– Как жаль! – сказал он, раздосадованный своим успехом. – Невероятно, до чего мне везет сегодня. Это уже вторая совершенно случайная удача.

Майкл ничего не ответил. Он долго и внимательно смотрел на свою клюшку, ударил, и его шар покатился прямо к ямке, но, упав в нее, подскочил, выкатился снова и остановился у самого края ямки. Мы ждали, но он не шевельнулся. Майкл отвернулся, и мне показалось, что его губы задрожали.

– Снова вничью, – сказал он, – я не думал, что потеряю эти две ямки.

– Мне повезло, – хриплым голосом сказал Норман. – Но против этого ничего не поделаешь. Могло случиться и иначе.

На 18-м поле обоим пришлось гнать шары против сильного ветра, который дул нам в лицо. Норман играл хорошо, но Майкл – еще лучше. Однако его шар, задержанный каким-то бугорком, остановился, не докатившись до ямки. Я посмотрела на своего мужа и прошептала Майклу, возле которого стояла:

– Этого бугорка не должно здесь быть, сотри его ногой, Норман не увидит, я стою между вами.

Майкл переменил клюшку и исподлобья поглядел на меня. Я поняла, что советовала ему нечто, несовместимое с его правилами игры.

– Я привык играть честно, – спокойно сказал он, – то, что ты говоришь, пошло бы вразрез с моей совестью. Если мне суждено проиграть, я все равно проиграю.

Он осмотрел короткий, толстый, имевший форму ложки конец своей клюшки. Его шар остановился из-за ветра на полпути, но занял очень хорошую позицию.

Мы напряженно ожидали следующего удара. Помощники Нормана и слуги Майкла, должно быть, почувствовали, что от результата этой игры зависит нечто очень важное. Они заразились нашим волнением. Майкл ударил. Его шар покатился прямо к флажку, и я едва подавила крик радости, когда он остановился в двух-трех метрах за ямкой.

– Отлично, – сказал Норман, вздохнув с облегчением. – Теперь я должен постараться сыграть так же хорошо.

Меня снова охватил страх, когда его шар покатился к отверстию; мне показалось, что партия подошла к концу. Но в нескольких метрах от ямки шар остановился.

Казалось, Майкл выигрывает. Вдруг слуга Майкла с ужасом вскрикнул: шар Майкла, не докатившись до ямки, остановился. Майкл неподвижно смотрел на шар. Когда он поднял голову, наши взоры встретились.

– Судьба – против меня, – спокойно сказал он.

Шар Нормана занимал великолепную позицию, но я заметила, что Норман держал клюшку не так, как всегда. Он легко толкнул шар, и – я едва поверила своим глазам – шар прокатился мимо отверстия и остановился на целый метр дальше.

– Это самое коварное поле на всем плацу, – сказал он. – Ваша очередь.

На этот раз Майклу повезло. Его шар упал прямо в ямку. Поведение Нормана снова поразило меня. Он тщательно осмотрел свою чересчур короткую клюшку и счистил приставшие к ней комки земли. Но когда сделал удар, шар снова прокатился мимо.

– Никогда еще в жизни я не терпел такой неудачи! – воскликнул Норман с видом человека, проигравшего партию исключительно по своей неосторожности. – Вы выиграли, мосье Бенисад. И вы заслужили победу. Вам пришлось не раз бороться против неблагоприятных обстоятельств.

Майкл снял шапку. На его лбу выступили крупные капли пота.

– Я рад, что выиграл, я уж не надеялся на это.

Мы пошли обратно к клубу.

– Дженет и я едем сегодня дальше, – сообщил Норман.

– Это совсем не нужно, – ответил Майкл. – Я собираюсь отправиться завтра в горы, где останусь целую неделю. Пожалуйста, не ускоряйте из-за меня вашего отъезда. Дженет, разреши сказать тебе несколько слов наедине.

Норман, не говоря ни слова и ни разу не оглянувшись, пошел в клуб. Мужчины – странные существа. Этой игрой их борьба закончилась…

Я ответила Майклу, не дожидаясь его вопроса:

– Беатриче здорова. И она еще не замужем.

Взгляд Майкла просветлел. Я сделала вид, что не замечаю этого. Но сейчас же его лицо снова приняло равнодушное выражение, и голос зазвучал прежней энергией.

– Жаль, что она еще не замужем. Хотя я и думаю, что во всем свете не найдется мужчины, достойного ее. У меня к тебе большая просьба: я хотел бы, чтобы она узнала, что я еще не умер.

Он раскрыл свой бумажник и вынул из него помятую карточку, на которой рукой Беатриче надписано было его имя.

– После того, как я «умер», я узнал из французских газет, что Беатриче послала цветы в госпиталь ко дню моих похорон. Я почувствовал стыд, как человек, совершивший нечто позорное. Я постарался насколько мог искупить свое прошлое. И после этого я имел глупость снова рискнуть своей жизнью: я присутствовал при своем собственном погребении и украл эту карточку. Если она узнает правду, я хочу, чтобы ты рассказала ей об этом. Пусть она сочтет это за искупление.

Я положила свои пальцы на его руку. Я не могла произнести ни слова. Мы попрощались молча.

Последнее, что мы узнали о Майкле, было очень характерно для него. Когда мы на следующий день были на поле для гольфа, где Норман играл с секретарем, мы увидели на другой стороне реки двух мужчин с дорожными сумками и шестами. Они походили на пилигримов, предпринявших путешествие к святым местам на покаяние.

– Бенисад снова отправляется в горы, – сказал секретарь. – Говорят, он поставил себе целью первым взобраться на ту вершину. Ее не достигал еще ни один человек. Даже баски-проводники считают его смелость безумием.

Я с тоской смотрела вслед удалявшимся людям, желая им счастливого пути. Майкл, не оглядываясь, шел вперед к своей цели.