— Довольно редко, — сказал Гейб и встал. — Ни ему, ни ей этот дом не слишком нравится.

— Почему же они его купили?

— Они приобрели его, чтобы иметь возможность уединиться. Мой брат и его жена прожили здесь три месяца после свадьбы. У Кэла в то время заканчивался контракт с «Чикаго старз». С тех пор они приезжают сюда нечасто и проводят здесь очень немного времени.

— А чем они сейчас занимаются?

— Мой брат поступил в медицинскую школу при Университете Северной Каролины, а его жена в этом самом университете преподает. Думаю, они в скором времени приведут этот дом в порядок. Слушай, а почему вы с Дуэйном Сноупсом спали в разных комнатах?

— Он храпел.

— Брось, Рэчел. Ты вообще можешь прекратить нести всякую чушь, чтобы мы имели возможность спокойно поговорить. Или ты намерена врать до тех пор, пока не разучишься говорить правду?

— Вообще-то я не считаю себя лгуньей!

— Говори-говори.

— Мы спали в разных комнатах, потому что он не хотел подвергать себя искушению.

— Ты это о чем?

— А ты как думаешь?

— Но ты же была его женой.

— Его целомудренной невестой.

— Но у тебя есть ребенок, Рэчел.

— Это просто чудо, учитывая…

— А я-то думал, что Дуэйн Сноупс был тот еще кобель.

Ты что же, хочешь сказать, что он был равнодушен к сексу?

— Он обожал секс, но только со шлюхами. Его жена должна была оставаться безгрешной.

— Просто сумасшествие какое-то.

— Что поделаешь, таков был Дуэйн.

Боннер негромко хохотнул, и Рэчел решила воспользоваться этим моментом, надеясь, что ей удастся вызвать у него сочувствие.

— Да ладно тебе, Боннер. Я не могу поверить, что ты такой вредный, что не дашь мне взглянуть на комнату Эдварда.

— Жизнь — паскудная штука, — жестко сказал Гейб и мотнул головой в сторону входной двери. — Пошли.

Спорить было бесполезно, да это и не имело смысла.

Ключ снова был у нее, и потому она могла вернуться сюда, предварительно убедившись, что в доме никого нет. Рэчел прошла следом за Боннером в гараж, где стоял длинный темно-синий «мерседес» и запыленный черный пикап, принадлежавший Гейбу.

— Это что, твоего братца? — спросила Рэчел, кивнув в сторону «мерседеса».

— Мой.

— Ба, да ты и в самом деле богач, верно?

Гейб пробурчал что-то и сел за руль пикапа. Через несколько секунд они уже катили по подъездной аллее, к воротам с украшением в виде молитвенно сложенных рук.

Было около двух часов ночи. Шоссе было пустынно. Рэчел чувствовала себя совершенно измученной. Откинув голову на спинку сиденья, она принялась жалеть себя. С того момента, когда увидела то фото в журнале, она почти не продвинулась вперед в осуществлении своего плана. Она до сих пор не знала точно, действительно ли шкатулка находится в доме. Единственное, чем она могла похвастаться, так это тем, что ей удалось снова завладеть ключом. «Интересно, — подумала она, — сколько времени пройдет, прежде чем Гейб обнаружит, что я его стащила».

— Черт побери! — выругался вдруг Гейб и так ударил по тормозам, что Рэчел бросило вперед.

Перекрывая узкую дорогу, ведущую на гору Страданий к коттеджу Энни, впереди маячило что-то большое, футов шести в высоту, светящееся, геометрически правильное. То, что так неожиданно предстало перед их глазами, выглядело настолько ужасно, что Рэчел даже не сразу сообразила, что это такое. Однако оцепенение не могло продолжаться вечно, и до нее в конце концов дошло, что именно преградило им путь.

Это были тлеющие остатки деревянного креста…

Словно ледяная игла кольнула Рэчел между лопаток.

— Они сожгли крест, чтобы напугать меня и заставить уехать, — прошептала она.

Гейб распахнул дверцу пикапа и выпрыгнул на дорогу.

В свете фар Рэчел видела, как он ногой свалил тлеющие остатки креста на землю. Когда они упали, в воздух взметнулся целый сноп искр. Чувствуя слабость в коленях, она вышла из машины. Руки ее стали холодными и липкими.

Гейб тем временем достал из машины лопату и разбил дымящиеся перекладины на части.

— Мне больше нравится, когда соседи встречают нового жителя шоколадным тортом, — едва слышно пробормотала Рэчел.

— Шутки тут неуместны, — сказал Гейб и принялся собирать обугленные куски дерева на лопату и отбрасывать их на обочину.

Рэчел закусила нижнюю губу.

— Мне только и остается, что шутить, Боннер, — сказала она. — Другого выхода нет, а если и есть, мне о нем даже думать не хочется.

Руки Гейба замерли на черенке лопаты. На лице его появилось выражение глубокой тревоги. Когда он заговорил, голос его зазвучал гораздо мягче, чем когда-либо раньше:

— Как тебе это удается, Рэчел? Как ты умудряешься оставаться на поверхности?

Рэчел охватила руками плечи. Возможно, туг сыграли свою роль ночь и шок, который она испытала при виде догорающего креста, но вопрос Боннера не показался ей странным.

— Я просто стараюсь поменьше задумываться. И еще я не полагаюсь ни на кого, кроме себя.

— О Боже, — вздохнул Гейб и покачал головой.

— Бог давно мертв, Боннер, — горько усмехнулась Рэчел. — Неужели ты этого до сих пор не понял?

— Ты в самом деле веришь в то, что сейчас сказала?

Внутри у Рэчел словно что-то лопнуло.

— Я все делала правильно! Я жила верой! Два раза в неделю ходила в церковь, каждое утро и каждый вечер становилась на колени и молилась. Я заботилась о немощных и помогала бедным! Я не делала зла другим людям, и за все это не получила ровным счетом ничего.

— Наверное, ты просто путаешь Бога с Санта-Клаусом.

— Не надо читать мне проповеди! Не смей этого делать, слышишь?

Она стояла перед Боннером в голубоватом свете фар, сжав кулаки, и Боннер подумал, что никогда еще ему не доводилось видеть никого, кто выглядел бы таким яростно-убежденным и таким бесхитростным. При довольно высоком росте Рэчел Стоун была худой, почти хрупкой, а лицо ее, казалось, состояло из одних только огромных зеленых глаз. Впрочем, нет, не из одних глаз. Губы ее небольшого, аккуратного рта были полными и сочными, словно спелый фрукт, и сразу же привлекали внимание. Ее растрепанные волосы, подсвеченные сзади фарами, напоминали светящийся нимб.

Пожалуй, любая другая женщина в аналогичной ситуации выглядела бы смешной. Мятое, запачканное краской платье висело на худеньких плечах Рэчел, словно на вешалке, а огромные, грубые башмаки при ее тонких лодыжках смотрелись просто омерзительно. Однако во всей фигуре Рэчел чувствовались достоинство и гордость загнанного в западню зверя. И что-то глубинное, может быть, та боль, что жила у Гейба в душе, с непреодолимой силой потянула его к Рэчел, и он почувствовал, что больше не в состоянии сопротивляться своему желанию. Он хотел ее так сильно, как никого и ничего не хотел после гибели жены и сына.

Кроме, разве что, смерти…

Гейб даже не заметил, как все произошло. Просто в следующую секунду Рэчел уже была в его объятиях, и он чувствовал ладонями ее теплое тело. Она была хрупкой и слабой, но не сломленной, как он. Ему одновременно хотелось защитить ее, переспать с ней, успокоить и уничтожить ее.

От этого хаоса эмоций боль, сжигавшая его душу, стала еще сильнее.

Рэчел больно впилась ногтями в его руку выше локтя.

Не обращая на это внимания, он грубо обхватил ее ягодицы, еще крепче привлек к себе и легонько коснулся губами ее губ, мягких и теплых.

— Я хочу тебя, — хрипло пробормотал Боннер, откинув назад голову, Голова Рэчел качнулась, и Гейб понял, что она согласна. От того, что она так легко сдалась, он мгновенно пришел в бешенство. Схватив рукой подбородок Рэчел, он приподнял его и уставился прямо в ее зеленые глаза, в которых плескалась боль.

— Благородная вдова Сноупс в очередной раз жертвует собой ради ребенка, — прошипел он. — Ладно, к черту все это.

Он отпустил ее. Рэчел продолжала пристально смотреть на него, а он снова схватил лопату и принялся расчищать дорогу. Он когда-то уже обещал, что больше не сделает этого. Да, в тот раз, когда темная сторона души взяла над ним верх и когда он хотел раздавить, уничтожить эту женщину, он в конце концов пообещал, что никогда больше не притронется к ней.