— Значит, с мамой Стеллалуны произошел несчастный случай, а потом они очень долго друг друга не видели, — подытожил мальчик.

— Да, но в конце концов они нашли друг друга.

— Да, наверное.

Рэчел понимала, что ее ответ не удовлетворил сына. У Эдварда не было отца, не было дома, не было нормальной семьи, и он постепенно начинал осознавать, что мать — единственный человек на свете, который любит его и готов защищать от любых бед и несчастий при любых условиях.

Уложив сына спать, Рэчел вышла на кухню и увидела Гейба у задней двери дома. Он обернулся на звук ее шагов, и рука его скользнула в карман. Вытащив несколько банкнот, он протянул их ей.

Рэчел пересчитала бумажки — Гейб дал ей пятьдесят долларов.

— Что это? — спросила она.

— Премия. Ты переделала много работы, которая не входит в твои обязанности. Так что все честно.

Было ясно: Гейб хочет компенсировать украденные деньги, но так, чтобы не травмировать ее гордость. Посмотрев на зажатые в ее пальцах хрустящие банкноты, она сморгнула и с трудом выговорила:

— Спасибо.

— Я пройдусь, — сказал Гейб. — Скоро вернусь обратно.

Он не пригласил Рэчел последовать за ним, и она не стала спрашивать почему. В такие моменты она особенно остро ощущала, как много всего разделяет их с Гейбом.

Несколько позже, когда Рэчел уже собралась ложиться спать, она услышала, что Гейб вернулся. Раздевшись, она скользнула в его старую рубашку, затем умылась, почистила зубы и прошла на кухню. Гейб сидел на корточках перед картонной коробкой, стоявшей на полу рядом с плитой.

Подойдя поближе, Рэчел увидела, что коробка выстлана ватой, а внутри стоит обернутый тряпкой зеленый пластиковый контейнер из-под клубники. Внутри его сидел взъерошенный молодой воробей.

Во вторник, всего за три дня до открытия кинотеатра, Рэчел стало казаться, что им с Гейбом ни за что не удастся все подготовить вовремя. Ей очень хотелось, чтобы «Гордость Каролины» произвела впечатление на жителей города и его окрестностей. Это она подсказала Гейбу идею устроить в честь открытия кинотеатра фейерверк. Теперь она уговаривала его украсить вход разноцветными флажками.

К сожалению, Гейб не разделял ее энтузиазма: с каждым днем его интерес к затее с кинотеатром все больше угасал. В то же время в душе Рэчел день за днем крепло теплое чувство к «Гордости Каролины». При виде нового оборудования, покрытого свежим слоем краски, сердце ее наполнялось гордостью.

В три часа дня в закусочной зазвонил телефон. Рэчел бросила тряпку, которой обтирала новую машину для приготовления поп-корна, и побежала к аппарату.

— Библия у меня, — услышала она в трубке голос Кристи Браун. — Сын Кэрол только что принес мне ее.

Рэчел вздохнула с огромным облегчением.

— Просто не верится, что я наконец-то ее заполучу.

Женщины поболтали еще несколько минут о том о сем, после чего Рэчел повесила трубку. В закусочную вошел Гейб.

Рэчел бросилась к нему.

— Библия уже у Кристи! — воскликнула она.

— Не возлагай на эту твою Библию слишком больших надежд, — с мрачным видом сказал Гейб.

Заглянув ему в глаза, Рэчел, не удержавшись, ласково погладила его по щеке.

— Ты что-то слишком нервничаешь, парень.

Гейб улыбнулся, но улыбка тут же исчезла с его губ.

Рэчел почувствовала, что он вот-вот пустится в какие-нибудь пессимистические рассуждения, и, чтобы не дать ему такой возможности, сменила тему разговора.

— Ну а как дела у Тома? — спросила она.

— Похоже, он свое дело знает.

Том был киномехаником, которого Гейб недавно нанял.

Гейбу хотелось, чтобы после церемонии открытия кинотеатр работал четыре раза в неделю по вечерам. Том жил в Бреварде и должен был в эти дни приезжать оттуда в Солвейшн. Гейб собирался взять на себя обязанности кассира, продающего билеты, а заодно и контролера. Что же касается Рэчел, то она должна была между сеансами работать в закусочной вместе с молодой женщиной по имени Кайла, которую Гейб нанял ей в помощь.

В течение некоторого времени Рэчел пыталась придумать, как ей быть с Эдвардом, когда она начнет работать. В конце концов она нашла достаточно простое решение этой проблемы: поскольку денег на то, чтобы оставлять сына с няней, у нее не было, она будет брать его с собой. Она подумала, что сможет укладывать его спать в офисе Гейба, расположенном рядом с проекционной, и надеялась, что шум не будет мешать мальчику засыпать.

— Ты сегодня обедала? — спросил Гейб, в упор глядя на нее.

— Еще как, съела все до последней крошки.

При виде строгого лица Гейба губы ее помимо воли расползлись в улыбке. О ней уже очень давно никто не заботился. Дуэйн, разумеется, этого не делал, а сама она едва ли не с четырнадцати лет была вынуждена присматривать за бабушкой, здоровье которой к тому времени совсем расшаталось. И вот теперь мрачный, покалеченный жизнью мужчина, который мечтал лишь о том, чтобы его оставили в покое, добровольно стал ее ангелом-хранителем.

Почувствовав, что эмоции начинают переполнять ее душу, Рэчел отошла к прилавку закусочной.

— А как твой воробышек?

— Да пока жив.

— Вот и хорошо.

Гейб привез найденыша, получившего кличку Твити, с собой в кинотеатр, поскольку птица нуждалась в частом кормлении. Незадолго до этого Рэчел, поднявшись к Гейбу в кабинет, чтобы спросить его о чем-то, увидела, как он, склонившись над коробкой, осторожно кормит воробья с конца палочки.

— А где ты, говоришь, его нашел?

— Около заднего крыльца. Обычно в таких случаях не так уж трудно отыскать гнездо и положить птенца обратно. Все это чушь, что птицы якобы не принимают обратно в гнездо собственных птенцов, если от них пахнет человеком, Но на этот раз найти гнездо мне почему-то не удалось.

У Гейба было такое раздраженное выражение лица, словно он злился на птенца за то, что тот продолжает цепляться за жизнь. Но Рэчел знала: это только чисто внешнее впечатление, и потому ее улыбка стала еще шире.

— Чего это ты такая довольная? — прорычал Гейб.

— Я просто очень рада за тебя, Боннер.

Не удержавшись, Рэчел снова дотронулась до него и выронила тряпку, которую держала в руках. Гейб привлек ее к себе. Рэчел положила голову ему на грудь и прислушалась к сильным, размеренным ударам его сердца.

Большие пальцы Гейба ласково погладили ее спину под тонкой хлопчатобумажной тканью платья, и она почувствовала даже сквозь одежду, что им снова овладело желание.

— Поедем-ка обратно в коттедж, милая, — прошептал он.

— У нас слишком много дел. И потом, мы же занимались любовью вчера вечером, разве ты забыл?

— Ага, забыл. Тебе придется мне об этом напомнить.

— Я это сделаю — сегодня вечером.

Гейб улыбнулся и, наклонив голову, поцеловал ее. Поцелуй оказался долгим, и губы Рэчел и Гейба очень скоро стали жадными и требовательными. Рэчел почувствовала, как пальцы Гейба погрузились в ее волосы, а его язык проник ей в рот. Руки Гейба пробрались под ткань платья и нащупали ее трусики. Рэчел, в свою очередь, обхватила пальцами язычок молнии на его джинсах.

Вдруг у них над головами раздался громкий стук. Они резко отпрянули друг от друга, словно застигнутые врасплох подростки, и только после этого сообразили, что это Том, находившийся в это время в проекционной, прямо над их головами, уронил на пол что-то тяжелое.

Боясь упасть, Рэчел ухватилась за край стойки. Гейб с шумом перевел дыхание.

— Я и забыл, что мы с тобой не одни, — сказал он.

— Это уж точно, — ответила Рэчел, чувствуя, как все ее существо наполняется радостью. — Ты совершенно потерял голову от желания, Боннер. Совершенно.

— Во-первых, я тут не один такой распаленный. А во-вторых, в этом нет ничего смешного. Просто если бы сюда кто-нибудь вошел, когда мы с тобой целовались, это совсем не пошло бы на пользу твоей репутации.

— Да-да. — Рэчел окинула Гейба лукавым взглядом. — Слушай, ты, когда целуешься, здорово языком работаешь… В субботу вечером ты делал то же самое. Мне это нравится.