Асланов предполагал, что перед партийной комиссией командир крейсера непременно будет искать встреч с ним для подтверждения гарантий своей безопасности. Так оно и вышло. На следующий день Анатолий Михайлович предложил ему вместе на командирском катере прокатиться до Угольной пристани в расположение тринадцатой бригады. Асланов дал согласие. "Время движения составит около десяти минут разговора с ним, – думал Асланов, – вполне хватит для объяснения". Анатолия Михайловича он не боялся, даже, наоборот, с любопытством ждал встречи с ним. Лагун знал, что от того, что скажет на парткомиссии старший лейтенант, зависит его дальнейшая карьера. Правда, его заверили, что Асланов будет менять свои показания в его пользу. Но кто его знает, что можно ожидать от человека, которого он в течение шести месяцев оскорблял и унижал практически ежедневно и часто в присутствии всего офицерского состава.
Как только катер отошел от крейсера, командир приблизился к Асланову и вдруг неожиданно для него снял форменную фуражку. Дрожащим голосом, лишенным всякого достоинства, Анатолий Михайлович начал жалобно:
– Ну что ты скажешь на парткомиссии, Руслан?
От блеющего командирского голоса Асланов неожиданно растерялся. Перед ним стоял абсолютно раздавленный и потерявшийся человек. "Как хорошо все-таки умеет работать особый отдел. Да, дураков там точно не держат", – подумал Асланов.
– Анатолий Михайлович, я обещал адмиралу при встрече, что поменяю свои показания в Вашу пользу. Решение свое я менять не намерен и на парткомиссии откажусь от своих предварительных показаний.
– Спасибо, Руслан, – жалко пролепетал Лагун.
"Ну и ну, – только и подумал Асланов, – вот так ломаются судьбы. Или в князи или в грязи".
В огромном холле политотдела кроме дежурного офицера на стульях у стены он заметил контр-адмирала Тусяева, капитанов второго рангов Бегринца и Золлонова. Асланов вежливо пропустил Лагуна вперед как старшего по званию, поздоровался с присутствующими и не дожидаясь ответного приветствия, подошел к дежурному по политотделу, представился. Дежурный сразу же предложил войти, сказав, что Асланова уже спрашивали. Указал на дверь, обитую дерматином. На медной выдраенной табличке он прочел: "Начальник политотдела в/ч 25160 капитан первого ранга Черный Виктор Петрович". Асланов открыл дверь и вошел в ярко освещенный кабинет, мало уступающий по размерам холлу политического отдела. Слева за письменным столом восседал хозяин кабинета, за его спиной расположился цвет политического отдела Черноморского флота. "Всего тринадцать и ни одного ниже звания капитана первого ранга", – отметил Асланов. Громко и отчетливо доложил:
– Товарищ капитан первого ранга, старший лейтенант Асланов прибыл по вашему приказанию.
Все тринадцать старших офицеров-политработников впились в него глазами, пытаясь проникнуть в самые мысли человека, который поставил весь политический аппарат флота на уши. Асланов терпеливо ждал и внутренне готовился к началу разговора.
– Асланов, – обратился к нему по фамилии хозяин кабинета, – Вы, когда входили в кабинет, обратили внимание на офицеров, сидящих в холе? Вы знаете, зачем их пригласили на парткомиссию и почему Вас пригласили сюда, Вы можете нам доложить?
– Товарищ капитан первого ранга, – начал Асланов, – в холле политического отдела я узнал из сидящих капитана первого ранга Лагуна, моего командира, капитана второго ранга Бегринца – старшего помощника крейсера " Ж…в" и помощника командира капитана второго ранга Золлонова и еще контр-адмирала, неизвестного мне. Причину нахождения их в политотделе не знаю. Мне также неизвестно, почему меня вызвали на парткомиссию.
Один из "инквизиторов" справа от письменного стола поинтересовался:
– Асланов, а что Вам известно о происшедшем в общежитии несовершеннолетних девушек? Вы ведь там бывали?
– Да, товарищ капитан первого ранга, мне известно это общежитие. Оно находится рядом с Ушаковой балкой. Но что там произошло, я не знаю. Я не бываю в этом учреждении, и знакомых у меня там нет.
Почувствовал по лицам сидящих, что ответом они довольны. Чтобы соблюсти формальность, задали еще несколько вопросов из биографии и по специальности старшего лейтенанта. Тему закрыл хозяин кабинета:
– Асланов, Вы свободны, вопросов к Вам у нас больше нет. Сейчас Вы выйдите из этого кабинета, и мы должны быть уверены, что потом у Вас не появятся новые версии и варианты по лицам, находящимся за этой дверью. Вы понимаете, о чем я говорю?
– Товарищ капитан первого ранга, – громко и отчетливо доложил Асланов, – когда я выйду из Вашего кабинета, у меня не появится новых вариантов и версий по поводу находящихся в холле.
Услышав долгожданное "можете идти", отработал поворот через левое плечо и быстро покинул кабинет. Не обращая никакого внимания на сидящих в холле, вышел во двор. Достал из кармана военной тужурки пачку "Беломора", затянулся папиросой.
В ресторане "Старый Крым" гремела музыка, его явно заждались.
– Надеюсь, я не очень опоздал? – извинился Асланов, присаживаясь за стол.
За столиком три подвыпивших старших лейтенанта. "По третьей выпили, – определил по лицам Асланов. – Сидят уже минут тридцать". Саша Гапонов наполнил стакан до краев водкой, подал Руслану:
– Догоняй, мы уже по третьей пригубили!
– За флотскую дружбу! – предложил Руслан и залпом выпил.
– Закуси, – предложил Саша.
– Мы, русские, после первой не закусываем! – развеселился Руслан.
Потом пили много и с хорошим настроением. Часа через четыре вышли на Большую Морскую, пошли по направлению к набережной. "Надо же, – думал Асланов, – ни в одном глазу, Лагун, сукин сын, достал все-таки меня. Опьянеть по-человечески не могу. Вот и верь после этого людям". Последнюю фразу он произнес вслух.
– Ты это к чему, Руслан? – спросил Саша.
– Да вот стишок сочинил на ходу.
– Расскажи, мы тоже посмеяться хотим, – пристали друзья.
– Ну хорошо, хорошо. Сейчас.
Руслан остановился и, театрально подняв руку, начал декламировать услышанное еще на факультете стихотворение:
Вот и верь после этого людям,
Отдалась я ему при луне,
А он взял мои девичьи груди
И узлом завязал на спине!
Чеченец
Весной 1980 года я проходил службу на корабле управления крейсере «Жданов» в должности врача-хирурга. Представьте себе железную махину длиной в 210 метров, шириной 23 и высотой 35 метров, а еще под водой семь метров подводной части корпуса, называемой осадкой корабля. И главные характеристики: вес – почти 18 000 тонн, а скорость хода – 32 узла или 60 км/час. Экипаж – 1100 человек. Естественно, крейсер не имел возможности, как другие корабли с меньшим тоннажем, стоять у пристани, потому что мог сесть на мель. Поэтому все крейсера стояли в Севастопольской бухте на бочках параллельно друг к другу и поодаль от берега, насколько позволяла осадка корабля.
Крейсер «Жданов» находился метров на сто левее пристани 1-го Военно-Морского госпиталя, а рядом на расстоянии двух кабельтовых (один кабельтов равен 185 метрам) расположился крейсер «Дзержинский» того же проекта, что и «Жданов» 68-бис. Офицер или матрос, вновь прибывший на корабль, обязан в течение трех месяцев изучить его досконально, знать параметры: его вооружение; расположение боевых частей и служб; расположение и предназначение всех помещений на корабле, в том числе в части, касающейся своего подразделения, а затем сдать экзамен на самостоятельное обслуживание своего заведования, иначе на берег схода не будет.
Три месяца я добросовестно изучал параметры корабля, а зачет сдавал лично командиру корабля и сдал с третьего раза. На крейсере служили всего два врача – мой непосредственный начальник майор медицинской службы Шулейко и врач–хирург лейтенант медицинской службы Асланов, автор этих строк. Еще у нас в штате числились рентген-лаборант мичман Пшеничный и четыре матроса срочной службы. Я находился в каюте, когда раздался звонок от дежурного офицера по кораблю.