Наблюдать эту картину далее и бездействовать я счет неразумным, и, сложив подзорную трубу, подбросил в костер побольше заранее собранных листьев лопуха. Огонь почти притух, зато в небо повалил густой хвост жирного белого дыма. В тот же миг справа и слева из подлеска прямой наводкой ударили пушки: картечь выкосила до трети нападавших, а оставшиеся в живых, не ожидавшие такой внезапной атаки с флангов, бросились наутек.

Однако праздновать победу было рано. Я снова приник к подзорной трубе: судя по поднимающимся в небо облакам пыли, на нас неслась вражеская конница в попытке перескочить уже изрядно потрепанные заграждения и углубиться в линию нашей обороны. Не теряя времени, я подбросил в огонь еловый лапник, отчего дым сделался желтоватым.

Волна кавалерии втянулась в луговину, словно вода в узкую воронку, но в тот же миг лошади первых рядов всадников, сходу налетев на натянутый над землей канат, покатились кубарем, ломая ноги. Это вызвало эффект лавины: задние ряды, не успев сбросить скорость, споткнулись о своих менее удачливых товарищей, усиливая создавшуюся свалку. Им встретила нестройная трескотня ружей укрывшихся за телегами мятежников, а спустя мгновение из леса снова вдарили пушки. Лихая кавалерийская атака сорвалась: оставив на поле боя тела своих товарищей, всадники развернулись и поскакали прочь.

Мне с огромным трудом удалось уговорить опьяненную столь сокрушительной победой Мару остановить войско, вознамерившееся брать Геррод приступом прямо сейчас. К вечеру того же дня мы продвинулись вперед намного дальше тех позиций, которые мятежники оставили вчера, оказавшись на подступах к столице. Нужно было передохнуть, подсчитать потери, перевязать раненых и подготовится к следующей, уже решающей битве. Повстанцы встали лагерем в перелеске, откуда в подзорную трубу уже видны были окраины Геррода, я настоял на том, чтобы на каждой ведущей из города дороге и тропе выставили дозор. Сами мы в сопровождении Аквилии решили заночевать в небольшом поместье с названием «Да Бант», что обнаружилось в стороне от проезжего тракта.

При ближайшем рассмотрении поместье оказалось бедным и сильно запущенным. Усадьба давно не ремонтировалась, ее облупленные стены встретили нас разросшимся вьюном, а старая черепичная крыша почернела от времени и покрылась мохом. Дорожки некогда ухоженного парка превратились в звериные тропы, а газоны, за которыми никто не ухаживал вот уже много лет, заросли травами выше человеческого и орочьего роста. Внутри пахло плесенью и сыростью, повсюду лежала пыль и царило запустение. Аквилия поморщила носик, но смиренно приняла этот удар судьбы, удалившись в сопровождении Кастора в одну из предоставленных ей комнат. Впрочем, и хозяин усадьбы, назвавшийся бароном Фанком да Бантом, оказался подстать своему поместью: неопрятный и сутулый человек средних лет, крайне недовольный тем, что в его владение вторглась вооруженная толпа и принялась тут распоряжаться. Больше всего барона, судя по всему, раздражало присутствие нашей троицы.

— Эти животные тоже собираются жить в моем доме? — кивнув на нас, обратился он к Аквилии, в которой безошибочно определил главную.

— Попредержи язык, любезный, — осадила его Отра, определенно пребывавшая в дурном расположении духа.

— Я не к тебе обращаюсь, — грубо огрызнулся барон да Бант. — Раскроешь свой поганый рот, когда благородные люди позволят тебе это сделать.

Прежде чем я успел вмешаться и что-либо предпринять, барона сгребла за шиворот большая зеленая пятерня, чуть приподняла над землей, слегка встряхнула и снова поставила на землю.

— Это самое, ты оскорбил мою спутницу — произнес проделавший все эти нехитрые манипуляции Холт, и его тон не сулил обидчику ничего хорошего. — Я вызываю тебя на дуэль. Грат, будь любезен стать моим секундантом!

— Если Люциан удержится на троне, у тебя возникнут крупные неприятности, — с некоторой иронией в голосе предупредил я.

— Чего это? — поинтересовался Холт.

— По законам Валлора дуэли допускаются только между равными, при этом обе стороны должны происходить из благородного сословия. В твоем случае это требование не соблюдается. Если ты прикончишь да Банта, Аквилия тебя, безусловно, поймет и простит, но она пока еще все-таки не королева. А вот на снисхождение Люциана рассчитывать не приходится, он с удовольствием отправит тебя на плаху, как обычного преступника — за убийство благородного гражданина простолюдином в Валлоре полагается смертная казнь.

— А я поступлю как ты, — пожал плечами мой друг, — потребую эту, как её… ондатру!

— Ордалию?

— Вот-вот, оладию.

На этом наша задушевная беседа закончилась, и я отправился спать: более суток без сна отразились на мне ужасной слабостью, я почти что отключался на ходу. Проснулся я от жуткого грохота, доносившегося из приоткрытого окна: с той стороны стреляли. Вскочив на ноги, я выбежал во двор — только перестрелки нам тут еще не хватало!

Однако, как оказалось, ничего страшного не происходило: стреляла Мара. Раздобыв где-то пузатые винные бутылки, она устроила на заднем дворе импровизированный тир. Я невольно залюбовался: замерев в двух десятках шагов спиной к цели, она вскидывала пистоль, разворачивалась, и сразу же нажимала на спуск, причем, как мне казалось — практически не целясь. Бах! — и очередная бутыль разлеталась в дребезги фонтаном темных осколков.

— Научишь меня так стрелять? — поинтересовался я, подойдя поближе.

— Запросто, — улыбнулась девица. — Но только если ты научишь меня фехтовать. Уговор?

— Уговор.

— Тогда держи.

В мою ладонь легла изящная резная рукоять пистоля, все еще хранившая тепло ее руки.

— Подними оружие. Нет, не так, не выпрямляй до конца руку, иначе она быстро устанет, чуть согни локоть. Вот, хорошо. На спусковой крючок нужно нажимать самой подушечкой пальца, а не средней фалангой. Так ты будешь лучше чувствовать пистоль. Хорошо, теперь направь мушку чуть ниже цели, пуля из ствола летит вверх. Если цель двигается, стрелять нужно с упреждением. Запомни: когда ты дышишь, у тебя колышется грудь и вместе с ней двигается рука. Поэтому задержи дыхание, досчитай про себя до трех, и тогда стреляй. Дольше тянуть нельзя, мышцы устанут, и рука станет дрожать. Готов? Давай!

Я сделал все, как сказала Мара: поднял стол, зажмурил один глаз, прицелился чуть ниже бутыли, задержал дыхание, досчитал до трех, и чуть сильнее надавил на спуск подушечкой указательного пальца. Бабах! — бутылка, жалобно звякнув, разлетелась на куски.

— Вот видишь, все получилось! — одобрительно похлопала меня по плечу девица, и снова широко улыбнулась. — Если будешь регулярно тренироваться, станешь отличным стрелком.

Улыбка Мары показалась мне несколько странной, я бы даже сказал, немного хищной. Приглядевшись, я понял почему: в ровном ряду ее зубов резко выделялась парочка острых клычков. Слишком уж острых для обычного человека.

— А скажи-ка мне, у тебя в роду, часом, не было представителей моего народа? — как бы между прочим поинтересовался я.

— Бабушка была оркой, — пожала плечами Мара.

Ага, вот оно что. То-то ее кожа показалась мне какой-то нездорово бледной. На самом деле, она имела чуть зеленоватый оттенок.

— Думаю, если бы ты не ввязалась в эту историю, могла бы стать отличной охотницей, — похвалил девушку я, возвращая пистоль.

— Скорее, художницей, — ответила Мара. — Люблю рисовать, хотя дядя не приветствовал это мое увлечение. Пристроилась бы в какую-нибудь мастерскую или лавку, расписывала бы посуду. Еще стишки сочинять люблю. Всяко лучше, чем по лесам бегать. Хотя бегать по лесам тоже интересно!

Позавтракав постной кашей, я отправился на розыски Холта и обнаружил его в обществе Отры, яростно начищавшего промасленной тряпицей клинок своей шпаги. До дуэли, назначенной в полдень, оставалось чуть более четверти часа, и мой друг определенно нервничал.