница.

– Дулак! – топает маленькими ножками моя егоза и складывает ручки на груди. – Ма, он пелвый начал!

– Сама дула! – не остается в долгу Димка – рыжий и вихрастый, очень смешной пацаненок и большая шкода.

– Уль, – вздыхает мама этого шкодника, – как думаешь, если вернуть, обменяют? – обмениваемся понимающими взглядами. Детки у нас… конфетки!

Дружно обещаем провести с отпрысками воспитательные беседы. Был бы еще толк. Мелкая очень упертая, и если считает, что права – с места не сдвинуть. Идем с ней из садика и я начиню потихоньку выяснять детали происшествия.

– Ксень, ну ты же знаешь, что так за столом себя вести нельзя. Очень плохо кидаться едой.

– Димка сам дулак, – заявляет и задирает свой носик. Вздыхаю. Итак, попытка номер три. Или уже четыре?

Опять аккуратно пытаюсь выяснить, что же там произошло. Моей козочке это вообще вот неинтересно.

– Ма, ну седня же пяниса вообсе-то, – проговаривает с умным видом, еще и ручкой машет. – Завтла мы с тетей Килой пойдем в лабилинт! – от радости хлопает в ладошки.

Понятно, тему летающих котлет можно закрывать. Попробую ее завтра разговорить после гуляний, а лучше пусть Кира попытается. Зато вечером у меня ребенок такой послушный, что даже страшно!

– Ксень, спать пора, – и моя егоза бежит ложиться. Даже зубки почистила и умылась без напоминаний. Вот что обещанные развлекушки делают!

– Ма, завтла зе, да? – спрашивает с надеждой.

– Завтра-завтра, – подтверждаю.

– Ула! – вскакивает и начинает прыгать. Ну что, мать, хорошего понемножку. Не без труда укладываю ее спать. Сама же еще занимаюсь домашними делами.

Завтра выходной, можно поспать. Но кто бы дал!

– Ма! – и маленькие пальчики лезут мне в глаз, чтобы его открыть. Перехватываю ручку дочурки. – Вставай! Плоспишь! Кила плидет сколо!

Нахожу взглядом часы. Угу, скоро. Время только семь! А Кира приедет к трем. Но мелкий ураганчик выспался и батарейка у нее полная. Вот бы мне столько энергии! Все как в песенке – в каждом маленьком ребенке, и в мальчишке, и в девчонке… Да-да, бегать, прыгать и вот это все.