Когда Генри Найтон писал, что «порой затруднительно отличить бедного от богатого, а слугу от господина», он, вероятно, имел в виду не очень богатых господ, потому что многопоместных сеньоров, владельцев больших благоустроенных замков, спутать с другими людьми было поистине невозможно. Эти сеньоры щеголяли в украшенных золотом сюркотах, носили подбитые горностаем бархатные плащи и блестящие, разнообразной окраски, с цветной подкладкой блузы, декорированные фамильным гербом, девизом или инициалами дамы сердца; подпоясывались украшенными брелоками поясами, на руках, унизанных кольцами, носили замшевые перчатки, а обувью им служили долгоносые туфли из красной кожи, привезенные из Кордовы; наконец, их головные уборы являли собой завидное разнообразие – от широкополых шляп до шотландских боннетов.

Подражать сеньорам никто не мог.

В начале XIV столетия Франция была наиболее процветающей и сильной страной в Европе. Ее превосходство в военной силе, образовании и приверженности христианству считалось само собой разумеющимся. Король Франции как традиционный защитник церкви полагался «христианнейшим королем в мире». Население королевства считало себя избранными Богом людьми, с помощью которых Он осуществляет Свои деяния на земле. Историограф Первого крестового похода так и назвал свое сочинение: «Gesta Dei per Francos» – «Деяния Бога силами франков». В 1297 году, чуть более четверти века спустя после его кончины, французский король Людовик IX, принимавший участие в двух крестовых походах, был причислен к лику святых.

«Слава французских рыцарей распространилась по всему миру», – писал в XII веке хронист Гиральд Камбрийский. Во Францию ко дворам принцев изучать хорошие манеры приезжали неотесанные немецкие знатные господа, а рыцари и суверены со всей Европы прибывали ко двору французского короля, чтобы получить удовольствие от турниров, праздников и любовных интриг. Король Богемии Иоанн Слепой полагал двор французского короля превыше всех остальных, включая и собственный, и говорил, что «эта королевская резиденция – наилучшее место пребывания в мире». А прославленный испанский рыцарь дон Перо Ниньо отмечал, что «французы великодушные люди, щедрые на подарки. Они с почтением относятся к иноземцам, ценят доблесть и мужество, а сами любезны и вежливы в разговоре, падки на удовольствия и очень любвеобильны».

В результате норманнского завоевания Англии и крестовых походов французский язык сделался разговорным среди именитых людей Англии, Фландрии и Неаполитанского королевства. Французским стали пользоваться как деловым языком фламандские феодалы, юристы Иерусалимского королевства, иноземные ученые и поэты. Марко Поло написал свои «Путешествия» на французском, святой Франциск исполнял французские песни, иноземные трубадуры строили свои приключенческие повествования, подражая французским героическим «жестам» (chansons de geste). Когда венецианский хронист перевел хроники своего города на французский, а не на итальянский язык, он пояснил, что поступил так потому, что «французский распространен во всем мире, а говорить и читать на нем гораздо приятнее, чем на других языках».

Французы добились успехов в архитектуре, и даже готический стиль, проявившийся в строительстве кафедральных соборов, первоначально оформился в Северо-Западной Франции. Французского архитектора пригласили проектировать Лондонский мост. В Венеции стали пользоваться устойчивым спросом куклы, одетые по последней французской моде, а французские изделия из слоновой кости с изысканной гравировкой проникли даже за пределы христианского мира.

Парижский университет считался лучшим в Европе. В XIV столетии в нем осваивали науки более пятисот студентов из разных стран. В XIII веке в этом образовательном центре преподавали крупнейшие представители средневековой схоластики: Фома Аквинский из Италии, Альберт Великий из Германии и шотландец Дунс Скот, а в XIV столетии два великих мыслителя – Марсилий Падуанский и францисканский монах Уильям Оккам. Благодаря университетским заслугам Париж нарекли «новыми Афинами» и говорили, что богиня мудрости, оставив Грецию, а после нее и Рим, обосновалась в Париже.

Основанный в 1200 году, Парижский университет пользовался особыми правами и привилегиями. Освобожденный от государственного контроля, университет постоянно конфликтовал с епископами и папами. «Эти парижские умники полагают, что миром следует управлять согласно их представлениям, – возмущался папский легат Бенедикт Гаэтани (будущий папа Бонифаций VIII). – Но на самом деле управление миром вверено нам, а не университетским наставникам». Однако университет полагал себя таким же авторитетом в области теологии, как и папа, и таким же «светочем разума», каковым считался наместник апостола Петра.

В 1335 году поместье Куси благоденствовало, как и в прежние времена. Плодородные земли, богатые лесами, полями и виноградниками, омывавшиеся Эйле, звались «золотой долиной». В лесу, занимавшем 7000 акров, произрастали дубы, буки, ясени, сосны, березы, осины, ивы, ольха, дикие вишни. В лесу водились в большом количестве олени, кабаны, волки и пернатая дичь, что делало его охотничьим раем, который дополняли изобиловавшие рыбой Эйле и многочисленные ручьи.

Налоги, рентные платежи и разнообразные пошлины, взимавшиеся за пользование мостами, общественными мельницами, виноградными давильными прессами и овинами, приносили владельцам поместья от пяти до шести тысяч ливров годового дохода.

Перед воротами замка возвышалась каменная платформа, опиравшаяся на трех каменных львов: один пожирал ребенка, другой – собаку, а третий, находившийся между ними, пребывал в задумчивом созерцании. На платформе находился четвертый лев, застывший в надменном высокомерии. Три раза в году – на Пасху, в Троицын день, а также на Рождество – к воротам замка приезжал представитель аббатства Ножан-су-Куси: вносить подать за землю, в свое время переданную монахам прежним хозяином Обри де Куси. Церемония сопровождалась годами сложившимся ритуалом, точный смысл которого до нашего времени не дошел.

Сидя верхом на пегой, запряженной в плуг лошади с подрезанным хвостом и ушами, представитель аббатства держал в руках хлыст, торбу с зерном и корзину со ста двадцатью серповидными пирожками с телятиной. За ним следовала собака, также с подрезанными хвостом и ушами и с пирожком, прикрепленным к шее. Подъехав к воротам замка, посланец аббатства трижды вращал перед ними крестом, щелкая при этом бичом. Затем он спешивался, преклонял колени перед платформой, потом всходил на нее, целовал льва и вносил подать за пользование монастырскими землями в виде привезенных с собой пирожков, добавляя к ним двенадцать ломтей хлеба и три меха с вином. Сир де Куси забирал себе треть подношения, остальное раздавал своим присным и городским магистратам и наконец скреплял документ о внесении подати печатью, изображавшей аббата с козлиными ногами.

Таким было одно из проявлений средневекового общества, впитавшего в себя язычество, варварство, феодальные отношения, христианство и зародыши новой многослойной цивилизации Запада.

Когда родился последний из де Куси, его поместье все еще процветало, но в Европе уже начались процессы, положившие начало несчастьям, захлестнувшим XIV столетие. Сначала установились стойкие холода, и Балтийское море дважды – в 1303 и 1306 годах – неожиданно замерзало, покрывшись льдом. Последующие годы отметились новыми холодами, а еще ураганами, проливными дождями и повышением уровня Каспийского моря. Людям XIV столетия было неведомо, что настал Малый ледниковый период, приведший в движение полярные и альпийские ледники и утвердившийся вместе с ними на континенте до 1700 года. Также они не знали, что вместе с изменением климата постепенно утратятся контакты с Гренландией, находящиеся там поселения обезлюдеют, и что в Исландии прекратится, а в Скандинавии намного уменьшится сев зерновых. Но последствия установившихся холодов европейцы хорошо ощущали: сократился вегетационный период, а с ним снизился урожай, что не могло не сказаться на удовлетворении спроса на продукты питания.