Это не помогало. От её слов Соня стала реветь ещё больше. Кровь размазалась по всему лицу и рукам, испачкала белую кофту. Даже на, тогда ещё темных, волосах были небольшие красные капли. Симптомы почти кончились, остался неизведанный страх и голоса, будто знакомые, но сильно искажённые. Слов до сих пор было не разобрать.

– Надя, что с ней? – спросила медсестра Марина.

– Я не знаю. Сидела, сидела, а потом просто свалилась на парту без сознания.

Медсестра открыла чемодан, достала ватку и бутылочку нашатыря, на всякий случай.

– Саша, не уходи. В дальнем шкафу нижний ящик. Там, посмотри, внизу лежат полотенца. Дай мне одно.

Пока медсестра аккуратно вытирала лицо Соне, Саша, недовольно цокнув, злая, пошла к шкафу. Открыла первый шкафчик – одни книги. Второй – тоже самое. В оставшихся двух, помимо всяких учебников, стояли несколько бутылок вина и коньяка.

– Надежда Петровна, тут ничего нет.

Учительница обернулась и охнула, увидев, в какой ящик залезла Саша.

– Ты не тот ящик открыла! Я же сказала, в том шкафчике, на котором стоит Конституция!

– Вы про нее ничего не говорили, только сказали, что шкаф в углу, – обиженно сказала Саша.

– Ты опять ни черта не слушаешь! Всё, не мешайся под ногами, свободна!

Саша закинула учебники в сумку и, громко топая, вышла из класса, не забыв хлопнуть дверью. Надежда Петровна сама достала несколько полотенец, намочила их теплой водой и вернулась к Соне.

– Надь, ты чего так с ней? Из-за бутылок что ли?

– Говорила же, давайте в учительской их оставим, зачем у меня хранить, тем более Восьмое марта только через месяц. А она разболтает сейчас всем. Я же вижу, кем она растет. Будущая прошмандовка. Четырнадцать лет, а уже одевается как шлюха. Ты на эти стрелки посмотри – ужас! В наше время за такое бы высекли и заставили всё это смывать. Она главная сплетница в этом гребанном восьмом «Г» классе. Не просто так он под такой буквой. Она и её подружка Лера Смирнова. Помяни мое слово, они что-нибудь точно учудят, не сейчас, так через год или два.

Выдавая эту гневную тираду, Надежда Петровна протирала лицо Сони от крови и как будто не осознавала, что та её прекрасно слышит.

– Соня, мне нужен телефон твоей матери или отца. Я же вижу, что ты себя плохо чувствуешь, тебе надо домой и вызвать врача. Как у неё с давлением, Марин?

– Пониженное, причем слишком. Может, скорую?

– Не надо из мухи слона делать. Наверное, на погоду такая реакция, я себя тоже не очень хорошо чувствую.

– Но у неё ещё и температура.

– Я уверена, что врач, которого вызовет её мать, во всём разберется без нас. Соня, ты скажешь номер или нет? – процедила сквозь зубы учительница.

Соня молча полезла в портфель за телефоном. Она не помнила номер мамы наизусть, но нашла в контактах номер и вялыми пальцами нажала кнопку вызова. Учительница нетерпеливо вырвала телефон у неё из рук.

– Как твою маму зовут? – прошептала Надежда Петровна. – Алло, здравствуйте. Нет, нет, это не Соня. Я учительница по обществознанию, Надежда Петровна. Нет, совсем не поэтому. Ваша дочь заболела, и мы бы хотели, чтобы вы забрали её домой. Нет, не можем. Я не возьму на себя такую ответственность. Нет, одну мы её никуда не отпустим, пока не кончатся уроки по расписанию. Она будет вас ждать в кабинете медсестры. Да, хорошо, ждём.

Надежда Петровна вернула телефон обратно Соне.

– Соня, идти сама сможешь? Тебе уже полегче?

Соня неуверенно кивнула.

– Тогда пойди умойся, потом медсестра поможет тебе дойти до её кабинета. Нет-нет, тетрадь оставь. Я сама всё уберу.

Соня встала и медленно пошла к раковине. Из небольшого зеркальца на неё смотрело худое, бледное лицо с красными глазами и торчащими из носа ватками. Соня включила воду и вытерла остатки крови с аккуратного носика и щек. Попыталась убрать пятна с кофты, но лишь размазала их.

– Твой портфель принесут, за него не переживай.

Медсестра взяла Соню под руку, и они неторопливо вышли из класса. В коридоре уже столпилось несколько десятков школьников. У кого-то тут был следующий урок, а кто-то просто хотел посмотреть на Соню. Слух о том, что девочка из восьмого класса потеряла сознание и истекала кровью, облетел всю Сокиловскую школу за одну лишь перемену. Исподтишка на неё были направлены несколько телефонов. Соня, как могла, прикрывала размазанные капли крови, но дети всё равно нагло пялились на неё, рассматривали в упор. Большинство почему-то посмеивалось над ней. Она видела каждую ухмылку на их лицах, слышала каждый шепот.

Вдруг шепот стал громче, от чего резко заболела голова. Она слышала, как кто-то называл её больной или помешанной. Голоса становились громче, ей уже казалось, что все смеются над ней. Соня не выдержала и закричала.

– Хватит на меня смотреть, заткнитесь!

Тишина. Несколько секунд стояла полная тишина, пока откуда-то слева не раздался легкий смешок. Потом не только слева, но и сзади, спереди – со всех сторон. От обиды Соня заплакала и побежала вперед, расталкивая оказавшихся на пути пятиклассников. Кто-то поставил ей подножку, и она больно упала на колени. Громкий смех звучал со всех сторон, ей казалось, что и медсестра хохочет, показывая на неё пальцем. Соня свернулась калачиком посередине коридора и рыдала от боли, но больше от обиды.

Внезапно прозвенел спасительный звонок. Школьники расходились по кабинетам, оставив Соню одну. Это было первое явное проявление болезни и впоследствии далеко не последнее.

В комнате Сони был сильный беспорядок. Голоса, которые уже пару месяцев не появлялись в голове, говорили ей, что «хаос главенствует над всем» и что «опускаться до уборки комнаты – это грех». Так, по крайней мере, она рассказывала маме, что бы та её не трогала по пустякам. Первое время Соня не понимала и боялась голосов. Сперва он был один. «Матушка» появилась через несколько лет после смерти сестры. Она была женщина яростной и строгой. Именно она принимала на себя удары отца Сони. Тот, когда был пьяным, считал, что ремень – лучший способ воспитания девочек. Позже, когда Соня увлеклась гаданием на картах, появился голос мальчика-подростка. Поначалу он шептал что-то непонятное при раскладах, потом окреп, нахватался плохих слов и выкрикивал их невпопад. Спустя время Соня начала понимать, что он хочет сказать. Тогда он стал ещё одним полноценным жителем её головы.

Под столом валялись пустые банки из-под энергетиков. Врачи запрещали ей их пить, тем более с таблетками, но Соня нравилась эта «игра со смертью». Так тоже говорил голос. Над кроватью висели постеры Bring Me The Horizon и Suicide Silence. Особенно выделялся здоровенный плакат ныне покойного Митча «Удачливого». Он был обклеен самодельными розовыми и чёрными сердечками из бумаги. Ох, сколько же слёз и крови она пролила, когда узнала, что он разбился на мотоцикле, – и это в её день рождения!

На стене висела запылившаяся скрипка. Много лет назад на ней играла сестра. Хорошо играла, Соне нравилось слушать, как она наигрывает мелодии из фильмов. После смерти старшенькой скрипку закрепили на стене и строго-настрого запретили к ней прикасаться. Соня бросила на неё недоверчивый взгляд. Когда никого не было дома, она иногда снимала её с места и пробовала что-то наигрывать на манер сестры. Сейчас же она не была уверена, что осталась дома одна, поэтому оставила эту идею.

В школу идти не хотелось. Последние два года она по-настоящему её ненавидела. Прошлой зимой, Матушка требовала «сжечь к чертям собачьим эту школу», но после приёма мощных порций таблеток она утихла на пару недель. Голоса не любили пропадать, а Соне нужен был контроль над ними. Так и договорились: голоса не лезут в реальную жизнь, а она не пичкает их таблетками. Договор был нарушен на следующий день, и Соне пришлось пропить половину курса «Кветиапина».

Соня потянулась, сделала глоток горячего чая и пошла собираться. Школьный дресс-код её изрядно раздражал, и она, конечно же, его не соблюдала. Анархия – мать порядка. Ей не нравились белые блузки, вообще все белые вещи. В памяти очень плотно отложился момент, когда она судорожно пыталась оттереть с белой школьной блузки капли крови.