Итак, вначале голову пленника брили налысо, а затем плотно обматывали ее мокрой верблюжьей шкурой и оставляли его одного на 5 дней в пустыне на жгучем солнце со связанными руками и ногами, чтобы он не смог двинуться с места, а не то, чтобы куда-то сбежать или искать где-то спасения. Да и где в пустыне можно найти за сотни километров хоть одно живое существо? Выхода у него не было никакого, кроме как ждать своей погибели. Дело в том, что при высыхании кожа верблюда сжимает голову как тиски и вызывает невыносимую боль. Это была та самая шоковая боль, от которой теряют рассудок. Но ужаснее всего было то, что растущие на голове волосы не могли пробиться сквозь толщину верблюжьей кожи и начинали расти к внутренней части головы: они проникали в череп и двигались дальше – к мозгу. Те, кто выживал после таких мучений, становился безвольным существом, не способным больше думать, а только подчиняться всему, что приказывает господин – его владелец. В полной мере потеряв свою память, он не мог бы узнать даже своих родителей, а не то, чтобы вспомнить – кто он и откуда. Само слово «манкурт» означает – «изуродованный», то есть, слабоумный идиот. Он подобен зомби, так как не переживает о потере своей собственной личности, потому что просто не знает, что это такое. Его как бы уже не существует, ибо он сам по себе – ничто: нечто, не обремененное сознанием собственного «я». Это – собака, привязанная к хозяину. Грэсли прочитал одну историю, в которой такого манкурта настроили против его матери, и он убил ее собственными руками. Это было пределом восприятия, через который Грэсли не мог позволить себе перейти, потому что подобное уже грозило повредить его собственный разум. Он понимал, что те манкурты, которые существуют сейчас на окраине территории Империи, что находилась на зеркальной планете, совсем не таким способом приводились к такому состоянию сознания. Нет, это были более изощренные методы, ведь эволюция продвинулась далеко вперед от тех древних времен, когда происходили подобные физические истязания. Но есть методы и страшнее, именно потому, что они могут быть не такими явными и даже невидимыми, но при этом являться не менее изуверскими, с психологической точки зрения. Главное, что при этом достигается нужный результат, и поставленная цель оказывается исполненной. Ведь историческая память является основой чувствующей души, как представлял себе это Грэсли, потому что, отталкиваясь от нее, понимаешь – кто ты на самом деле, откуда ты родом, кто твои предки, и зачем ты живешь на этой планете. Может быть, он понимал не все о той странной земле и ее обитателях, но был убежден в том, что память – это прививка от беспамятства, символ того, что ты существуешь как личность, а не становишься бездушной тварью – рабом своего хозяина. С научной точки зрения само по себе это не является генетической мутацией, потому что такое определение можно будет использовать уже относительно потомков манкурта, если таковые появятся. Но он еще не знал, передается ли это измененное сознание на генном уровне, потому что никогда не сталкивался с подобным явлением. Однако для него было очевидным, что воспитанный манкуртом, сам становится манкуртом, потому что ему никто не может передать информацию ни о его роде, ни о том – кто он и откуда родом его предки. И есть ли они вообще, ибо манкурт об этом не помнит. Значит, все- таки – мутация, но другого типа? – предположил он. Пока что до этого момента Грэсли пытался найти химические причины, при этом все-таки понимая, что это всего лишь почва, основа, на которой прорастает психическая мутация, в чем он уже почти не сомневался. Прошлый век – думать, что мутаген заключен в какие-то известные рамки. Влияние на мозг, на психику – значительно страшнее любого другого мутагена, даже радиации, являющейся внешним мутагеном физического свойства, – обосновывал он свои выводы. Он, конечно, знал такие элементарные вещи, что посредством нейромедиаторов происходит передача электрохимического импульса от нервной клетки через синаптическое пространство, соединяющее собой конец одного нейрона с началом другого, способствуя этим передачи информации между ними. И то, что эти самые нейро медиаторы играют главную роль в развитии агрессивного поведения. Но повышенную агрессию проявляют 32 мутанта. А кто конкретно? Ему было известно, что один из них, усиливающий агрессию, находится в генах бесплодия или неудовлетворенности. И что дальше? Может ли оттуда возникнуть мутация, которая оказывает невероятное влияние на характер эволюции поведения, которое становится странным, неуместным, и это – в лучшем случае? Но ведь подобное характерно для исчезающего вида, – рассуждал Грэсли. Что же происходит на самом деле? С одной стороны агрессия – это черта, необходимая для выживания вида, а с другой стороны – она вредна для социальных организмов, то есть, для жизни в обществе и для нормального существования в нем, когда индивид не противопоставляет себя ему. Он помнил, что важнейшую роль в защите от агрессии внешней среды выполняет иммунитет. А какой иммунитет может быть у того, чье сознание изменено, во-первых, по причине недостаточности йода в организме, ведущей к психопатологическим расстройствам и всевозможным психопатологическим проявлениям, и здесь уже – к психиатру, а во-вторых: он еще не понял, что именно, возможно воспитание, определенные условия развития личности или что-то другое…

Но каким образом за 30 лет эти не совсем здоровые, в психическом смысле, индивиды смогли взять под свою власть всю остальную территорию, где проживало вполне себе, в ту пору, вменяемое население, заставив их изображать из себя идиотов? Это казалось для него необъяснимым, и рушило так хорошо выстраиваемую им систему. Здесь что-то не так, – думал он. Да, мутация сохраняется неограниченно долго в ряду поколений, но только ли это повлияло на распространение подобного восприятия мира, настолько раздвинув свои границы, что это уже стало напоминать какую- то эпидемию. Рассадник заразы. И в этот момент он подумал о словах шефа, который как-то намекнул ему, что на окраине их собственного государства происходящее похоже на эпидемию. Значит – всё сходится?

Грэсли решил, что ему необходимо самому съездить в то место, где периодически возникают необъяснимые события на его планете, чтобы собственными глазами увидеть это. К такому решению его подвигло, конечно, изучение тех жутких историй, свидетелем которых он стал поневоле и по необходимости, потому что это было связанно с его научной работой. Теперь он хотел сравнить со своей планетой: насколько серьезна ситуация здесь. К тому же, он уже очень давно не бывал в тех местах, где родился и провел свое детство и даже немного юности. Если говорить точно, то не был он с тех пор, когда эта часть территории стала самостоятельной, потому что кто-то посчитал, что так будет лучше. Но Грэсли вначале не воспринял это всерьез, а потом потерял всякий интерес к тому, что происходило там, так как его друзья детства резко поменяли отношение к нему, а он не привык навязываться, а тем более доказывать свою правоту тем, кто все для себя уже решил. Он подумал тогда, что это их жизнь, и пусть они живут, как хотят, а он останется при своем мнении. Так было до последнего времени. И хотя, место его рождения не затронуло еще это «необъяснимое возбуждение», по выражению шефа, ему хотелось посмотреть, как они сами относятся к тем заморочкам, которые происходили на западной стороне их независимой страны. Но для того, чтобы отправиться туда, ему нужно было переговорить с Мэрдоном, отвечающим за все передвижения и командировки. Была еще одна сложность: необходимость кого-то оставить в Лаборатории вместо себя, а этим кем-то опять же должен был стать Мэрдон, потому что он был ближе всего к той теме, которой занимался Грэсли. Их испорченные личные отношения играли опосредованную роль, скорее эмоциональную, но с работой это никак не было связано, ибо существовала корпоративная этика, следовать которой должны все. Но в данном случае именно от Мэрдона зависела его возможность поехать туда, куда он собирался. И это очень напрягало Грэсли, так как он вообще не любил зависеть от кого-то в своей работе, да и по жизни тоже, о чем хорошо было известно его девушке Никии, не предъявлявшей на него никаких прав, хотя они были в отношениях достаточно долгое время. Может быть, еще и по этой причине он был так привязан к ней. Ведь сама мысль о том, что придется что-то менять в своей жизни, была ему неприятна, его устраивала та, в которой он находился сейчас, занимаясь тем, что ему больше всего нравилось. Хотя, слово «нравилось» не совсем подходило, это было то, что он должен был сделать здесь, а еще – это было тем, без чего он не мог жить. Несмотря на тот факт, что на планете существовало, по меньшей мере, две религии, он исповедовал ту, которая была ближе всего к его пониманию мира. Он верил, что Душа приходит в этот мир, то есть, воплощается здесь в материальном обличье для того, чтобы исполнить определенные задачи (у каждого они свои). Ну, и заодно пережить все прелести и огорчения этого мира, познав различные эмоции, вызываемые тем, что может предложить ему эта жизнь. Он верил в то, что перед тем, как попасть сюда, Душе дается возможность узнать, что именно с ней произойдет за этот период существования в данном теле. Это похоже на то, как если бы ты смотрел фильм в быстрой перемотке: сюжет, конечно, довольно интересный, ведь он касается лично тебя самого. Значит, Душа заранее знает всё: что именно будет решать здесь, с кем нужно встретиться, что случится. И она, как свободная субстанция, соглашается именно на такой сценарий, понимая, для чего будет что-то делать и к чему это должно привести. Он не знал, как на самом деле в деталях это происходит, но для себя он представлял всё именно таким образом. И почему- то был точно уверен в том, что перед самым «спуском» или «запуском» сюда, память об увиденном будущем стирается. Вероятно, по причине того, что иначе выполнение задачи будет не таким качественным, ибо всевозможные страхи, ожидания, эмоции, направленные на избежание каких-то неприятных вещей, могут усложнить движение к намеченной цели или, если говорить высоким слогом: исполнение предначертанного, некой миссии, предназначения и т. д. Что в нем поддерживало такую уверенность в этом? Да, хотя бы случающиеся у него состояния дежа вю: «я это уже видел» или «я знал, что будет так» подтверждали мысль о том, что это происходит в те моменты, когда Душа вспоминает то, что она видела при том самом быстром просмотре когда-то давно и где-то далеко. Еще он был убежден, что связь с тем, кто его сюда послал, не прекращается никогда. И если он плохо выполняет свою задачу, ему напоминают об этом, иногда в очень неприятной форме: как-то – кризисы, резкие неудачи. И чем он хуже шел к нужной цели, тем такие повороты были очевидней. Это что-то вроде «точек напоминания», как он определил для себя, и они появлялись в определенном возрасте, как будто он проходил некие рубежи жизни, и главное было – их не пропустить, чтобы не стало хуже. Ну, что ж, дорогой, ты сам на это согласился, – говорил Грэсли в такие минуты, когда хотелось пожалеть себя или поплакаться кому-то в жилетку. Называл ли он Создателя Богом или, как было принято сейчас на планете, употреблял слово «Матрица», не имело большого значения, просто каждый вкладывал в это свое понимание. Но вот его друг, а ныне просто коллега Мэрдон, думал иначе: он считал, что Бог может быть обычным программистом, который нажимает кнопки на клавиатуре огромного компьютера.