Миф о первом проповеднике

Вместе с молодостью у первого проповедника нашего храма, ушло и желание бороздить моря во главе отряда головорезов. Он никогда не стремился в чужие края, разве что если нужно было идти в сулящий прибыль поход. Но когда он спустился на сушу, то решил исправить разбойничью жизнь и нести свое слово в массы. В Прибрежье в те времена особенно чтили первостепенную природу. Все должно было идти в соответствие с ее планом. Человек тоже должен был принимать ее волю, как мы и делаем до сих пор. Первый проповедник пришел в одну деревню, в которой правило собрание старейшин. Самым главным среди них был величайший мудрец. Но поданные деревни не всегда соответствовали доблести и разумению старейшин. Однажды был неурожайный год и у жителей и вовсе не осталось запасов. Тогда они пришли к старейшинам и потребовали поделиться. Но такое было немыслимо и противно самой природе. Стражники выкинули просителей со двора доблестных старейшин, чем вызвали огромное недовольство. Обделенные крестьяне готовили бунт. В ту пору и зашел в деревню первый проповедник. Он увидел неладное и пошел прямо к старейшинам. Он тогда еще не был так мудр и сказал доблестному собранию: «Неужели вы не видите, что ваши поданные голодают?» Но ему возразил величайший мудрец, ибо только он один, был способен научить уму разуму зарвавшегося проповедника. Он говорил перед собравшимися: «Что он хочет от нас? Еды сейчас всем не хватает». Рядом с мудрецом сидели старейшины, которые с жадностью поедали куриное мясо и заедали его сочными лепешками с жирной рыбой. Чтобы протолкнуть пищу дальше они запивали все великолепным вином. Смотря на их поведение первый проповедник сказал: «Но, у вас же полно запасов. Старейшины только так уплетают пироги за обе щеки». Но величайшего мудреца невозможно было пронять такими неразумными словами и он возразил: «А если я тебе скажу, что это последние наши запасы и мои доблестные друзья просто решили устроить себе праздник». Первый проповедник осмотрел жилище старейшин и увидел в нем много вяленых колбас, висевших на сотне веревок вокруг. Он сказал: « У вас одних только копченостей столько, что всем жителям хватит на всю зиму». Но не в силах был величайший мудрец слушать глупости зашедшего гостя и задал ему вопросы: « Скажи ведь ты согласен с планом первостепенной природы? Или ты не чтишь законы бытия? Думаешь, что человек не должен быть подобен животным? Думаешь, что каждый обязан возвышаться над природными тварями?» Первый проповедник защищался как мог: «Нет, я чту природу выше других и не ставлю человека поверх животных». Величайший мудрец подошел к нему и посмотрев прямо в глаза проговорил спокойным голосом: «Так неужели ты считаешь, что волки должны поделиться своими запасами с голодными вепрями? Разве это не противоречит природе?» Первый проповедник потупил глаза, извинился и хотел уйти. Но величайший мудрец не желал отпускать его так просто. Он сказал ему: «Я вижу, что ты раскаиваешься в своей недалекости. Но просто так, ты теперь не уйдешь. Ты обязан спуститься к нашим поданным и научить их голодать. Если ты откажешься, мы обвиним тебя в нарушении хода первостепенной природы. За что полагается казнь. Но если ты сможешь убедить поданных, мы разрешим тебе проповедовать дальше. Только не свою глупость, а мудрость которой я тебя научил». Делать было нечего, первый проповедник боялся гнева отощавших крестьян. Но еще больше боялся, что величайший мудрец выдумает такую суровую казнь, что он погибнет в мучениях. Он знал, что старейшины любят всех неугодных сжигать на костре, а особенно провинившихся перед ними, заживо варят на медленном огне, в большом чане наполненном водой. Первый проповедник терзался сомнениями. «Но ведь и впрямь, чем меньше человеку нужно, тем ближе он к первостепенной природе,» — подумал наконец таки он и понес свое слово в массы. Людям он был ближе старейшин и они поверили ему, согласившись голодать. К весне половина крестьян погибла, но вторая половина выжила и вместе с первым проповедником они разнесли его слово по всему миру. Так было положено начало Храму тощего брюха.

Вся толпа сидела словно в прострации. Проповедник говорил спокойным чарующим голосом и внушал своей пастве пользу целебного голодания. За пару часов он прошелся по всем видам возможных диет. Мария была в меру стройной девушкой, но после рассказов проповедника глубоко в ее подсознание засели мысли о пользе голодания. Через час после того как проповедник закончил свою речь, она уже и не помнила о чем он говорил. Но у нее было стойкое желание отказаться от ужина, а может и вовсе не есть до следующего обеда. Когда она покидала Храм тощего брюха, то спросила у одного из адептов про одержимых. Молодой человек хоть и был очень худым и недоедавшим, но все же какие-то силы заставили его положить свой глаз на Марию. Подумав, что таким образом он привлечет внимание молодой привлекательной девушки, он отвел ее в сторону и сказал:

— Только тихо! Никому не рассказывай. Мы несколько раз посылали одержимых одной знахарке, что живет к северу от Кихшо.

— Около водопада?

— Да.

Мария попрощалась с адептом тощего брюха и пошла в сторону узких улочек сектантского района, основная часть которого располагалась южнее. Она бродила по ним до самого вечера. Запахи сгнивших овощей смешивались там с отвратительными ароматами каких-то мерзких снадобий изготавливаемых в убогих лавках. Мария была привыкшей к запаху всевозможных трав и лекарств, но то, что варили сектантские знахари повергло ее в шок. К каждому новому зелью добавляли почти разложившихся крыс. Совсем непонятно, что они там готовили, лекарство, яд или дурман.

В узеньком переулочке Мария встретила двух женщин в ярких разноцветных балахонах. Одна из них была приятной на вид наружности и хоть давно распрощалась со своей молодостью, но все же держала свою спину ровно. Вторая была намного моложе, но выглядела крайне убого. Больше всего ее уродовала горбатая спина.

— Ты ведь Лесничая? — спросила приятная женщина у Марии.

— Не понимаю о чем вы мне говорите?

— Не бойся, я тоже когда-то была Лесничей. Сейчас и стыдно об этом вспоминать, — продолжила она разговор и слегка приобняла Марию. — Пойдем со мной, я тебе все покажу.

— Пойдем, пойдем, не отставай, — приговаривала горбатая.

Марию очень сильно расположил голос приятной женщины, которая еще и сказала несколько фраз на языке принятом в Долине деревень. Все это были милые комплименты, которые заставили Марию улыбнуться. Она сама не заметила, как очутилась на пороге каменного здания покрашенного полосами из смеси самых ярких цветов. Мария остановилась на пороге, но горбатая подтолкнула ее в спину и когда две женщины зашли за ней, двери захлопнулись.

— Не волнуйся, — спокойным голосом произнесла приятная женщина, заметившая сильное беспокойство Марии. — Тебе всего лишь нужно пройти обряд. А потом ты станешь одной из нас.

Горбатая, достала нож, взяла Марию под руку и грубо сказала:

— Поторапливайся, Лесничая тварь, а то я изуродую все твое милое личико.

— Не будь так груба с ней, — сказала женщина приятной наружности.

— С каждой Лесничей сукой надо поступать подобающе.

— Ты сама, когда-то была такой же, — возразила приятная женщина.

— Но я-то сразу раскаялась, а по этой потаскухе не видно, чтобы она хоть каплю жалела о своем происхождении, — пробормотала Горбатая.

Марию привели в просторную комнату, где несколько десятков вооруженных адептов секты в ярких разноцветных балахонах, стояли вокруг толпы несчастных в каких-то лохмотьях. Горбатая вытолкнула к ним Марию. Из круга сектантов вышел лысый худенький мужичок, низкого роста. Он все время щурился и осмотрев Марию и несчастных в лохмотьях сказал:

— Итак, что у нас? Десять мужчин Лесничих и десять женщин Лесничих. Обряд можно начинать.

Толпа сектантов в ярких разноцветных балахонах начала громко и протяжно произносить: «Бууууууууу!» Потом они чуть затихли и стали повторять по очереди редкое и еле слышное: