Ниночка посмотрела на Ведерникова. Попробовала представить, как он с помощью различных, подходящих для этого, инструментов насильно заставляет Анну Степановну написать признание. Бред. Конечно, нет! Филатова даже головой тряхнула, отгоняя глупые мысли.

– Ну…он сказал, ты пригласишь Маслову на дачу. Вы же худо-бедно общаетесь. Мол, такая трагедия. Да и помянуть вроде как надо. По-свойски. А уже там появлюсь я. Масловой нужно сказать, что Льва Ивановича убили из-за нее. Мол, какая-то старая история. Я преподнесу ей все так, будто Льва Ивановича предупреждали. Заставляли признаться, что его жена должна отбыть срок в лагерях. Но ухитрилась этого избежать.

– А она должна? – Нина Ивановна с удивлением разглядывала Ведерникова. Будто это он лично обязан препроводить жену инженера в обозначенные места.

– Господи… Да откуда я знаю! – Ведерников всплеснул руками. – Какая разница?! Наверное, если Марков говорит. Он же не с потолка это взял.

– Интересно… – Ниночка подошла к раковине, взяла стакан, налила воды и выпила ее маленькими глоточками.

В ее голове заработала программа обработки данных. Филатова прикидывала одно к другому, примеряла факты на обстоятельства, и, похоже, всё-таки точно поняла, как выбраться им с Игорем. Более того, как избавиться от Маркова. Это, кстати, тоже немаловажно. С каждым днем для Вадима она становится опасной. Вопрос времени, когда именно сам Марков придет к тому же выводу. Значит, надо сыграть на опережение.

– Интересно? – Ведерников задумался буквально на секунду. – Ничего интересного! Нина, просто соберись и подумай. Я ведь пришел не просто так к тебе. Мне нужна помощь. Понимаешь? Я не представляю, что делать.

– Понимаю. – Ниночка кивнула. – Продолжай. Значит, ты скажешь Анне Степановне про какое-то старое дело. Причем она должна была из-за этого дела находиться не здесь, а совсем в другом месте. Хорошо. Скажешь, что Льва Ивановича пугали. Заставляли дать какое-то признание. Так. Дальше, что?

– Так… На чем я остановился… Да. Говорит, она сразу поймёт, о чем речь. Говорит, у нее появится чувство вины. Потом нужно убедить ее написать письмо. С признанием. В общем, главное раздобыть ее признание, связанное с тем старым делом.

– А что за дело?

– Знаешь, он не сильно со мной откровенничал. Вернее, когда я задал такой же вопрос, засмеялся и сказал, мол, может, конечно, рассказать подробности, но уверен ли я, что мне это надо. И я был совсем неуверен! Потому что тон у твоего Маркова… Опасный. Если в общих чертах, я так понял, Анна Степановна замешана в одном из дел, которые затевались после войны. Напряги память и сама подумай. Тогда много чего было и все эти дела закончились не самым лучшим образом. Однако, Маслова тяжелой участи избежала. Якобы на этом и сыграли те, кто убил Льва Ивановича. В общем, я должен ее припугнуть тем, что правда вскроется и Маслов будет предан анафеме после смерти. Его честное, чистое имя покроется позором. Но если Анна Степановна действительно любила мужа, ей надо написать признание, что все делала она и во всем виновата тоже она. Собственно говоря, я так понял, Маркову просто нужен определенный текст, написанный рукой жены инженера. Там он уже его подкорректирует. И по факту выйдет признание не в каком-то старом деле, а в убийстве мужа.

– Хорошо. Это я поняла. Но с остальным, как?

– Я должен… – Ведерников истерично всхлипнул. – Должен… Зазадушить ее.

– Мда уж… – Ниночка с сомнением окинула взглядом Игоря. Странный выбор для Вадима. Ведерников курице голову не мог отрубить, когда они жили в деревне. А тут – хладнокровно задушить человека. Женщину.

И снова в дальнем уголке сознания у Нины Ивановны мелькнула мысль. А так ли она хорошо знает своего друга? Ведь Марков руководствовался чем-то, решив поручить Игорю столь специфическое задание. Как бы Ведерников сам не рухнул рядом с Масловой от разрыва сердца.

– В общем, смысл более-менее понятен. Потом, думаю, явится Вадим, заберет и тело, и записку. Дальше – его работа. Странно все… Как-то очень странно… – Ниночка снова подошла к окну и уставилась на улицу.

У неё было полное ощущение того, что картина выходит абсурдная. Как творчество Пикассо. Обрывки, острые углы, непонятные детали. Филатова обернулась к Игорю, а потом сказала с улыбкой.

– Я думаю, найдётся человек, способный нам помочь. Вернее, думаю, такой человек точно есть. И у него все получится гораздо лучше.

История, рассказанная Ведерниковым, выглядела занимательно, но очень сильно напоминала мне две вещи. Даже, быстрее, две картинки. Яркие и четко прописанные.

Во-первых – детский сад. Странное сравнение, но тем не менее оно подходило, как нельзя лучше. В каждой фразе Игоря Леонидовича фигурировал Вадим и был он виноват во всем. Просто злодей мирового уровня. Я в какой-то момент уже ждал, что Ведерников сейчас сделает хитрое лицо, а потом скажет.

– Кеннеди помнишь? Так вот… Это – Вадим!

Такое чувство, будто я наблюдаю разборки в детской компании среди друзей, которые друг другу вовсе не друзья. А вот обосрать за спиной – пожалуйста.

– Это все он! Это не я! Он! – Вот так можно было бы обобщить несколькими фразами весь рассказ Игоря Леонидовича.

Ведерников так активно «тыкал» пальцем в белобрысого, что будь это реальным, а не образным выражением, он бы сломал свой палец. Тот самый, которым «тыкал». Об того самого Вадима.

Во-вторых, вспомнилось старое выражение «ловить рыбку в мутной воде». Только вода была мутная, потому что Ведерников ее активно мутил. А рыбка…Он просто всеми правдами и неправдами пытался парочку рыбин вытащить из дерьмеца. Себя и Филатову.

По версии Игорька выходило следующее.

Он вообще тут краями. Единственная его вина – ключи данные инженеру. Как говорится, хотел помочь, а вышла – херня. Убил Маслова – Вадим. Но это неточно. Вернее, Игорь Леонидович то с пеной у рта, как раз доказывал, будто иных кандидатур нет и быть не может. Все указывает на белобрысого. Что все? Я так и не понял.

Фактов нет, свидетелей нет, уверенности тоже нет. Но точно он. Почему? Потому что белобрысая сволочь и гад шантажировал бедного Игорька, вынуждая его грохнуть Анну Степановну. Но Игорь не такой. Он сразу побежал к своей подруге Филатовой и все ей рассказал. Филатова, между прочим, тоже не такая. Она – чистейшей души человек. Тут версии немного разнились. Ведерников никак не мог определиться, у кого же чище душа, у Ниночки или у самого Игорька.

Да, Ниночка состояла в отношениях с Вадимом. Но она его, если что, любила. Искренне и по-настояшему. Верила, что их свела судьба. Бедная, наивная девочка…

В этом месте рассказа Ведерникова я все же не выдержал. Хотя предыдущие его словесные излияния слушал молча.

– Игорь Леонидович, простите, уточню. Бедная, несчастная девочка это Вы про Нину Ивановну?

– Да, да, да… – Ведерников немного придвинулся ко мне. Я немного отодвинулся от него. Было ощущение, что со мной на скамейке сидит не парень двадцати пяти лет, а какая-то слизь. – Ниночка его очень любила, а он ей пользовался. Понимаете? Это отвратительно звучит, конечно, однако, будем называть вещи своими именами.

– Тут не поспоришь. Называть вещи своими именами – отличная идея. Скажите, у меня созрел вопрос. Если Нина Ивановна вообще ни при чем. И сама она у нас – белая и пушистая. На кой черт ей пришло в голову приходить ко мне в гостиницу и каяться в убийстве инженера? Вы же однозначно в курсе этой ситуации. Учитывая, сколь доверительные между вами отношения.

– Это–да… Это – да…

Ведерников несколько раз кивнул. Видимо, мысль о том, что они с Филатовой близки, пусть даже духовно, приносила ему оргазмическое удовольствие. Уверен, Ниночка выписала насчет интима бедолаге большущий болт. Либо что-то было, но давно и максимум пару раз. Поэтому Ведерников и сидит на коротком поводке. Ожидает подачки.

– Понимаете, он ее совсем замучил. Угрозы, запугивания. Ей больше ничего не оставалось. Она хотела найти поддержку. А кто, если не Вы… Поэтому отправилась к Вам, чтоб поговорить. – Ведерников изобразил на лице «куриную жопку», которая должна была убедить меня в глубине страданий Ниночки.