– Товарищ председатель, – начал высокий гость из Калуги, – недавняя комиссия показала что в вашем колхозе имеются некоторые излишки, вам предлагается продать их по твердым государственным ценам.

– Подождите товарищи. О каких излишках вы говорите? У нас всё задокументировано, и мы регулярно рапортуем в район.

– Вы немного не поняли. Я сейчас говорю о личных подсобных хозяйствах ваших колхозников. Тем более, что год выдался трудным, корма дорогие, вот мы и поможем людям, скупив у них излишки скота по твердым государственным ценам, – заладил он как попугай, – мы поможем колхозникам, а колхозники помогут другим трудящимся нашей области, время нынче тяжелое, понимать надо.

– А вы не находите в ваших же словах противоречие? Моим колхозникам помогать не надо, мы сами справимся.

– Товарищ Филатов. Вы же депутат и коммунист! Что за мелкобуржуазные мысли у вас? Колхозники не ваши, а наши, советские. И все они как ответственные и сознательные товарищи безусловно поддерживают решения партии.

– Это не решение партии, а самый натуральный грабёж, – вмешался Мясов, – который присутствовал при этом разговоре, – мы всегда были надёжной опорой для сельского хозяйства района и области. И даже сейчас, после сильнейшей засухи дела в нашем колхозе идут лучше, чем в большинстве хозяйств страны. А нас в качестве похвалы ограбить собираются.

– Товарищ Мясов, я бы на вашем месте сейчас замолчал и подумал бы стоит ли продолжать. А то ведь мы можем и поднять вопрос о вашем соответствии занимаемой должности.

– Илья Прохорович, – обратился я к нашему парторгу, – да, ты немного погорячился. С колхозниками же рассчитаются, – мне нужно было успокоить Мясова, а то так пойдёт, что я без парторга останусь. – Да и тем более это предложение от которого невозможно отказаться. Так ведь товарищ Стародубцев?

Тот помедлив кивнул.

– Ну вот, так к чему вся эта шарманка? Начинайте, тем более что у вас и списки заготовлены. Но имейте в виду, я, как депутат Верховного Совета СССР, это так не оставлю.

– Если вы думаете, что можете, прикрываясь депутатским удостоверением, покрывать непонимание вашими колхозниками, – о, теперь они снова мои, – текущего момента, политической близорукости, мещанства и нежелание помочь стране в это трудное время, то вспомните, товарищ Филатов, как вы стали депутатом.

– Делайте своё дело, а потом катитесь ко всем чертям!

– А вот скажите, товарищ Стародубцев, – прищурясь спросил Фаддей у калужского чиновника, – а вот ежели я, или еще кто другой откажется продавать излишки, как вы их называете, по оптовым ценам. Что вы мне сделаете? Сейчас чай не двадцатые годы, продразверстку давно отменили.

– На этот счёт, товарищ, не знаю вашей фамилии у нас есть чёткие инструкции. Никакими противоправными действиями мы заниматься не будем, принудительного изъятия тоже не будет и ваши излишки, которые, как нам сообщили, и это сообщение было тщательно проверено и подтверждено, останутся при вас.

Ага. Теперь известно точно, что одной из причин, по которым эту комиссию на нас натравили, стал чей-то донос. Хотя это совсем не удивляет, люди уже несколько дней как судачили, что наверняка дело в этом.

– Ну вот и всё, братва, – Фаддей даже перебил Стародубцева и обратился ко всем остальным, – расходимся, ничего они нам не сделают и скотину со дворов не заберут.

– Я не закончил, товарищ. В случае отказа мы уедем, но колхоз Новый Путь будет преобразован в совхоз со всеми вытекающими последствиями.

Этот разговор Стародубцева и моих колхозников проходил прямо возле здания правления. На площади, пока суд да дело собралась большая толпа очень недовольных мужиков и баб.

И едва наши незваные гости появились на улице толпа на них набросилась, не с вилами, конечно, но с расспросами.

Угроза преобразования была на самом деле серьезной. Да, сейчас потихоньку различия между колхозами и совхозами стиралась, но всё-таки преференции, позволяющие работникам успешных колхозов жить богаче, сохранялись.

Так что народ сразу замолчал. Ну а Стародубцев, желая совсем добить протест продолжил:

– И в новообразованном совхозе условия труда будут соответствовать тому что есть в других совхозах, ваша вольница с выходными, отпусками и путевками на курорты будет прекращена. Кроме того, само собой, всё и всяческое строительство на территории нового совхоза будет прекращено. Школу вы у себя еще очень долго не увидите. Так что думайте что вам дороже. Сегодняшние излишки или ваш колхоз. И еще кое-что, товарищ Филатов гарантированно не будет директором нового совхоза.

– Вы прав таких не имеете, – не унимался Фаддей. Вот же деревенский правдоруб, правозащитник практически, но здесь он попал в точку, – только по решению общего собрания. А среди нас дураков нет чтобы из колхоза в совхоз перекрещиваться.

– Тут вы правы, – легко согласился с ним Стародубцев, – но это пока. Сейчас готовятся изменения в законодательной базе, и по ним в исключительных случаях решение о преобразовании колхоза в совхоз будут принимать на областном или республиканском уровне. Ваш случай безусловно будет именно таковым.

А вот это уже интересно, что-то я такого не припомню, чтобы принимались такие вот поправки. Да и сейчас, будучи депутатом и членом профильного комитета Верховного Совета я ничего подобного не слышал, а в обход верховного совета такие дела не делаются.

Впрочем, времени чтобы проверять это у нас совершенно нет. Возможно что и есть уже такое предложение, просто его не рассматривали должным образом. И раз этот Стародубцев так уверенно это утверждает, то не похоже, что врёт.

Закралось нехорошее подозрение, что кому-то наверху очень сильно мешают наши успехи, раз пытаются протолкнуть такого рода поправки.

Стародубцев на сегодня закончил дела в Новом Пути и уехал, а я остался наедине с колхозниками, теперь уже от меня они ждали каких-то ответов и понимания как им поступить.

Угрозы Стародубцева сделали своё дело, и даже самые ярые противники продажи хозяйства начали сомневаться в своём решении. Я взял слово:

– Товарищи, я понимаю, что никому не нравится то, что сейчас происходит. Но, хочу сказать одно. Вспомните, каким был Новый Путь, когда я только стал председателем, и каких успехов мы добились теперь. А если бы не засуха, то добились бы ещё большего. Сумеем подняться и снова, если останемся колхозом, это я вам могу обещать. А вот что здесь будет после превращения в совхоз, сами думайте.

Стихийное собрание вняло моим словам, и большинство согласились, что придётся продавать, а вскоре и вовсе тема поменялась, и люди, вспомнив, что Стародубцев фактически прямо заявил, что донос всё-таки был, начали с удвоенным рвением обсуждать и гадать, кто же такой гад и крыса. До взаимных обвинений ещё не дошло, но разговор уже шёл на повышенных тонах.

Пришлось снова вмешаться и напомнить им, что не стоит никого обвинять без доказательств. Да и напомнить колхозникам о работе тоже не помешало, так что пришлось проконтролировать, чтобы все разошлись, чему они активно сопротивлялись.

Надо ли говорить, что в правление я вошёл злой и загруженный? И, когда в дверь моего кабинета кто-то постучался, обычное «кто там» я гаркнул довольно грубо.

На пороге возникла испуганная Аллочка.

– Извините, товарищ председатель, но надо поговорить.

– Это что-то срочное? Я сейчас очень занят, так что если дело терпит…

– Извините, – твёрдо ответила Алла, – но это, правда, очень важно.

– Хорошо, проходи, – кивнул я ей.

Она вошла и села на стул напротив меня.

– Это касается доносчика. Мне кажется, я знаю, кто это сделал.

Она замолчала, приняв максимально таинственный вид. Но мне было не до игры в загадки.

– Алла Юрьевна, так вам кажется или есть что-то конкретное о чём мне стоит знать?

– Конечно есть! – она возмущённо всплеснула руками, – я бы не стала попусту тратить ваше время.

Глядя на то, как долго она подходит к сути, я чувствовал, что закипаю.