Отпусти его, сын Мой Пётр, – дотронулся до плеча Петра, Учитель.

Иуда, одёрнув ворот и растерев ушибленную шею, начал, – Мы все единое целое рядом с тобой Учитель, а между тем мы все же различны по форме и содержанию нашему.

У нас разные потребности.

Матфей очень любит поесть, поэтому он большой, крупный человек.

Пётр сильный и высокий, на него идёт гораздо больше материала для платья, и вина он любит выпить много больше, прочих.

Иоанн, худенький и изящный, мало ест и мало пьёт.

Мария и Мама, женщины, у них совсем другие предпочтения и запросы нежели у мужчин.

Всё мы разные по плоти своей, но не по духу.

Мне понадобились деньги, на хорошее, справедливое дело.

Одна женщина, давно мне знакомая, она блудница.

Блудница! Вы посмотрите с кем он общается и знается!– вскричал Фома.

Мало того , что ворует деньги , так ещё и тратит их на блудниц!

Фома, Фома! Разве блудница не человек?

Да и что тут такого постыдного, если я посещаю блудниц?

Ведь я мужчина, у каждого есть свои маленькие тайные пристрастия. Удовлетворение потребностей человеческих не является грехом, а это подобно тому, что человек ходит облегчится на горшок.

Разве не достойна уважения, с нами живущая Мария Магдалина, она тоже была блудницей.

Но, не в этом дело в данный момент.

Подошедшая, как раз в это время Мария, услышала ранящие её слова, её лицо зарделась красным цветом.

И без того её рыжие волосы, в сочетании с вспыхнувшим лицом, показались горящим факелом , из её глаз сверкнули молнии в сторону Иуды.

Она не стала слушать продолжение разговора, бегом бросилась вон от стоящих мужчин.

Вот ты какой Иуда, твои слова подобны гною, и Марию обидел, ни кому нет от тебя пощады! – съязвил Филипп.

Иуда, обдал Филиппа, леденящим холодом, из своего черного и глубокого, словно колодец, глаза, и продолжил говорить в своё оправдание.

Я хотел помочь той блуднице, которую помянул.

Для неё я взял два динария, что бы пожертвовать ей.

Дела у неё идут совсем плохо, она несколько дней почти ни чего не ела, и пила только воду.

Как мог я не помочь нуждающейся женщине?

Суди Учитель меня.

Ведь помогаем мы всегда страждущим, немощным , и больным подавая милостыню.

Чем же моё деяние, отлично от прочих?

Казни или милуй, если веришь моему оправданию.

Услышав слова Иуды, все притихли, устремив свои взгляды на Иисуса.

Уже чувствовалась неуверенность, в потупленных глазах Петра.

Назарей глубоко вздохнул, обвел всех присутствующих взглядом, улыбнулся,-

Мы все, есть единое и неделимое целое.

Все имеют право брать деньги из казны, сколько нужно.

Такое же право имеет и брат ваш Иуда.

После этих слов, Он с любовью и нежностью взглянул на Искариота и тут же как бы застеснявшись своего проступка увёл глаза в сторону.

Помиритесь дети мои и больше не ссорьтесь.

Я не вижу в проступке Иуды злого умысла, а только доброе намерение.

Иуда был так благодарен Иисусу, за справедливость Его решения, но решимости не хватило у него в тот момент, что бы броситься в ноги Учителю и целовать их.

Иисус больше не сказав ни слова, развернулся и удалился к себе в комнату, для философских размышлений и молитвы.

Иуда стоял и не знал , что делать дальше.

Молчали и все собравшиеся ученики.

Первым пробудился от замешательства Пётр и словно иерихонская труба протрубила,– дай я тебя поцелую, брат мой Иуда!

И опять , ты оказался мудрее нас всех!

Прости меня, что усомнился я в тебе, и в твоём проступке.

После этих слов Пётр, расставив руки в стороны, навалился всей своей огромной фигурой, на худое, жилистое тело Иуды.

Он обнял его, прижал к своей груди, и пригнувшись к его губам, чмокнул в самые уста.

Не слишком больно потрепал я, тебя?– тихо , на ухо спросил он улыбаясь.

Ничего страшного Пётр, заживёт до праздника, – с хитрицой в голосе, ответил Иуда.

Все стоящие столбами братья, словно очнувшись, после поступка Петра, по очереди стали подходить к Иуде и приносить ему свои извинения, целуясь в самые губы.

Иуда улыбался, принимая извинения братьев, звучно чмокался с каждым подошедшим, после чего, демонстративно отирал уста, усы и бороду, рукавом рубахи.

Последним подошёл к Искариоту, Фома.

Я не готов сейчас целовать тебя Иуда, мне нужно подумать над произошедшим,– сказал он , опустив глаза в землю.

Фома!, Фома!, ты не стал думать в момент когда нужно было это сделать и решил поразмыслить в момент когда , этого делать не следовало.

Ох уж, странный ты Фома, человек!

Ну подумай, подумай и не торопись очень, одну ошибку ты уже совершил, усомнившись во мне.

Какой же ты Фома нерешительный.

............................

Так, бредя по дороге, в голове Иуды всплывали картины воспоминаний, в которых ему хотелось хоть немного обелить себя и оправдать свое жестокое, коварное предательство.

Потом, поздно вечером, когда на улице смеркалось, Фома подошёл к Иуде, попросил прощения и поцеловав его, сказал ,-

Мы все, есть единое и неделимое целое!

Ты имеешь право брать, столько денег, сколько тебе нужно!

Иуда вытаращив на него свой чёрный глаз, спросил, – и для того, что бы повторить слова Учителя, тебе потребовался целый день?

Не бережешь ты время, мудрый Фома.

Вечером, сидя у костра, когда улеглись страсти минувшего дня, Фома, тихо спросил Иуду.

Ты правда посещаешь блудниц, Иуда?

Да, но очень редко.

А почему только блудниц?

Ну кто же захочет иметь дело, без денег, с таким как, я, не красивым, не молодым человеком?

Я же не могучий Пётр, не красивый Иоанн, не умный и гордый Иаков, что бы мной интересовались женщины, за просто так.

Так значит ты, ни раз брал деньги на это дело?

Не раз и что же?

Ведь я выполняю свою работу хорошо, покупаю продукты, одежду, благовония и масла, слежу за казанной, а значит имею право на оплату своего труда, пусть и малую?

Ты же сам сказал, , что я могу брать, столько , сколько мне нужно?

Или это не твои слова и мысли?

Мои, мои слова и мысли, но всё же, что то тут не так.

Ну вот , ты опять сомневаешься, милый Фома.

А Учителю ты веришь?

Он ведь сказал, что мы все, единое и не делимое целое!

Да, да, да, но всё же…

Так ты не веришь Учителю, может ты, не любишь Его?

Нет, нет, верю, верю и люблю!

В воздухе после этих слов Фомы , повисла томительная пауза.

А ты убивал кого ни будь, Иуда? Только скажи честно…– Фома перевёл разговор в другое русло, пристально глядя на играющее пламя костра.

Иуда затих как будто вспоминая, эпизоды своей не легкой жизни .

Убивал…

И запах яда цикуты, мне знаком.

Убивал, запах цикуты…– всё также не отводя глаз от костра, медленно проговорил Фома.

Да убивал, собаку убил в детстве, когда она прокусила мне руку.

Жертвенных животных резал.

Была у меня маленькая глиняная фляга с ядом цикуты, но не воспользовался я ей, не довелось, хотя, хотел, в одном деле.

Наш Учитель спас меня от душегубства, приняв в свой круг.

Грешен я, грешен, как все мы, нет в этом мире чистеньких, да беленьких, все мы в пятнышках.

А уж я, так самый большой грешник буду, и не будет мне прощения во веке веков!

Это уж точно Фома, я тебе говорю.

Фома оторвал взгляд от пламени, и посмотрел в не живой глаз Иуды, будто пытаясь в нём найти ответы на все свои вопросы.

Ну ты Иуда понятно не святой и все мы тоже не ангелы.

А Иисус, тоже в пятнах? Ты как думаешь?

Иуда хитро прищурившись, язвительно всмотрелся в лицо Фомы.

Это значит так ты веруешь Фома в Него?

Да ты что Иуда? Ты не правильно меня понял…

Может и все остальные ученики мучаемы таким вопросом?

А?

Сознайся?

Нет , нет, только Пётр , как то спросил меня , -верую ли я в Иисуса?