— Они школу начали строить. Я разговаривал с ними в прошлый раз, когда ездил в город. Они говорили, что детям трудно ходить в школу в соседнюю деревню, особенно зимой. Теперь, мол, пусть у нас будет собственная школа… И очень хорошо они делают. Видал — маленькая деревенька, а объединились, так вперед пошли…

Ахмету понравились и красивая деревня, и ее жители, бодрые и веселые в работе. И ему очень захотелось, чтобы и у них в деревне создали колхоз.

Через несколько верст они добрались до очень красивой реки. Насир-агай свернул с дороги и остановил лошадь под мощным деревом.

— Здесь переночуем, — проговорил он. — И солнце уже садится, и гнедая устала, да и мы проголодались.

Насир-агай начал распрягать лошадь.

— А ты, сынок, возьми-ка чайник и сбегай за водой, — обратился он к Ахмету. — Да набирай лучше на быстрине, там вода почище. Напьемся чаю.

Захватив чайник, Ахмет направился к реке. Он прошел между деревьями и остановился на берегу, там, где вода громко журчала и плескалась. Хорошенько прополоскав чайник, Ахмет зачерпнул воды и поставил чайник в сторонке. Засучив рукава, он умылся студеной водой. От ее прохлады ему стало совсем хорошо.

Когда сын принес воду, отец уже распряг лошадь и привязал к стволу дерева, чтобы остыла с дороги, а сам с топором в руках собирал сушняк для костра.

Спустя еще немного времени они повесили чайник над огнем. Сухой хворост горел ярко, с приятным треском.

Актырнак лежит на траве и с удовольствием наблюдает все это. Ахмет сидит у костра, подбрасывая в пламя сучья и ветки, — кипятит чай. Насир-агай достает кое-что из арбы и готовит место для чаепития.

Чайник не заставил себя долго ждать, вскипел быстро. Заварили чай, расстелили на траве скатерть, расставили на ней еду, захваченную из дому, и чаепитие началось. И чай, и вся снедь показались путникам и вкусней и слаще, чем дома.

И Актырнак кое-что перепало: кусочки хлеба, остатки холодного мяса, косточки всякие. Чай же нисколько не интересовал собаку. Глядя на куски мяса в руках отца и сына, Актырнак ждала, когда ей перепадет доля этой вкуснотищи. И у нее маслено блестели глаза всякий раз, как люди отправляли в рот кусок за куском. Она думала, наклонив голову набок: «Эх, если бы и мне когда-нибудь довелось вволю поесть этой вкусноты, вот было бы здорово!»

Вокруг, в чаще деревьев, копошатся какие-то зверьки, колышется листва, птицы перелетают с ветки на ветку. Актырнак хоть и поворачивает голову на этот шум, как бы собираясь ринуться туда, однако боится упустить кусок еды.

За разговором да за вкусным чаем не заметили, что прошло много времени… Когда чай в чайнике остывал, его снова подогревали.

Отец с сыном уже заканчивали чаепитие, когда услышали, как лошадь принялась топтаться на месте и дергать привязь, словно собиралась уйти. Гнедая будто хотела дать понять людям, что и она проголодалась. Насколько позволяла привязь, гнедая тянулась к нижним ветвям дерева и обрывала губами листья.

Ахмет подошел к лошади, пощупал холку.

— Может, отпустим ее пастись, — обратился он к отцу, — она уже остыла…

Насир-агай неторопливо ответил:

— Пусть еще чуток постоит. День был жаркий. Ехали долго да по солнцепеку. Нельзя ее сразу на свежую травку пускать. Сначала подбросим ей сена.

Ахмет отправился поискать ягод. Вслед за ним поднялась и Актырнак. Походила немного, принюхиваясь, и вдруг пропала.

Неожиданно из-за деревьев что-то стремительно выскочило и опрометью метнулось в противоположную сторону. Вслед стремглав выбежала Актырнак и кинулась в погоню.

Ахмет сначала было испугался, но, сообразив, что это был заяц, спокойно посмотрел им вслед.

Скоро Актырнак вернулась. Видать, заяц запутал след, и собака его не поймала.

Когда Ахмет возвратился к арбе, то увидел, что отец уже пустил лошадь пастись и снова разжег костер, положив в огонь толстые сучья.

Насир-агай убрал посуду и сложил ее в арбу, а потом сказал Ахмету:

— Ты ложись, сынок. Завтра тронемся в путь пораньше.

Ахмет настелил сена, сверху бросил рогожку, укрылся с головой своей стеганкой и лег спать, не разуваясь. Актырнак лежала под арбой и сверкала оттуда своими глазами.

На деревьях вокруг шумели птицы, лошадь с хрустом жевала сено. Слушая пение птиц и глядя на мерцающие в небе звезды, Ахмет не заметил, как сладко заснул. Он не слышал, как ночью чем-то встревоженная Актырнак несколько раз отрывисто тявкала, не чувствовал, как на лицо ему с писком садились комары и кусали его…

Показался город

Наутро Ахмета разбудил голос отца:

— Вставай, сынок. Ехать надо…

Забрезжил рассвет, на горизонте посветлело. Запели птицы. Отец смазал колеса и начал запрягать лошадь. Актырнак неподалеку вынюхивала чью-то нору.

Накинув на плечи стеганку, Ахмет быстренько сбегал к реке, умылся. Гнедую запрягли. Подошло время трогаться. Они еще раз осмотрели все вокруг арбы: не забыли ли чего. Убедившись, что ничего не оставили, путники выехали на дорогу и двинулись к городу.

Уже и солнце показалось, когда они проехали реку, пересекли поле и поднялись в гору. С этого возвышенного места хорошо просматривались высокие, большие городские дома, сиявшие под лучами восходящего солнца.

— Вон, сынок, уж и город виднеется. Через часок доберемся, — сказал Насир-агай и подхлестнул лошадь.

Даже издали город показался Ахмету очень красивым и большим. Его поразило и множество домов, даже на расстоянии таких огромных, и высокие дымящиеся трубы, и церкви, и минареты мечетей.

Актырнак, наверное, еще не видела города: она как ни в чем не бывало то пропадает между деревьями, то возвращается и осматривается, вынюхивая что-то.

Чем ближе к городу, тем больше попадалось им людей, и едущих в город, и возвращающихся оттуда. Путников стало еще больше, когда они выехали на широкую дорогу, посыпанную песком и с канавами по обочинам.

Недалеко от этой дороги, по высокой ровной насыпи, оставляя за собой густые клубы дыма, двигалось что-то большое, черное, таща за собой много домиков, каждый с маленькую деревенскую избу. Двигалось оно очень быстро, гулко стучали сотни его колес. То, что тянуло домики, непрерывно фыркало: гап-уф, гап-уф. Ахмет глядел во все глаза. Вот прямо из хребта этого черного начал выходить густой белый пар, и тут же громкий звук огласил окрестности.

Зимой в школе учитель много рассказывал ребятам о паровозе, вагонах, которые ходят по железной дороге, и Ахмет не раз видел их на картинках в учебнике и немного читал о них. Поэтому Ахмет сразу понял, что нечто черное, которое громко фыркает и тянет за собой много домиков-вагонов, — паровоз, а ровная высокая насыпь, по которой он движется, это железная дорога. Но чтобы убедиться в этом, он все-таки спросил у отца:

— Атай, что это там так быстро бежит?

— А это и есть железная дорога, — отвечал Насир-агай.

И он рассказал сыну о том, как он несколько недель ехал на германский фронт и возвращался оттуда поездом по железной дороге, о том, как паровоз обгоняет даже самого быстроногого скакуна, что один паровоз может перевезти несколько тысяч пудов груза, сотни людей.

Тем временем паровоз и вагоны уже прошли несколько верст и скрылись за горой.

Вот и большая река Волга. Она течет возле самого города. А какой огромный мост через нее!

Ахмета поразили и красота моста, и его длина и ширина. По мосту могли ехать рядом сразу несколько телег.

Вдруг мальчик услышал протяжный, как у паровоза, но гораздо более низкий гудок и повернулся в ту сторону. Ахмет увидел, что вдоль берега, вспенивая воду, плывет по Волге что-то белое, двухэтажное, со множеством окон и очень толстой трубой на крыше.

Хоть Ахмет и сообразил, что это пароход, но вдруг растерялся и неожиданно спросил у отца:

— Атай, а что это там плывет такое большое?

— Это, сынок, пароход. Он возит по воде людей и всякие грузы, — сказал отец.

Разглядывая все эти диковинки, Ахмет совсем забыл про Актырнак. Теперь он вдруг вспомнил о ней и осмотрелся, не отстала ли собака. Но Актырнак не отстала. Высунув язык, она шла по мосту рядом с арбой. Успокоившись, что Актырнак здесь, Ахмет снова принялся рассматривать пароход. А пароход, видно, устал от долгого пути и теперь остановился, выпуская из трубы редкий дымок. По верхней его палубе разгуливало множество людей.