– Екатерина Андреевна, он… – всхлипнула, было, Кудряшова, но я не дал ей договорить.

– Тут маленькая неприятность вышла. – я изо всех сил старался, чтобы голов мой звучал беззаботно. – Вова Черняк решил пошалить и выбросил мою сумку в окошко. Ну, я объяснил, что так поступать нехорошо, Вова проникся и побежал на двор, за сумкой. Сейчас вернётся.

По коридору торопливо простучали подошвы, дверь распахнулась настежь, едва не снеся хрупкую Екатерину Андреевну (так, оказывается, зовут практикантку), и на пороге возник Черняк. Физиономия перекошена, глаза вытаращены, шевелюра всклокочена, мокрую, заляпанную грязью сумку он прижимает к груди, словно спасательный круг.

– Вот видите, я же говорил – добавляю в голос искренней радости. – Спасибо, Вова, это очень любезно с твоей стороны.

Строго говоря, я сейчас нарушил все и всяческие нормы поведения в пацанской среде – стукачество, жалобы учителям дело последнее.

Практикантка не понимает ровным счётом ничего. Она ошарашена даже не столько содержанием моего спича, сколько тоном, которым всё это было изложено. Но против фактов не попрёшь: вот она, сумка, вот и сам провинившийся.

– Володя… тебя же Володя зовут?

Торопливый кивок. Пальцы, вцепившиеся в кожзам, побелели.

– Володя, ты действительно выбросил его сумку в окно?

Хоть Вовой не назвала, и на том спасибо – а то в моё исполнении это прозвучало нарочито-издевательски, как и сознательно вставленное «решил пошалить». Практикантка, к тому же терялась, поскольку не успела выучить имён и фамилий – и, скорее всего, не успеет, за те три-четыре урока, которой ей предстоит у провести в нашем классе. И в этом плане мне, конечно, незаслуженно повезло, потому как с историчкой Аллой Георгиевной подобные штучки никак не прокатили бы.

Тем не менее, позволять говорить ни ей, ни Черняку сейчас нельзя. Хотя – он и так ни слова выдавить из себя не способен, только еле слышно поскуливает.

– Не стоит, Екатерина Андреевна! – Я подхожу к Черняку (он сжимается, сразу становясь меньше) и мягко высвобождаю своё имущество из его рук. Пальцы для этого пришлось разгибать по одному.

– Он не хотели ничего дурного, просто неудачная шутка. Он больше не будет. Ты ведь не будешь… Вова?

Как он закивал! Мне даже показалось, что шейные позвонки захрустели. А вот в классе при этой моей реплике кто-то хихикнул. И хорошо, продолжаем переключать внимание…

– Вот видите, Екатерина Андреевна! Инцидент исчерпан.

– Ну, не знаю… – Практикантка нахмурилась. – Ладно, садитесь по местам. А ты… как твоя фамилия?

– Монахов. Монахов, Алексей. Геннадьевич. – добавляю я после крошечной пазы. Снова смешки в классе, практикантка неуверенно улыбается.

– Ты, Алексей… Геннадьевич, сумку-то почисти, а то она вся в грязи. Сходи в туалет, тряпку какую-нибудь найди…

А вот это сейчас точно ни к чему. Откуда мне знать, что начнётся, когда я выйду из класса?

– Не нужно, я прямо здесь.

И, прежде, чем практикантка успевает возразить, беру с доски одну из тряпок, старательно вытираю сумку и – штрих мастера! – тщательно прополаскиваю тряпку в рукомойнике, что приткнулся в углу класса.

– Вот и всё!

– Ладно, садись.

Киваю, поворачиваюсь и иду к своей парте. Огибаю Кулябьева – он на четвереньках, шарит по полу, собирая своё имущество и испуганно смотрит на меня снизу вверх, будто опасается, что я походя отвешу ему пинка. Остальные провожают меня взглядами, а я вижу только огромные в пол-лица глазищи Ленки Титовой, моей соседки по парте.

– Кто скажет, что у нас на сегодня?

– Про Боливара, Екатерина Андреевна, про Латинскую Америку! – Катя Смолянинова на первой парте торопливо выбрасывает руку вверх. – А ещё Алла Георгиевна задала дополнительно почитать про революцию в Мексике. Этого в учебнике нет, но она обещала, если кто подготовиться, спросить на пятёрку!

Мне бы сейчас посидеть, перевести дух – щедрая порция адреналина постепенно рассасывается, колени становятся ватными, ещё чуть-чуть и задрожат пальцы. Я уже дошёл до своей парты и даже взялся за спинку стула, но садиться не стал – поднял руку и легкомысленно помахал ладонью в совсем не «школьном» жесте.

– Можно мне, Екатерина Андреевна? Я учил, правда!

Практикантка, похоже, уже смирилась, что странный восьмиклассник ломает все шаблоны – поэтому только кивнула мне в ответ. Смолянинова, видимо, подготовившаяся по дополнительному материалу и рассчитывавшая что вызовут именно её, недовольно фыркнула и опустила руку. И ещё кое-что изменилось: словно по мановению волшебной палочки, разлитое в воздухе напряжения, только что ощущавшееся почти физически, уже спадало. Спрашивают домашку – что может быть обыденнее? Осталось наложить завершающий штрих, и дело в шляпе…

Я начал с того, что одарил всех – и практикантку, и одноклассников, и отдельно Катю Смолянинову – чисто американской ослепительной улыбкой во все тридцать два тщательно вычищенных с утра зуба. И таки да, добился своего: по классу пронёсся недоумённый шорох.

– Во-первых, Катя, (очередная улыбка, адресованная персонально Смоляниновой) правильно говорить не Боливар, а Боливар, хотя об этом частенько забывают…

Такого она снести, конечно, не могла.

– Но Алла Георгиевна на прошлом уроке…

– Стереотип, и только. – ещё одна лучезарная улыбка. – И, как и большинство стереотипов, ошибочный. Не верите – можно потом справиться в Большой Советской Энциклопедии, там всегда в именах собственных ударения проставляются, не то, что в учебниках. Если уж и это для вас не авторитет…

И шутовски развёл руками, получив в ответ широко потрясённый взгляд нашей признанной отличницы. Пассаж насчёт энциклопедии предназначен, впрочем, не ей, а практикантке, которая смотрит на меня во все глаза, слегка приоткрыв рот. Народ, то есть восьмой «В» в полном составе, безмолвствует.

…удивлены, девочки и мальчики? То ли ещё будет!..

– Я, с вашего позволения остановлюсь на дополнительной теме, то есть на мексиканской революции шестидесятых годов прошлого века – это почти через сорок лет после Симона Боливара и падения последнего оплота испанцев на континенте, перуанской крепости Кальяо. – бодро начал я свой «доклад». – Времена действительно были тогда занятные: по всему континенту, от южной оконечности, Аргентины и Чили, и до границы Мексики и Североамериканских штатов бурлило, как в закипающем котле, одни только войны за гуано и Великая Парагвайская война чего стоят…

По недоумённому выражению, проступившему на миловидном личике, было ясно, что об этих событиях Екатерина Андреевна слышит если не впервые в жизни, то уж никак не более второго раза. Вот и хорошо, это мне и нужно, добавим интриги…

– Один поэт, наш соотечественник, побывавший в тех краях, сочинил на эту тему стихотворение… своеобразное, но довольно забавное, и как раз об интересующих нас событиях. Вы позволите?..

Девушка кивнула – машинально, не успев сколько-нибудь обдумать моё предложение. Я набрал воздуха и…

Своего я добился – на задних партах скабрёзно захихикали, оценив по достоинству заключительный пассаж. Практикантка попыталась что-то сказать, но только открывала и закрывала беспомощно рот, словно вытащенная на берег краснопёрка.