— Я поцеловала.

Марго хотела добавить, что он и вправду нравится ей, но целовать его слишком неправильно слишком много неприятностей это может доставить им обоим, однако она не смогла. Он снова впился в нее своим ртом, с силой проталкивая язык ей между губами, затем взял ее руку и провел ею по своей ширинке, по вздыбленной твердой плоти, которую скрывали брюки.

— Видишь, как ты мне нравишься, Марго? Видишь, что ты делаешь со мной? — и тут он протолкнул свою ладонь ей между ног и стал тереть там так сильно, что она начала извиваться. — А тебе нравится это?

— Не надо, — протестовала она, пытаясь оттолкнуть его руку. — Я не хочу. — Где-то в горле стоял комок. «Не плачь, — говорила она себе. — Это же мистер Хадсон, учитель, друг».

— Как ты можешь знать, чего ты хочешь, а чего нет, если раньше никогда не делала этого? Я думал, ты мне доверяешь. Если ты собираешься стать хорошей актрисой, тебе придется научиться отпускать себя, Марго.

— Я знаю. Просто я… — На самом деле она не знала, что сказать или сделать, чтобы все это закончилось.

— Это хорошо. Потому что мне не хочется думать, будто ты одна из тех глупых девчонок, которые вначале заставляют мужчину терять голову, а потом бросают его на пол пути. Такие никому не нравятся, Марго. Я думал, ты умнее них.

— Я не такая, — засмеялась она странным пронзительным смехом и снова попыталась оттолкнуть его как будто бы в шутку. Ну а что это еще может быть? Только шутка, игра.

Но мистер Хадсон крепко держал ее своими ногами, прижимая к столу. Луна вышла из-за облаков и вновь осветила его лицо. Не бойся, снова сказала себе Марго. Это твой учитель, твой друг, не бойся. Это недоразумение. Тебе просто хотелось… чего? Его внимания? Побыть с ним наедине? Его похвалы и восхищения? Да пусть даже и поцелуя!

Но вот сейчас, здесь, в темноте, она больше не уверена, что мистер Хадсон — ее учитель и друг. Это незнакомец. Его губы такие настойчивые и жесткие, его руки хватают ее так, что кружится голова от страха, он раздвигает ее ноги своими бедрами. Она наверняка просто слишком много выпила.

И не может ясно мыслить. Ей хочется оттолкнуть его и сбежать, но не хочется показаться слишком грубой.

— Скажи мне, чего ты хочешь, Марго? — спросил он, держа ее за талию и пробираясь руками под футболку. — О чем ты думаешь? Я читал книги твоей матери. Наверняка ты то яблочко, которое недалеко упало от своей яблони. Скажи, о чем ты думаешь, когда остаешься одна?

Он как будто читал ее мысли. Да, она представляла, как целует его. Так глупо. Но сейчас ей хочется, чтобы все закончилось.

— Я хочу вернуться к ребятам, — сказала она.

Она не желала обижать его, тем более он был так добр к ней, но все, чего ей хотелось, — это оказаться вместе со всеми на берегу, радоваться и смеяться.

— Мы пойдем к ним, — ответил он, — но не сейчас.

Он снова наклонился над Марго, вжал в стол. Запах сидра в его дыхании напомнил ей о гниющей в траве падалице. Этот запах, кажется, покрывал здесь все, сочился по стенам и полу, приторно-сладкий, отвратительный. Ей хотелось заткнуть чем-нибудь рот, только чтобы не чувствовать его.

— Они наверняка нас уже потеряли, — сказала она, отвернувшись от него, и, положив руки ему на грудь, попыталась оттолкнуть.

— А я сказал, что нет. — Он уже не улыбался, не был прежним мистером Хадсоном.

Он больно схватил ее за волосы и запрокинул голову, подставляя ее шею своему рту. Она застонала и выгнулась. Не от удовольствия — от страха.

— Тебе это нравится? — спросил он, тяжело дыша и хватаясь за пряжку ее ремня.

— Нет, пожалуйста, не…

Но он не дал ей договорить, снова прижавшись к ее губам, потом дернул за ремень, развернул ее к столу и, прижав одной рукой, другой расстегнул и спустил свои штаны.

— Не надо! — снова вскрикнула она резким испуганным голосом, но он не слушал ее.

Вместо этого он коленом раздвинул ее ноги, прижал лицо к куче исписанных бумаг на столе. Его рука крепко держала ее за шею, большой палец впивался в мягкую ложбинку.

Марго подавила крик. Жгучая боль пронзила ее, точно осколок стекла. Она слышала россыпь смеха на пристани и чужие голоса, но от одной только мысли о том, что кто-то случайно увидит их с мистером Хадсоном, увидит, что он делает с ней, ей стало невыносимо плохо. Она зажмурилась, надеясь, что все сейчас закончится. Ей хотелось остановить все это, все то, что начала именно она — своими глупыми мыслями о поцелуях и улыбочками. Но мистер Хадсон не останавливался.

— Зачем вы так? — всхлипнула она, и слезы полились из ее глаз.

Он наклонился к ней и прошептал в самое ухо:

— Потому что я знаю, ты этого хочешь.

Наконец он задрожал, бумага смялась. Марго лежала, прижатая к столу тяжестью его тела. Она закрыла глаза и попыталась абстрагироваться от боли и ужаса. Приторно-сладкий, омерзительный аромат яблок заполнил все ее легкие. Безмолвная река неумолима несла его дальше по своим волнам.

Пятница

20

Марго стоит около окна гостиной и смотрит на белую ткань шатра, призраком колыхающуюся между деревьев. Завтра в это же время Люси будет уже замужем, дом наполнится праздничной суматохой, весельем и толпой незнакомцев. Пока же все тихо. Так тихо, что слышно, как тикают часы. Кот растянулся на диване в гостиной. Мать прячется где-то в комнатах.

На книжной полке она видит «Кварцевое сердце», пятую книгу матери из серии «Редкие элементы». Она берет ее и открывает на первом же развороте.

Моим девочкам,

самым драгоценным элементам в мире.

Люблю вас неистово. Живите бесстрашно

Читая посвящение, Марго чувствует, как внутри набирает ход тошнотворно стремительная карусель любви, гордости и адской боли. «Самые драгоценные элементы». Это она-то драгоценна? Она не чувствует этого. Она знает, что на самом деле они все думают о ней. Как они осуждают ее.

А все остальное: «Люблю вас неистово, живите бесстрашно». Если бы это было так просто. Люси бросается в самую гущу событий с открытым сердцем, полная надежд и энтузиазма, но Марго так не умеет. Она пыталась когда-то, но в результате ее сломали. Она так и останется в плену своего опыта и никогда не вырвется из тисков этой боли.

Как бы она ни старалась, ей никогда не избавиться от ощущения, что виновата в этом ее мать, точнее, ее отстраненность, ее слова, ее слишком легкое отношение к сексу и браку. Так стоит ли удивляться, что Марго не подпускает к себе людей, а желание близости, которое вдруг появилось у нее сейчас, пронизано потребностью в наказании. Она еще раз читает посвящение, захлопывает книгу и быстро сует ее обратно на полку.

В своей комнате она изо всех сил старается не обращать внимания на бутылку водки, спрятанную среди вещей в сумке под кроватью. Но устоять невозможно. Все эти воспоминания, тревога по поводу предстоящего семейного ужина и тот разговор с Люси, когда они развешивали лампочки в шатре, — все это просто выбило ее из колеи. Совсем чуть-чуть, уговаривает она себя, только чтобы успокоиться и постараться заглушить тревогу.

Она достает из-под кровати сумку, вынимает оттуда бутылку. Первый глоток обжигает горло.

К третьему она горит уже целиком и погружается в блаженное оцепенение. Она делает еще пару глотков, закрывает пробку и ложится на кровать. Вот и все. Этого достаточно. Сейчас уже хорошо. А больше ничего и не нужно.

После вчерашней ссоры с Люси ее так и подмывало сесть на поезд и умчаться обратно в Эдинбург Вечером она даже заглянула в расписание поездов К черту Люси и ее дурацкую свадьбу. К черту их всех. Она проделала весь этот путь, чтобы быть с ними. Неужели им этого недостаточно? Зачем Люси все эти разговоры? Она сама не знает, чего хочет.

Марго поворачивает голову и видит оборванный клок обоев, который так и манит, так и зовет продолжать, но телефонный сигнал вырывает ее из этого состояния. На экране сообщение от Йонаса. Какая-то картинка. Без слов.