– Вы очень любезны. Вот только я никогда не выезжал за пределы Англии. И даже не представляю, что смогу в обозримое время отправиться в Индию.

– Всегда все бывает в первый раз. Не забывайте о моем предложении.

Артур поблагодарил мистера Мехра за приглашение и попрощался. Он уже положил трубку, а в голове еще звучали его слова: порт захода… продолжать поиски… разгадывать эти загадки…

А что, если?..

На следующее утро Артур проснулся, когда было еще темно. На панели будильника мигали цифры 5:32. Он полежал еще немного, глядя в потолок. По дороге проехала машина, и свет ее фар пробежал по потолку, словно лучи маяка по воде. Пальцы прокрались по матрасу, отыскивая руку Мириам, но он знал, что ее нет, и не нашел ничего, кроме холодка хлопчатобумажной простыни.

Каждый вечер, ложась в постель, Артур с неизменным удивлением обнаруживал, какой холодной она стала без Мириам. Когда жена была рядом, он всегда засыпал спокойно и пробуждался под пение дроздов в саду. Мириам трясла головой и спрашивала, слышал ли он ночью грозу или сработавшую у соседей сигнализацию. Артур никогда ничего не слышал.

Теперь он спал неспокойно, часто просыпался, дрожа и кутаясь в одеяло. Наверно, нужно было просто взять еще одно одеяло и защититься от холода, ползущего по спине и ногам. За прошедшее время организм нашел свой собственный, странный ритм сна, в котором беспокойные пробуждения чередовались с засыпаниями, и прервать этот тревожный ритм, избавиться от него Артур почему-то не пытался. Он не хотел погружаться в сон и, проснувшись с птицами, обнаруживать, что Мириам больше нет рядом. Даже по прошествии года это было бы слишком сильным шоком. Рваный ритм ночи напоминал, что жены нет, и эти постоянные напоминания отвечали его желанию. Артур не хотел рисковать памятью о ней, не хотел забывать ее.

Этим утром он проснулся непривычно растерянным и озадаченным. Освобождение дома от вещей, одежды, обуви и туалетных принадлежностей жены планировалось как обычное ритуальное действо, как маленький шажок к тому, чтобы двигаться дальше.

Но теперь на пути к поставленной цели встало препятствие – браслет с шармами. Вместе с браслетом появились вопросы, которых раньше не было. Перед Артуром открылась дверь, и он уже переступил порог.

К загадкам и тайнам они с Мириам относились по-разному. По воскресеньям они вместе и с удовольствием смотрели телесериалы с мисс Марпл и Эркюлем Пуаро. «Как думаешь, это он? – спрашивал Артур, внимательно следивший за всем происходящим на экране. – Уж слишком старается помогать, но к самой истории прямого отношения не имеет. По-моему, он вполне может быть убийцей». – «Смотри фильм. – Мириам клала руку ему на колено. – Не надо все анализировать и стараться угадать концовку». – «Но это же детектив. Предполагается, что зритель должен постараться и сам отгадать загадку». – Мириам смеялась и качала головой.

Случись все наоборот, и умер бы он (думать об этом Артуру было неприятно), Мириам, найдя в шкафу мужа какой-нибудь странный предмет, не придала бы находке никакого значения.

Но вышло так, как вышло, и теперь мысли в голове у Артура кружились словно карусель.

Он встал, покряхтывая, с кровати и принял душ, направив в лицо горячую струю. Потом вытерся, побрился, надел серые брюки, голубую рубашку и горчичного цвета жилет и спустился вниз. Мириам нравилось, когда он так одевался. Она говорила, что он выглядит «презентабельно».

В первые недели после ее смерти Артур одевался как придется. А ради кого стараться? Жены нет, дети далеко – зачем беспокоиться из-за какой-то одежды? Днем и ночью он носил пижаму, и этот вариант вполне его устраивал. Впервые за всю жизнь у него отросла бородка. Увидев себя в зеркале в ванной, он с удивлением обнаружил, что стал похож на Капитана Бердсая. Бороду Артур сбрил.

Чтобы не слышать собственные шаги, он включил радио во всех комнатах. Рацион питания свелся к йогурту и баночным супам, которые он даже не разогревал. Ложка и консервный нож – вот и все, что требовалось. Чтобы занять себя, Артур находил мелкие работы – подтянул болты на кровати, чтобы не скрипела, отскреб почерневшую грязь вокруг ванны.

В кухне на подоконнике Мириам держала папоротник. Пострадавшее от насекомых, несчастное растение стояло, уронив похожие на перья листья. Поначалу Артур смотрел на него с презрением – как это жалкое создание может жить, когда Мириам умерла. Папоротник стоял на полу у задней двери, дожидаясь, когда его вынесут с прочим мусором. Но потом, поддавшись чувству вины, Артур смягчился, вернул растение на место и, назвав Фредерикой, начал поливать и разговаривать с ней. Мало-помалу Фредерика поправилась, ее листья позеленели. Все-таки заботиться о ком-то или чем-то – дело приятное. Артуру было легче делать это с растением, чем с людьми. К тому же появилось занятие, требующее времени, а значит, на печали и горести этого самого времени оставалось меньше.

По крайней мере, так Артур сам себе говорил. Потом он начинал заниматься обычными домашними делами и вроде бы неплохо справлялся, держал себя в руках. Но вдруг замечал зеленый тканевый листок с попурри, висящий в прихожей, или прогулочные ботинки Мириам с засохшей коркой грязи в кладовке, или лавандовый крем для рук Crabtree & Evelyn на полке в ванной – и все, что так старательно выстраивалось и поддерживалось, рушилось под напором внезапно нагрянувшей лавины. Эти ничтожные, бессмысленные мелочи рвали ему сердце.

Он садился на нижнюю ступеньку лестницы и обхватывал голову руками. Раскачиваясь взад и вперед, крепко зажмурив глаза, он говорил себе, что так и должно быть, что это неизбежно, потому что рана еще не затянулась, что это пройдет. Мириам теперь в лучшем мире. Она бы не хотела, чтобы он вот так расклеивался. Бла-бла-бла. Обычные заклинания из листовок Бернадетт. И действительно, волна горя и отчаяния проходила. Но не навсегда. Свою потерю он носил с собой как шар для боулинга, в глубине живота. И в тяжелые минуты представлял своего отца, человека сурового и крепкого: «Черт подери, парень. Соберись, возьми себя в руки. Плачут только слабаки».

Выслушав упрек, Артур поднимал голову, выпячивал подбородок и старался собрать волю в кулак.

И вот, возможно, то самое время пришло.

Воспоминания о тех мрачных первых днях все больше окутывались туманной дымкой. Он все чаще видел прошлое как будто на черно-белом экране трескучего телевизора. Видел себя, тенью бродящего по дому.

Надо признаться, большую помощь оказала Бернадетт. Однажды она появилась на пороге без предупреждения, как незваный джинн, и настояла на том, чтобы он принял ванну, пока она приготовит ланч. Есть Артур не хотел, еда казалась безвкусной, но Бернадетт не отступала. «Твой организм – это паровоз, которому нужен уголь, – говорила она в ответ на его протесты против пирогов, супов и рагу и, пройдя в дом, подогревала блюда на плите и ставила перед ним. – Как ты собираешься путешествовать, не заправившись топливом?»

Никакого путешествия Артур не планировал. Он вообще не хотел выходить из дома. Наверх он поднимался только для того, чтобы воспользоваться ванной или лечь спать. Никакого желания делать что-то еще, кроме этого, он не испытывал. Покоя ради он ел то, что она готовила, блокируя ее болтовню, и читал ее листовки. Только бы его не трогали.

Но в упорстве ей было не отказать. Иногда Артур открывал дверь и впускал ее в дом, иногда не отзывался, а сворачивался на кровати, накрыв подушкой голову, или же превращался в статую из «Нэшнл Траст». Но она не отступала.

Чуть позже в то утро, словно зная, что он думает о ней, Бернадетт позвонила в дверь. Несколько мгновений Артур стоял неподвижно, раздумывая, идти ли к двери. Обитатели Бэнк-авеню предавались завтраку, и запахи бекона, яичницы и свежих тостов дразнили обоняние затворника. В дверь снова позвонили.