Это были первые слова, сказанные им отцу по возвращении. Отец с пренебрежением отмахнулся и направился в дом. Сейчас хромота его сделалась очевидной, при каждом шаге правая нога на пару мгновений не поспевала за левой. Ишоу бросился на помощь отцу. Тот оттолкнул его:

– Да все со мной нормально, вещи лучше занесите.

Поедая лапшу, отец рассказал, что недалеко от их бараков бурей разрушило плотину и его бригаду отправили останавливать наводнение. Пробоину в плотине они заваливали камнями, один из которых упал ему на ногу и рассек ее повыше колена.

– Почему ты нам ничего об этом не писал? – спросила мать.

Отец помахал рукой, разгоняя пар над миской. Для отца мать поспешно приготовила лапшу с яйцами – блюдо, вполне достойное такого случая.

– Писал? Ты чего ж, думаешь, мне заняться нечем, кроме как писать тебе про всякие пустяки? Такие штуки – дело обычное. Я и не думал, что тут что-то серьезное. Залил царапину байцзю, чтобы грязь вытравить, да и все.

Некоторое время это помогало, однако через пару недель боль вернулась в новом ее проявлении. Теперь она переместилась в промежность и, куда бы он ни пошел, отдавала в пах.

– Они животы надорвали, смеялись надо мной, ведь я то и дело за яйца хватался! И все меня спрашивают, мол, что, яйца раздулись, может, вылить их содержимое куда-нибудь? – Отец засмеялся. – А я думал, может, такое вообще с мужиками на старости лет происходит.

Поэтому по вечерам, мучаясь от боли, он молчал. Отец так и не пошел бы к доктору, если бы однажды во время утренней гимнастики не упал в обморок, как раз когда все в бригаде дружно вытягивали ноги то назад, то вперед. Доктор в военном госпитале сообщил, что в рану попала инфекция.

– Они дали мне антибиотики, но сказали, что это уже крайняя мера. Если и она не сработает, то мне отрежут ногу.

– Небеса смилостивились над нами! – воскликнула мать.

Отец не ответил. В отличие от матери, он не был суеверным, деревенские предрассудки считал плодом воображения глупых женщин, которым больше нечем занять голову.

– Один из солдат дал мне опиум, чтобы было не так больно. Не знаю уж, где он его взял. Но перед глазами у меня словно облака поплыли. Доктор со мной разговаривает, а я и не понимаю, о чем он. Но когда я очнулся, нога была на месте. Я как раз думал, что теперь делать, когда получил ваше письмо про то, что дедушка умер. Поэтому я и запоздал.

– Значит, ты насовсем останешься? – спросил Ишоу.

– Мне сказали, что каждый месяц будут что-то выплачивать, потому что я получил увечье во время службы. И, наверное, снова пойду в поле работать.

Отец вытянул из-под стола ногу и закинул ступню на скамью.

– Понятно теперь, почему я не писал? У меня даже подумать об этом времени не было.

Из отцовского рта пахнуло пищей, и Итянь, сидевший ближе всех, отпрянул. Отец это заметил.

– Я сказал что-то такое, отчего моему ученому сыну сделалось не по себе? – Он снова рассмеялся и крутанул миску на столе.

Итянь сидел, опустив глаза. Он был уверен, что истинной причины, по которой он так себя повел, отец не знает, иначе так легко не отстал бы. К счастью, на этот раз отец не стал заострять на этом внимание и принялся расспрашивать Ишоу об урожае.

Прежде отец всегда приезжал на новогодние каникулы. Итянь это знал и успевал подготовиться к его приезду, умел настроиться, молчать, пока говорит отец, за столом ждать, пока отец не начнет есть первым. На этот раз он пришел в замешательство. Тело будто бы не успело отвыкнуть от свободы, в которой жил, когда отца не было дома.

Первые три дня Итянь отца почти не видел. Тот спал до обеда, а днем часто ходил по соседям. За ужином отец выпивал несколько рюмок байцзю. Итянь обнаружил у отца новую привычку – за ужином тот неосознанно потирал больную ногу. Одной рукой он подносил ко рту палочки, а другой, круговыми движениями, водил по бедру.

– Отец, очень больно? – спросил как-то во время ужина Ишоу.

– Когда выпьешь, полегче, – ответил отец.

Выпить он всегда был не прочь, но Итяню запомнилось, что раньше он пил меньше. Дед спиртного в рот не брал, в этом заключалось одно из различий между ним и отцом. Дед стремился сохранить разум ясным, отцу же нравилось, когда сознание замутняется, потому что тогда он, как ему казалось, переносился в мир более лучезарный.

“Как мы тебя воспитали?” – словно услышал он голос дедушки. Итяня точно по лицу ударили. Он же всего лишь хотел посочувствовать отцу. Он поспешно вышел со двора и остаток утра бродил по холмам вокруг деревни, угрюмый и обиженный.

Итянь раздумывал, пробудит ли дедушкина смерть хоть какие-то чувства и в отце, однако ничто на это не указывало. Отец почти не упоминал о смерти деда, ограничившись сказанными на похоронах дежурными фразами. Они вовсе не были свидетельством искреннего горя – Итянь знал, что его отец просто вел себя как и положено: соблюдение традиций важно и для репутации, и для возделывания земли.

Отцовское равнодушие не укладывалось у Итяня в голове, хотя оно лишь подтверждало холодность, с которой тот всегда относился к дедушке, не снисходя даже до презрения. Когда отец приезжал на побывку, они с дедом молча передавали друг другу еду за столом, безмолвно ходили по дому, не замечая друг друга, и даже тени их практически не соприкасались.

Тем вечером Итянь решил освежить в голове содержание “Династийных историй”. Какие-то их фрагменты наверняка войдут в программу экзамена по истории. Отец с Ишоу ушли к соседям выпить и сыграть в карты, поэтому дом был в его распоряжении.

Он поставил на пол жаровню и разместил по обе стороны от себя две скамьи. На одной он разложил записи, а на другую, шаткую и расхлябанную, примостил светильник. Он вытянул ноги и довольно вздохнул, предвкушая весь вечер за чтением. На колени он водрузил мешок жареных подсолнечных семечек, которые мать привезла утром из городка. Итянь сунул нос в мешок и вдохнул насыщенный аромат, оставшийся на скорлупе после обжарки. Итянь решил, что будет заниматься и грызть семечки.

Едва он успел открыть книгу, как услышал шаги – это возвращались отец с Ишоу. Итянь собственным ушам не поверил. Он ожидал, что они вернутся намного позже, когда он уже уснет.

Вместе с ними явились Дядюшка и Забулдыга. Оба гостя кивнули Итяню.

Итянь боялся, что его выгонят из комнаты, но отец, словно не замечая его, позвал мать и потребовал накормить гостей ужином.

– Я и не знала, что ты к ужину вернешься! – воскликнула она.

Она высыпала на блюдо весь имевшийся в доме арахис и поставила блюдо на стол.

Пока мать хлопотала у стола, Итянь переместился в угол, где и съежился. Равнодушие отца – подарок, однако Итянь по опыту знал, что того и гляди лишится этого подарка.

Он принялся читать записи.

Император Тай-цзун решил существенно расширить границы империи, вступив в войну с тюрками и Тибетом…

У Цзэтянь заняла трон и основала собственную династию, однако та просуществовала недолго…

Как Итянь ни старался, толком сосредоточиться не получалось. Он никак не мог забыть о том, что рядом отец и гости.

Отец разливал выпивку и произносил тосты.

– С меня хватит, – запротестовал Забулдыга, – я человек пожилой, и как прежде мне уж и не выпить. Иначе утром не поднимусь.

Будь на его месте кто другой, отец уперся бы, но Забулдыгу в деревне уважали. Когда во время войны деревню заняли японцы, именно Забулдыга придумал, как спрятать всех деревенских в окрестных холмах, благодаря чему все выжили. В деревне эта история превратилась почти в легенду. Забулдыга до сих пор не утратил силы – в деревне часто видели, как он тащит полные ведра воды, повесив их на перекинутую через плечи палку. В такие моменты те, кто помоложе, бросались ему на помощь и укоряли, что он не бережет здоровье. Итянь считал, что Забулдыга преувеличивает свою немощь.

– Ну и ладно, тогда твою рюмку Дядюшка выпьет, – сказал отец.