Нина приходила в себя медленно. Словно выныривала из болота, то и дело пытаясь снова спрятаться там, залечь на дно, чтобы никого не видеть. И Люба тянула дочь, заставляя дышать, смотреть по сторонам, видеть снова себя и своего ребенка. Слишком дорого обошелся ей опыт недолгой семейной жизни. Маше было всего три, когда женщина оформила развод и стала свободной. Муж ее ни на что претендовать не стал. Маша осталась с матерью. Угрозы, которыми он сыпал до развода, не имели последствий.

Люба знала, что это заслуга лучшего друга отца Нины. Маститый, известный в столичных кругах юрист, просто не мог позволить себе потерять репутацию на таком пустячном, в свете его практики, деле.

Они справились. Очень медленно, осторожно, но Нина оставила за спиной все, что было, и начала строить свою жизнь заново.

И вот! На тебе! Любимая дочь выдает такое, что сердце на мгновение остановилось, дало сбой, а потом застучало чаще, барабаня прямо по нервам. Что это было? Случайная оговорка или отголосок… Как там? От осинки не родятся апельсинки? Да нет! Не может быть!

Нина, стиснув виски пальцами, стояла у окна и пыталась успокоиться.

А Маша в это время мыла пол в коридоре. Ей было стыдно, конечно, но не слишком. В конце концов, она тоже человек и сколько можно уже на нее кричать?! Хотя… Мама-то была, конечно, права, да и голос повышала редко. Но лучше же вообще так не делать? Что она как маленькая? Ее ругает, когда Маша выходит из себя и повышает голос, а сама?

Закончив с полами и вымыв кроссовки, Маша заглянула к матери.

– Мам? Ты голодная?

– Нет.

– А я голодная.

– Суп в холодильнике. И котлеты тоже. Вперед. Не маленькая уже.

Маша нахмурилась. Приплыли! Мама обиделась. И, похоже, всерьез. Тут без тяжелой артиллерии не обойтись. Придется звонить бабушке. Та, конечно, устроит Маше выволочку, но хотя бы подскажет, что делать.

Но бабушка оказалась занята.

– Быстро дуй ко мне! Помощь нужна!

– Ба, я не могу! Мама сердится.

– Поругались?

– Ага.

– Тогда еще быстрее дуй! Будет вам повод для примирения.

Что имела в виду бабушка, Маша поняла, когда, тихо спросив у матери разрешения и не получив в ответ ничего, кроме холодного кивка, промчалась два квартала и, перепрыгивая через ступеньку, поднялась на третий этаж. Дверь оказалась не заперта, и Маша подумала, что маме хватило бы этого повода, чтобы еще и бабушке устроить головомойку. Мыть там, правда, было уже почти нечего. Бабушкина голова была украшена ультрамодной стрижкой почти под ноль, но Маша приходила от этого в полный восторг. Она подарила бабуле на день рождения крупные броские серьги и хохотала, глядя, как та вертится перед зеркалом, напевая: «Цыганка с картами, дорога дальняя…»

– Ба, я пришла!

– Очень хорошо! Иди сюда!

Котенок лежал на стареньком байковом одеяле, под которым когда-то спала Машина мама.

– Что скажешь? – бабушкин вопрос не предвещал ничего хорошего.

– Где ты его взяла?

– Купила!

– Как это? – Маша растерялась.

Котенок вовсе не выглядел предметом для товарно-денежных отношений. Тщедушное, заморенное существо, грязно-рыжего, кажется, цвета. Окрас котенка разглядеть было сложно, настолько он был грязным. Глаза его, опухшие, покрытые какими-то струпьями, были плотно закрыты. Да и дышал он с трудом.

– Пошла сегодня в магазин за хлебом… – зловеще начала бабушка, и Маша охнула.

Ну конечно! Бабушка же просила ее забежать после школы за свежим хлебом в соседнюю пекарню, а Маша совершенно забыла об этом. Еще бы! У нее ж были дела поважнее…

– Бабуля…

– Молчи, грусть! Об этом позже. Так вот. В нашем магазине свежего хлеба не было, и я решила прогуляться до пекарни. И что я вижу? Стоит какой-то прохиндей, лет этак семи от роду, и слезно умоляет купить котика! Я его спрашиваю, а почему, собственно, покупать надо? А он мне отвечает, что без денежки отдавать нельзя. Вдруг я его потом выкину. А денег мне жалко будет. Каково, а? Целых сто рублей за него отвалила! Было бы за что… Маша, нам нужен ветеринар! И какая-нибудь еда для таких тщедушных созданий. Я совершенно не уверена, что он выживет. Но попробовать-то стоит?

Маша легонько тронула котенка, но тот никак не отреагировал на прикосновение.

– Ба, а он живой вообще?

– Пока да. Но времени, думаю, у него немного. Машка! Прекращай уже ахать и думай, куда податься! А еще лучше – забирай его и чеши домой! Покажи матери. Она хоть и человечий, но все ж таки медик. Глядишь, что и придумает. Заодно и помиритесь. Господи, когда ж вы уже поймете, что у вас никого, кроме друг друга?

– Есть еще вы с бабушкой Ирой.

– Мы есть. Это да. Никуда не делись пока. Но мы же не вечные, Маша. А ближе мамы человека на свете просто не бывает. Не рвите эту связь! У тебя возраст сейчас такой, вздорный и неразумный. Мозги если и появятся, то позже. Шучу! Я в тебе нисколько не сомневаюсь. Ты девочка у нас умненькая. Подростки все такие – чуток не в себе.

– И мама такой была?

– А как же! Это сейчас она знает, как надо, а тогда… Ох, и досталось нам с дедом! Ему-то хорошо было. Умотает на свои учения – и трава не расти. А я тут с ума сходила. Всякое бывало. Не мне тебе об этом рассказывать, конечно, но ты должна понимать, что мама ведь тоже не с Луны свалилась и не с бородой родилась. Все проходила то же, что и ты. А потому понимает тебя, пусть и отчасти в силу возраста. А ты помоги ей немножко. Колючки спрячь. Пусть не все и не всегда, но все-таки. Умение себя контролировать, Машка, великая вещь! Очень потом в жизни тебе пригодится. Как и понимание того, что родным больно сделать куда как проще, чем чужим. Уж поверь мне.

– А как мама чудила, когда такая, как я, была?

– У нее спроси!

– Ну, ба!

– Ладно. Все не буду рассказывать, а один эпизод поведаю. Мало ли, вдруг ты тоже придумаешь покурить попробовать.

– Не придумаю! Мне не нравится запах! И целоваться потом неприятно! Как с пепельницей!

– Мария! Что я слышу?!

– А что такого я сказала? Разве это неправда?

– Ты сама пробовала?

– Бабуля, не начинай! Не нужно понимать мои слова так буквально! Так что там с мамой?

– А ничего. Дед твой как-то ее поймал у подъезда с сигаретой. Представляешь, какая дурочка? Нет бы за углом где-нибудь втихаря с подружками, а она пристроилась на лавочке вечером, думая, что отца дома нет, а я не увижу, чем они там занимаются. Темно же. Она тогда во вторую смену училась и приходила зимой, когда на улице уже совсем темно было. Я не встречала, как она тебя. Школа во дворе, считай, да и не ходили они с подружками поодиночке. Всегда толпой. Вот и на лавочке тогда сидели всей своей веселой компанией. Как же! Попробуй выделиться из стада!

– И что дед?

– Промаршировал мимо, сделав вид, что не заметил. А потом открыл дверь подъезда и гаркнул так, что с козырька снег посыпался. Даром, что ли, командный голос вырабатывал? Вот и пригодилось. Девок с лавки сдуло, а мать твоя поплелась домой, понимая, что будет буря.

– Была?

– Нет. Отец ее к себе в кабинет отвел, усадил в кресло и достал коробку настоящих кубинских сигар, которые ему кто-то подарил. Не знали, что он не курит.

– Зачем?

– Что зачем?

– Сигары достал?

– Чтобы дать прикурить маме твоей. Выкурить она даже одну не смогла бы, конечно. А вот прикурить для деда – запросто. Грамотная же, чего уж… Дед делал вид, что курит, а мама твоя становилась похожей на елочку. Зелененькая такая стала – хоть сейчас гирлянды на нее вешай! После третьей взвыла, а после пятой решила, что курение – это не ее тема. Как же ей было тогда плохо… Два дня я ее откачивала. Но после этого ни разу не видела, чтобы она курила.

– Бывает иногда. Когда нервничает сильно.

– Да ты что… Хорошо, что дед не знает о том, что его метод не сработал на долгосрочную перспективу, – Любовь Николаевна рассмеялась. – Бедовые вы у нас девицы получились! Ох, Машка, что с вами делать?

– Жалеть, любить, простить! Ба, спасибо!