Общество отреагировало немедленно. В аккаунт к Скорострелову посыпались крайне эмоциональные комментарии. Спустя какой-то час там творился натуральный ад.

«В наше время такого не было!» – возмущался болельщик со стажем как у пенсионера-героя. «На немцах с испанцами отрываться надо!» – давал четкие указания фанат помоложе. «Что скажут дети?» – задалась вопросом одна из поклонниц хавбека, здесь же объявившая, что навеки отписывается от него.

Насчет детей Скорострелов был уверен, что нечто новое они для себя вряд ли откроют. Повторить содеянное с испанцами и немцами он тоже был не прочь, хотя до сих пор всё происходило с точностью до наоборот. Деду хавбек даже начал подробно отвечать, но потом бросил, проглядывая другие, еще более яростные отклики.

Друзья и коллеги Скорострелова, несомненно, изучали всю эту пургу в одно время с ним. Отзываться и вступаться за него, впрочем, не спешили. Данный факт особенно расстроил потерпевшего. Не удержавшись, он набрал номер правого хавбека Петухова, с которым раньше играл за один клуб.

– Видел? – спросил Скорострелов.

– Да уж… – глубокомысленно ответил Петухов.

– Чего молчишь? Написал бы свое мнение.

Повисла долгая пауза.

– У меня вторая линия. Перезвоню. Ок? – отреагировал наконец Петухов и убрался из эфира.

Голкипер Прыгунов находился, по его словам, на процедурах в барбершопе, и говорить ему было неудобно. А двухметровый центрфорвард Тянитолкаев прислал смс, известив, что участвует в съемках рекламного ролика.

Слово «съемки» ранило теперь хавбека, будто острый нож. Он посмотрел статистику: счет комментариям в аккаунте повалил на тысячи. Скорострелов глубоко вздохнул и удалился из социальной сети.

Чтобы отвлечься, он включил телевизор. Самый народный канал показывал ток-шоу «В нашем ведре». Его ведущий ходил по студии с помойным ведром и вынимал оттуда бумажки с темами.

– А вот сейчас… внимание… новая тема! – взвыл шоумен так, будто его кастрировали без наркоза. – Что действительно делал в бане футболист Скорострелов?

В глазах у хавбека потемнело.

– Мы связались с бывшей невестой Скорострелова, которая живет в поселке Забытом на севере Хабаровского края, – продолжал ведущий с ведром.

Скорострелов нажал красную кнопку на пульте. «Может, не увидит всё-таки», – подумал он о своей жене, вообще не смотревшей телевизор. «Подруги подскажут», – неумолимо возразил внутренний голос.

Телефон завибрировал, и левый хавбек поспешно схватил трубку. Звонил главный тренер сборной. Ей в следующее воскресенье предстоял проверочный матч с командой Лихтенштейна. От определения «товарищеский» руководство отказалось как от демотивирующего и расхолаживающего.

«Это же провокация. Так и скажу», – решил Скорострелов, но наставник национальной команды опередил его.

– Отдохни, подлечи нервишки. Понял? Вместо тебя вызываем Дровосекова, – сообщил он.

– Как… – поперхнулся хавбек.

– Займись самоподготовкой, – отрезал главный.

Вернувшаяся с покупками супруга застала Скорострелова на кухне. Еще одним ударом для титулованного игрока стал звонок от только что созданного общественного движения «Руки прочь!» Оно уже подало заявку на проведение массовой акции возле Кремля. Его участники, а вернее, участницы, рвались отстаивать право заниматься чем угодно в банях и саунах.

– Вы оплатите изготовление плакатов и аренду звуковой установки? – деловито спросила общественница.

Ни слова ни говоря, Скорострелов отключил телефон.

– Нарушаешь? – поинтересовалась жена при виде початой бутылки виски.

Потерпевший поднял на нее глаза, полные вселенской тоски. Он уже наизусть выучил первую фразу, с которой следовало начать трудное объяснение, но она застряла в горле.

– Плюнь ты на этих клоунов, – неожиданно мягко сказала его вторая половина. – Плесни-ка и мне рюмку.

Скорострелов ушам не верил.

– Надо же платье обмыть, чтобы носилось, – пояснила жена.

Сказка для взрослых

– Уверен, что вы придете, – сказал загадочный человек, и Егор ясно ощутил, что так и будет.

Он думал об увиденном и услышанном всё время, пока шагал до остановки, ехал в маршрутке, а потом снова шел пешком. Яна позвонила на мобильный метров за сто до подъезда, чтобы напомнить про хлеб и батон. «Да, хорошо», – рассеянно ответил Егор, поворачивая обратно к киоску.

В средние века или раньше это, конечно, назвали бы чудом. Сегодня весь мир, с точки зрения тогдашнего человека – одно сплошное чудо. Наверное, можно было потребовать подробных объяснений, строго научных аргументов, но со своим гуманитарным образованием он вряд ли понял бы их. По большому счету, оставалось верить или не верить – так же, как пятьсот или тысячу лет назад.

Среди застройки начала семидесятых одноэтажный домик из бурого кирпича, с печной трубой над зеленой треугольной крышей, и во времена детства Егора мог считаться памятником старины. Он притулился к липовой аллее, которая вела в сторону гастронома с высоким крыльцом. В гастроном Егор еще до школы бегал за мелкими покупками, и в те годы у входной двери домика, где не было никакого крыльца, висела вывеска «Ателье».

Внутри чинили обувь, продавали шнурки, вшивали молнии и делали фотокарточки на разные случаи жизни. Там у Егора была первая в жизни съемка, которую он помнил необычайно четко. Сниматься его привела мама – то ли очень поздней осенью, то ли зимой. На улице вдруг установился лютый холод, вдобавок дул резкий, пронизывающий ветер. Мама укутала сына в шубку ниже колен, обмотала вязаным шарфиком и напялила ему на голову плотную шерстяную шапочку с помпоном и завязками. Из того, что осталось торчать наружу, выделялись только пухлые, румяные щеки.

– Какая девочка симпатичная, – оценил мамины труды фотограф, пожилой мужчина с морщинистым лицом, на котором белели длинные обвислые усы.

Егорке мигом стало душно в натопленном помещении с толстыми стенами, и от таких слов его дополнительно бросило в жар. Он уже начал ходить в детский сад, где у девчонок были свои игры, а у ребят свои. Разница полов сказывалась на их содержании: одни возились с куклами, другие – с солдатиками.

– У нас мальчик, – поправила мама, разматывая шарфик.

– Прошу прощения.

Пока мама снимала с Егора шапочку и шубку, торопливо причесывала его, фотограф отрегулировал треногу, на которой стояло орудие труда. Духота отступила. Чуть освоившись, Егор принялся с любопытством разглядывать студию. Кроме аппарата со стеклянным зрачком объектива, его внимание привлек круглый аквариум на высоком столике. Столик с аквариумом располагался на фоне стены, которая была разрисована ярко-алыми и синими цветами, заменяя собой декорацию. В воде плавала настоящая золотая рыбка, отчего у малыша ёкнуло сердце.

Рыбка была сказочно хороша. Вся как будто из переливающегося драгоценного металла, подсвеченная электрической лампочкой, с ажурными плавниками и веерообразным хвостом, она покоряла воображение. Он смотрел на нее широко распахнутыми глазами, не сходя с места, пока не услышал глуховатый голос седого мастера.

– Молодой человек, будьте любезны.

Для Егора была приготовлена специальная подставка, на которую его водрузили прямо в сапожках. С аппарата свисала черная ткань, и под нее шустро подлез фотограф. Мама, стоявшая рядом, приобняла сына за плечи. Но отвести глаза от рыбки было совершенно невозможно.

– Внимание! Сейчас отсюда вылетит птичка.

Лишь эти слова заставили Егора повернуть голову на камеру. Раздался сухой щелчок…

– Как родители себя чувствуют? – спросила Яна, забрав у него пакет с буханкой «Бородинского» и батоном.

– Более-менее, – отозвался Егор, снимая ботинки.

– Может, почаще приезжать надо?

– Может.

Вместе с женой он в последний раз навещал родителей три года назад, когда сильно занемог отец. Ее кандидатуру они откровенно не одобрили еще на стадии знакомства, однако Егор пренебрег их мнением. Сложившиеся затем отношения скорее напоминали вооруженный нейтралитет. Мама даже порой вспоминала его первую супругу, и сравнения были не в пользу второй. Яна никого ни с кем не сравнивала, вежливо, но настойчиво проводя свою линию. Сын ездил к дедушке и бабушке вдвоем с папой, а у нее всякий раз находились другие заботы. Попытка примирить обе стороны Егору не удалась, и он махнул на всё рукой по принципу «Лишь бы хуже не стало».