— Мне не с чем сталкиваться, — говорит Марго ровно и убедительно, затем скользит пальцами по миске с лавандой.

Сибелла наливает чай, одну чашку подает Марго.

— Я недавно поняла, — говорит она через некоторое время, — что благодаря событиям, которые причинили нам боль, мы становимся сильнее. — Лаванда шелестит в ее руках. — Я это точно знаю по своему опыту. Боль меняет нас. И когда мы сталкиваемся с ней и остаемся в живых, обнаруживаем, что стали… мудрее. И смелее. Как думаешь?

Марго кивает, хотя не очень согласна. А что, если наоборот, боль ослабляет? Меняет, но не в лучшую сторону, а наоборот — в худшую?

— Мы все ошибаемся, Марго.

Она сглатывает.

— И все стараемся изо всех сил, — Сибелла ласково смотрит на нее. — И твоя мама тоже, я в этом уверена.

При упоминании о матери раздражение захлестывает Марго. Она не может говорить о ней с подругой — нет, уже с супругой — своего отца. Это как по канату переходить бурную реку. А сколько раз она мечтала о таком разговоре с собственной матерью! И насколько иначе все сложилось, будь тогда, много лет назад, рядом с ней такой человек, как Сибелла.

Сможет ли она сейчас рассказать этой женщине то, что никогда никому не рассказывала? Марго вытягивает нитку из джинсов и пытается представить реакцию Сибеллы. Пытается представить, что именно с ней она делится всем, но чувствует, что снова тонет в пучине стыда. Ее тошнит от одной только мысли об этом. Нет, лучше похоронить прошлое, закопать поглубже.

Она тянется за чаем, делает глоток и возвращает кружку на стол. Здесь так спокойно. Наверняка, думает она, это потому, что воздух заполнен ароматом лаванды. Марго вдыхает его снова и снова и чувствует, как немного расслабляется.

— Как я уже сказала, — наконец говорит она, скатывая нитку, которую выдернула из джинсов, нельзя дважды войти в одну реку.

Возле задней двери слышится топот сапог. Тед входит в кухню, снимая грязные садовые перчатки, и замирает возле двери.

— Марго, дорогая, я не знал, что ты здесь.

— Сюрприз, — говорит она и поднимается из-за стола навстречу отцу.

Он крепко обнимает ее, все такой же высокий и солидный, запыленный после работы в саду, поседевший и постаревший.

— Свежий чай в чайнике, — говорит ему Сибелла.

— Спасибо, — отвечает он и снова поворачивается к Марго: — Смотри, какие у нас растут овощи, просто гигантские! — и показывает ей на тележку, где лежат действительно огромные, чуть засыпанные землей лук и пастернак. — Я зашел за миской, там ежевики просто тьма. Надевай обувь, поможешь мне.

Сад похож скорее на дикие заросли деревьев и кустарника, опутанные ежевикой, вокруг довольно неряшливой полянки. Ягоды свисают, точно роскошные драгоценные серьги. На лопате, которой только что орудовал Тед, сидит малиновка, которая взмыла вверх, едва они появились рядом.

— Думаю, Люси, сама того не подозревая, выбрала отличный день для свадьбы, — говорит Тед, срывая несколько крупных черных ягод.

— Почему?

— Потому что в субботу день осеннего равноденствия. В воскресенье ночи начнут становиться все длиннее, а дни — короче. Так что это здорово — отпраздновать последний длинный день года.

— Здорово, да. Интересно, а сама Люси знает об этом? — Марго тянется к ягодам на соседней ветке.

— Помню, как мы собирали ежевику, когда ты была маленькой. Я усаживал тебя на плечи чтобы ты могла дотянуться до самых верхних ягод, — добавляет отец, глядя на ягоды, висящие высоко над головой.

— И я помню, — улыбается Марго, кладет ягоду в рот и смотрит на сутулую фигуру отца, его седые волосы. Поразительно, когда-то она была такой маленькой, что сидела на его плечах и держала за уши, точно послушного пони. Она снова чувствует боль в груди. — Ева всегда собирала больше всех, потому что была самой упорной. А Люси слишком быстро остывала. Зато мы с тобой ели больше, чем складывали в миску. Нам было хорошо… тогда, — добавляет она неуверенно.

— Нам было очень хорошо, — убежденно отвечает Тед.

— Нам повезло, что ты проводил много времени с нами. Но было… очень тяжело, когда… когда ты уходил.

— Я знаю, вы тогда не поняли, почему я это сделал. Но Сибелла — человек, который был нужен мне. Она меня поддерживает. Я люблю ее. Надеюсь, это видно.

— Тебе тогда было все равно, что чувствует мама?

— Знаешь, — говорит отец вдруг хрипло, — мне вообще это решение далось с большим трудом. Но к этому времени у нас с мамой уже не было никаких отношений. Я вообще не был уверен, что она заметит мой уход. Она была так поглощена своими книгами, ты же помнишь. Мы с ней просто делили жилое пространство, но мне этого было недостаточно.

Марго помнит. Боль и тоска снова стиснули ее грудь. Ностальгия — вот все, что она чувствовала, когда возвращалась домой. Ностальгия по тому времени, когда они все были вместе — ее сестры, отец, мать. Мать, конечно, и тогда была довольно сложной и рассеянной, но когда-то еще раньше… Она проглотила ягоду, смакуя ее кислый вкус.

— Это был акт самосохранения. Вы трое уже стали практически взрослыми. Я чувствовал, что выполнил свои обязанности по отношению к вам. Мы с Кит давно не были счастливы друг с другом, я не мог в такой обстановке полноценно работать, я просто задыхался. Не думаю, что это совпадение, но я нормально начал писать только после того, как переехал сюда, к Сибелле. Конечно, Кит ни в чем не виновата. Это все я. Это все мои проблемы и мои грехи. И я этим не горжусь. Кто-то другой наверняка повел бы себя в этой ситуации иначе. Кто-то лучше меня. — Отец снова откашливается и вдруг меняет тему: — Ну а у тебя есть кто-нибудь? Парень… — Он опять кашляет. — Или девушка?

— Есть, — Марго улыбается, — есть кто-то, но он всего лишь друг.

— О! — Тед ждет, но она не знает, что еще сказать.

Да и не расскажешь же ему о том, как они разок переспали с Йонасом. Поэтому она отворачивается и вновь тянется за ежевикой. Как разобраться, что же все-таки такое произошло между ними там, в Эдинбурге.

Она тогда слишком много выпила, а потом пришло сообщение от Евы. Марго только поставила чайник, но, прочитав про свадьбу, передумала пить чай, вылила в стакан остатки апельсинового сока, взяла бутылку водки из холодильника и ушла в гостиную. «Черт тебя возьми, Люси», — думала она.

Несомненно, ехать не стоит. Хотя и Люси, и Ева этого не поймут. И никогда не простят ей, если она не приедет на свадьбу. Она уже сочинила и почти отправила ответ, как на телефон упало сообщение от Люси. Сестра за много тысяч миль от нее как будто услышала ее сомнения. «Приезжай, пожалуйста. Ты мне нужна».

В окно гостиной Йонаса был виден весь сияющий на фоне сумеречного неба Эдинбург. Марго рассматривала старые кирпичные таунхаусы через дорогу и — вдалеке — шпили собора Святого Жиля.

В тот первый день, когда она сошла с поезда с одним рюкзаком за плечами и еще не понимала, что собирается делать, кроме как держаться подальше от Уиндфолза, этот город стал для нее настоящим убежищем. Он полностью отличался от Бата, утопающего в мягкой зелени, пронизанного звуками бурной реки и птичьего гомона. Хватит ли у нее сил вернуться туда и удержать обе части себя вместе? Готова ли она к этому возвращению? Сможет ли она прожить несколько дней в кругу своих родных и покинуть их невредимой?

Она не могла оставить просьбу сестры без внимания, поэтому допила свой бокал и открыла ноутбук, чтобы узнать маршрут и расписание поездов от Эдинбурга до Бата. Через пару часов домой приехал Йонас, обвешанный сумками с фотоаппаратурой. Она к тому времени уже заказала билет и почти опустошила бутылку водки.

— Ты вернулся, — заплетающимся языком проговорила она, пытаясь поудобнее устроиться на диване. — Как съездил? В Швейцарию, да?

— Отлично съездил, но обратный перелет был просто ужас. Попали в турбулентность. Кажется, — он кивнул на бутылку, — мне тоже надо выпить.

— Присоединяйся, пожалуйста.

Йонас принес из кухни стакан и уселся рядом с ней на диван. Марго искоса посмотрела на него. Он загорел, светлая щетина на подбородке искрила золотом в свете электрической лампы. Щелкнув пальцами, он запустил руку в карман своей кожаной куртки и вынул оттуда маленький крафт-пакет.