В конце концов, все её блестящие способности упирались в ограниченную по масштабу мотивацию хороших оценок и помощи друзьям-мальчикам.

С самого начала своей учёбы в Магической Академии М она поняла, что социальная жизнь не заладилась: люди вокруг всё так же осуждали её за экстраординарность, а недостаток каких-то общечеловеческих валют власти, таких как красота, харизма, умение оказывать давление или влюблять в себя, не позволял всем просто признать её превосходство. Вместо этого все пытались его умалить – репутация блестящей отличницы будто бы играла злую шутку. С одной стороны, похвала учителей и очевидный факт, и расхожесть этого эпитета среди других учеников не противоречили истине. Они просто сильно её искажали, присваивая ей совсем другие ценностные значения.

Эпитет зубрилы и всезнайки далеко-далеко задвигал уважение к её интеллектуальным способностям, врождённое умение работать с информацией, воплощать желаемое и владеть своей магией.

В конце концов, само наличие за ней первично аномального запаса сил и вовсе выпускалось из виду, потому что эпитет силы и гениальности был слишком высоким, чтобы общественность могла с ним смириться. Для смирения с ним людям нужно было больше внешних факторов её личности, таких как угроза, исходящая от неё, некий авторитет.

Но Тэ И всегда была довольно отречённым ребёнком не от мира от сего – её лучшими друзьями были её родители, и большое время, что она проводила вместе с ними, закрепляло её убеждённость в необязательности поиска друзей при их первично недалёком сознании, с которыми ей было просто скучно в общих играх или разговорах. Она свято верила, что интеллект и материи выше ясного мира – это единственное, имеющее значение, поэтому вкладываться во что-то ещё просто не казалось необходимым.

Но практика показала, что очень зря.

Даже её друзья, которые не могли сделать и шага без неё на поприще магии, признавали её интеллект в исключительных рамках ограждённых условий помощи.

Она не злилась конкретно на них – в конце концов, долгое время это амплуа вполне её устраивало, и она гордилась любым признанием со стороны, в какой бы урезанной форме оно не предлагалось. Ей было лестно получать похвалу и чужое одобрение.

Но в этом году всё было иначе.

Этот год дал ей время оценить себя в отдалении от рутины дружбы.

Уже с 3 курса она стремительно отдалялась от мальчиков, и 4 курс стал пиком этого состояния.

Она приходила к всегда значимому Другу 1 из чувства долга в не способности игнорировать своё понимание, как была нужна ему. Но он не готов был ответить ей тем же.

Она смутно ощущала, как вся история их жизней будто была написана для Друга 1, и потому минимально справедливый вклад в их дружбу с его стороны даже не подразумевался.

По сути за этот курс она увидела, что у неё не было своей жизни за пределами дел и перспектив двух её друзей. Самое удивительное, что ее факультет будто нарочно подпитывал почву для этого её неведения своими ценностями храбрости и дружбы. И эта подпитка довольно долго работала как по маслу.

По сути же она была безмолвной служительницей Культу Дружбы, отделённая от своих желаний и до конца не признанная в своем настоящем корневом превосходстве. У неё даже не было подруг, не считая дерзкой Сестры Друга 2, так как все девушки казались не такими уж престижными кандидатурами для дружбы, в сравнении с двумя озорными мальчиками, которые борются против вселенского зла. А найти время на свои более мелкие и эгоистичные интересы Тэ И не могла себе позволить – это было бы слишком по-девичьи и мелочно, а значит, стояло ниже её достоинства и того статуса, что она так страдательно старалась удержать в глазах своих друзей.

Наблюдения за другими студентами из иностранных школ и отношения с мрачным Горячим Парнем впервые натолкнули её на эту мысль – это был первый опыт, когда она была центром чьей-то вселенной за то, какой была по-настоящему, а не на вечной службе у высшего блага.

Она не уверена, нравился ли ей Горячий Парень, но ей нравилось ловить на себе его восхищённые взгляды и слышать завистливый шёпот его поклонниц себе вслед.

Однажды в библиотеке в обсуждении программы Другой Магической Академии она имела неосторожность открыто высказать пару своих гипотез о первичной природе тёмной магии. Горячий Парень сидел рядом, как обычно не пытаясь к ней даже придвинуться ближе – что её удивляло, но, как и его, совершенно устраивало, хотя в голове и висел немой вопрос.

– Всё, что ты рассказал о теории тёмной магии, необыкновенно интересно! – она говорила быстро и увлечённо.

– Я думаю, что природа такой опасности тёмной магии заключена в том, что по сути тёмной магии и нет. Это первичный импульс человеческой природы, существования человека, которое само по себе разрывает ткань бытия, является чем-то с отрицательным зарядом по отношению к монолитному и понятному миру.

И секрет тёмной магии в её максимальной предоставленности этому первичному положению человека, которое своим наличием пресекает общую неизменную ткань бытия. То, что тёмная магия напитывается, как правило, гнусными целями и эмоциями, уже вопрос социального управления…

Как только она это сказала, она подняла глаза на Горячего Парня и прочитала в его как всегда внимательном и не читаемом взгляде из-под тяжёлых бровей что-то новое, помимо знакомого восхищения.

Горячий Парень сдвинул брови и заговорил с самой неожиданной для Тэ И интонацией, которую она никогда не слышала в свой адрес прежде – это был трепет.

– Ты меня пугаешь, Тэ И. Тем, как естественно ты понимаешь то, о чём весь магический мир осмеливается только гадать на кофейной гуще.

Тэ И не знала, как реагировать, и ждала продолжения.

– Иногда я думаю, что твой ум только ширма для чего-то восхитительно страшного, – Тэ И уже хотела рефлекторно возразить, как всегда, когда Друг 1 или Друг 2 обвиняли её в цинизме и сухости, но этот импульс оборвался: она заметила, какой благоговейный взгляд был на лице этого взрослого и внешне грозного мужчины из самой тёмной магической школы во всём мире.

Его учащённое дыхание можно было принять за похоть, но это был… восхищённый страх.

И Тэ И это понравилось.

Она поймала себя на мысли, что эта эмоция отражалась на лицах факультета злодеев, когда они говорили о своём ГлавГаде, но она быстро отмела эту мысль.

Чтобы становиться новым человеком, надо идти вперед. Чтобы идти вперед, надо делать новое.

Другого рецепта нет и не было.

Поэтому первично я и пошла в ту сторону, которая всегда казалась только смутной мечтой.

Вспоминаю, как это было, сидя перед большим монитором в офисе на высочайшем этаже. За окном Башни – огромный мир в огнях разных жизней. Все кажется таким маленьким.

Если мой самодеятельный выпуск мира с атипичным поведением его героев, еще и без изменения шаблонов их ролевых обозначений на "нормальные" имена, в производство обнаружат, неужели я всего этого лишусь?

Я теряюсь в думах – состояние, когда ты не мог поступить иначе, не отменяет горечи риска потерь.

А еще недавно все это и не могло быть моим – обычное собеседование в IT-компанию оказалось собеседованием в компанию, которая буквально проектирует бытие:

«Мы занимаемся самыми разными проектами, благодаря которым существует мир.» —

на этих словах с виду совершенно обычная женщина наклонилась к столу, чтобы передать мне конфетку, похожую на ириску. Что-то пугающе магнетическое было в

этом жесте.

Двое ее коллег контрастно к ее дружелюбию смотрели на меня неприкрыто изучающе.

На мое саркастическое недоверие «А в совете директоров у вас сидят боги?», последовал комментарий о моей необычайной проницательности.

Я поймала себя на мысли, что этот талант у меня от отца – он тоже нежданно удивляет меня раскрытием скрытого или точностью предсказаний, высказанных невзначай как шутки.