С другой стороны, нельзя не пожалеть, что Дарвин почти вовсе устранил исследование вопроса о непосредственном влиянии окружающей среды на произведение особенностей внешней организации. Между тем еще в 1864 г., т. е. семью годами раньше выхода в свет первого издания трактата о половом подборе, было сделано открытие, что под влиянием холода на куколки изменяется цвет выходящих из них бабочек. Открытие это, принадлежащее Дорфмейстеру, было в прошлом году подтверждено и прослежено далее проф. Вейсманом,^[59] который пришел к убеждению, что как цвет, так и рисунок бабочек зависят от совокупного действия внешних условий и внутренней конституциональной организации самого животного. Так, например, подвергая куколки летнего поколения Pieris гарае продолжительному влиянию довольно низкой температуры (0–1 R), он получал из них бабочек с характерными признаками так называемого зимнего поколения. В виду этого и других сходных фактов Вейсман пришел к заключению, что, под влиянием измененных внешних условий, «направление развития вида становится иным. Сложные химико-физические процессы обмена веществ во время куколочного состояния постепенно изменяются настолько, что в результате получается как новый рисунок, так и новая окраска бабочки» (43). Подобные изменения уже никак нельзя считать незначительными, и существование их очень существенно ослабляет силу и уменьшает роль полового подбора. Поэтому-то нельзя не согласиться с следующим замечанием Вейсмана. «По моему мнению, — говорит он на стр. 45, — Дарвин приписывает половому подбору чересчур сильное влияние, сводя к действию его одного образование вторичных половых признаков. Случай Pieris гарае (разновидность Bryoniae) показывает нам, что они могут являться под влиянием внутри организма лежащих причин; поэтому, до тех пор, пока опытным путем не будет доказана степень значения полового подбора, может быть признано воззрение, что половые отличия бабочек имеют свою основу главным образом в различии физического, т. е. молекулярного строения обоих полов». К сказанному можно еще прибавить, что очень немногие стороны теории Дарвина столь доступны непосредственному экспериментальному разрешению, как именно вопрос о половом подборе. Как случаи изменчивости, так и случаи полового подбора легко могут быть исследованы при лабораторных условиях, так что наблюдателю будет предстоять только разрешение вопроса, совпадают ли эти обе категории явлений друг с другом. Легко предсказать, что в этом направлении будет в непродолжительном времени добыто очень много положительных научных данных. Покамест можно только высказать в виде предположения, что, вообще говоря, половой подбор есть фактор второстепенный, для деятельности которого уже должна быть подготовлена почва изменчивостью, что роль его поэтому будет скорее заключаться в сохранении готовых уже рас или видов, чем в образовании и фиксировании новых. В виду этого можно предположить вместе с Палласом, что расы человека не образовались, но сохранились путем процесса подбора. Образование их лежит вне сферы этого фактора и сходно (по крайней мере по отношению к цвету кожи и волос), по всей вероятности, с внезапным образованием некоторых рас у других животных, например белых кроликов или черных лисиц, черных американских белок и пр.

В первых изданиях трактата «О происхождении видов» Дарвин сосредоточил все внимание и аргументацию на естественном подборе в борьбе за существование наиболее приспособленных особей. Самый вопрос об изменяемости имел в его глазах меньшее значение, так как, по его мнению, для действия подбора достаточно было обыкновенной индивидуальной изменчивости. Такого рода воззрение сохранилось во многих популярных сочинениях и через их посредство перешло в публику и держится в ней. Но критика показала, что естественный подбор далеко не имеет столь всемогущего значения. Было доказано, что для получения прочных результатов посредством подбора необходимо однородное изменение большого числа особей, и притом в продолжение целого ряда поколений, т. е. что помимо подбора должна образоваться уже готовая раса или подраса. Кроме того, было показано, что в природе организмов существуют признаки нейтральные в борьбе за существование, не подлежащие потому действию подбора и тем не менее способные фиксироваться. Дарвин признал правильность этих замечаний, и это повлияло на изложение его теории в позднейших изданиях «Происхождения видов» и в других более специальных сочинениях. Убеждение в существенном значении самого фактора изменчивости и роли внутренней природы (конституционного сложения) организма в деле образования изменения выдвигается у него на все более и более видное место, как это видно между прочим и из вышеприведенной цитаты о конституционном отличии обоих полов. В другом месте (на которое я сослался в предыдущей главе) Дарвин считает внутреннюю «наклонность к изменчивости» фактором настолько сильным, что допускает ее одновременное проявление на всех особях данного вида. В подтверждение он приводит пример одной водяной птицы (Urla), давшей на Фарерских островах очень резкую и притом очень прочную разновидность, несмотря на безучастность естественного (и полового) подбора. По этому поводу он делает следующее важное замечание: «Если бы в подобных случаях изменение приносило пользу, то первоначальная форма вскоре вытеснялась бы измененной в силу закона переживания наиболее приспособленных особей». Итак, измененная разновидность могла произойти и удержаться, независимо от подбора, только в силу одного внутреннего стремления к изменению.

Указанная на предыдущих строках перемена воззрений может быть поставлена в параллель с изменением философско-исторического взгляда Бёкля. Основываясь на принципах механического миросозерцания, он чересчур выдвинул на первый план влияние внешних условий, упустив из виду менее осязательный, но в высшей степени важный принцип внутренней природы, характера каждого народа. Критика должна была поэтому отстаивать против Бёкля этот этнический принцип в истории, подобно тому как критики Дарвина старались выдвинуть на более видное место значение внутренних коституционных особенностей организма (которые тоже можно назвать «характером» его) в деле произведения и упрочнения изменений. Не следует думать, чтобы под характером организма или народа подразумевалось что-либо несовместимое с механическим воззрением на природу. Совершенно наоборот: и в том и в другом случае мы имеем дело с очень глубоко лежащей в организме суммой явлений, связь которых с молекулярным сложением стоит вне всякого сомнения. Различие заключается в том, что в случаях этой категории основа несравненно более скрыта и усложнена. «Под внутренними причинами (или тем, что мы называем характером организма) я разумею сумму явлений, составляющих индивидуальность. Тут подразумеваются и следы внешних влияний, которые были пережиты как самим неделимым, так и всеми его предками». Слова эти принадлежат Нэгели, который более десяти лет назад издал замечательный этюд «О влиянии внешних условий на образование разновидностей в растительном царстве».^[60] Он впервые выдвинул на первый план то обстоятельство, что в деле образования изменений главная роль выпадает именно на внутреннюю природу, или характер организма. Роль внешних условий при этом оказывается менее существенной. «До известной степени и они должны быть всегда причастны, — говорит он, — но их участие во всех случаях второстепенное. Быть может, они дают толчок к движению, быть может также, что они подают повод к изменению его направления, когда движение уже началось» (1. с., стр. 281). Воззрение это, как мы видели, было принято и Дарвином, который пояснил его следующим характерным сравнением: «Мы принуждены заключить, что в большей части случаев условия существования играют второстепенную роль в обусловливании какого-нибудь особенного изменения, вроде той, какую играет искра, когда вспыхивает масса горючего вещества, так как свойство пламени зависит от горючего вещества, а никак не от искры» («Прируч. жив.», 1868, 11, 319).