93

Попадья и разбойники^[45]

Дсюль мазурики все в гости ходили и зовут попадью на место: «Приди к нам в гости». И наказали ей дом и всё. Ну она и пошла нный раз. Пришла к ступеням, собаки на цепи болшии такии у их. Она взяла мякушку хлеба, пополам розломла и розбросила им. Оны и розбежались. Она и прошла по ступеням. Двери полы у их, она и в дом зашла к им; в чулан зашла к им, у их полный чулан золота. В другой зглянула, там серебра полно. Потом в подпол пришла, зглянула, там телес мёртвых полный подпол лежит накладеный. Она под кровать и села, уж видит, што беда. Тут вдруг наехали розбойники, привезли девицю. Посадили ю, самы начали вина пить; вина напились, поужинали, взяли девицю эту и зарезали. Взяли ю, розсекли всю, у ей был перстень именной, и этот пёрес слетел ей под кровать. Она взяла в корман себе пёрес и перстень этой девици, и потом ввели медведя оны эту кров лизать. Ну он кров эту вылизал всю. Ну, а там атаман на кровати лежит, гди попадья сидит под кроватью, на той кровати. Так уж, Господи, медведь цюет, што целовек лежит там, рвётця на ю, на попадью, а атаман-то думаэт, што на его. Атаман ска: «Выведите его к чёрту». Потом оны заснули, попадья и вышла, взяла мякушку, опеть собакам розбросила, да и ушла. Домой приходит, поутру выстала, и мазурик наехал, опять в гости пришол к ей. Попадья взяла, попа послала к десетнику и людей набрали, и сама его угощать стала, этого мазурика, а люди стоят под окошком, и потом ему и скажет этому мазурику: «Што как я ночесь во снях видела, быдто бы я этакой дорогой пошла». Ну он ска, этот мазурик: «Да, да тая дорога к нам и идёт». — «Прихожу, у вас дом большой горазно». Он ска: «Так и есь, што большой и есь». — «И у ступеней есь дви собаки на цепи». Ну, а мазурик ска: «Так, так, так и есь». — «И я бросила хлеба, и собаки розбежались». Мазурик ска: «Так, так, наши собаки так не пропустя». — «И быдто у вас дверь пола». Мазурик ска: «Так, так пола и водится у нас». — «И быдто бы у вас цюлан целый золота». — «Так, так, матушка, так и есь», — скаже. — «И другой серебра, и быдто у вас подполье полно мёртвых телес лежит». — «Што ты, матушка, нет!» — «И быдто бы вы привезли девицю, приехали, и быдто б вы эту девицю — поужинали, — эту девицю розрубили всю». — «Нет, нет, матушка, нет, што вы!» — «И быдто бы у ней ей перес и перстень под кровать слетел». — «Нет, нет, матушка». Она выняла перес и перстень с кормана и показала. Ну ён тут и побежал. Тут его и захватили народ.

94

Старуха отгадчица^[46]

Вот жил старик да старуха, и у них не было хлеба куска поись. Ёна говорит старику: «Возьми, — говорит, — у сусёда, сусёд богатый, возьми, — говорит, — коров стадо у богатого мужика, запри, говорит, в свою пожню и затыкни колоколы». Там и стали коров тых искать и найти не могут. И ёна приходит к эхтому сусёду. «А што, — говорит, — батюшко, не могу ли я в сей вецёр твоих коров отворотить?» Ну и ён и говорит: «Ежели, — говорит, — твоя сила будет, чим могу, тым и поплацю, — говорит, — тиби, только коров вороти назад». И ёна в сийцяс приходит домой вецером к ряду и велела старику: «Гони, — говорит, — старик, коров домой». И пригнал старик коров. Ну и сусёд ей приносит на другой день пуд муки. И там опеть, как оны в бедности жили и опеть нужда пришла, и ёны опеть у другого сусёда так сделали, и так ёны прокормились лето на этых хватанциях. И потом дошло дело это до государя — пропал самоцветный камень — што есть эдака волшебниця, што може отгонуть, хто этот камень унёс. И потом ёны и приежжают оттуль за ней, два лакеа: одного звали Брюхом, а другого Хребтом. И ёны, эты лакеи, камень украли и говорят промежду собой: «Ежели она может отгонуть, што это мы взяли, то кладём, — говорит, — куринныи яйця в сани, так ежели она может отгонуть, што мы взяли, то может отгонуть, што у нас яйця положены в сани, как ю повезём». Положили в сани яйця куринна, ёна без старика не поежжает, надо старика взять с собой. Она — перепала ёна, ска: «Без старика не поеду; ён тоже знаэт», — ска. Ну ёны приходят на сарай, собрались, котомцянка склали, ну, ёна приходит да и садится: «Сесть мни было, ска, как курици на яйця». Один одного так и толнул: «Вот злодейка, зараз узнала». И ёны сели, их и повезли туды. Ёны их и привезли туды, и ёна просит комнату особу со стариком. И ёны приехали тудыкова, в особу комнату положили их, ён (старик) и говорит старухи: «Ой, — ска, — ворона, залетела в высоки хоромы, што-то нам буде?» Ёна и говорит старику: «Старик, што буде брюху, то и хребту». А лакей слышит, и ён приходит к другому: «Отдать надоть нам, отгонула зараз злодейка, отдать надо». Ну ёны взяли и принесли ей этот камень да сто рублей деньги, и ей говорят: «Не говори на нас, што ён у нас хранился». И ёна, как камень в руки попал, старику ска: «И поживём мы топерь, — ска, — на этом мести». Ну и в утри спрашиваэт государь: «Што, ужо ль ты годала?» — «Годала, — говорит, — батюшко, и отгонула, гди твой камень есть, в Москву унесённый; а я, — говорит, — достану его цёрез неделю оттуль». Церез неделю камень ёна и оказала ему. Ён ей: «Ну, што же, — говорит, — бабушка, здись ли ты желаашь, аль в свою сторону едешь назад»? Ёна ска: «Батюшко, гди меня взял, назад отвези меня, — говорит, — уже». Их государь до смерти хлебом наградил обых.

95

Лихая баба и чорт^[47]

Была у мужика лихаа баба, на лихую жонку попал. Ну и ён не може никак от ей сбыть, никак не може перевесть. Ходил, ходил ён день в лесях и приходит вецером домой и вьёт верёвку. Ёна говорит: «Куды ты, говорит, муж, верёвку вьёшь?» — «Ой ты, баба, говорит, я ведь клад нашол», говорит. Кошель сыскал и походит в утри. «Возьми, — ска, — меня». — «Нет, не возьму, — ска, — куды тебя». — «Нет, пойду», — говорит. «Ну, ступай, — говорит, — пойдём». Ён кошель за плёца да и верёвку сенную положил в кошель, и ёны приходят к эхтой норы. И ён вяже верёвку круг себя. Она говорит: «Ты куды верёвку вяжешь?» — «Да, — ска, — по деньги надо опустить». Она ска: «Куды ты, я сама пойду, тебя не спущу», — скаже. И ён взял верёвку да ю и спустил туды, в нору-ту в эфту. Ёна как сошла туды, так он слухаат, она с чёртом дратця стала. Там писк, вереск и верёвку трясёт, избави Господи. Ен и потянул оттуда: часика два ёна там воевала с им. Как потянет, ажио идёт оттуль чёрт с рогама. А ён взял да устрашился и назад стал опускать. «Вот, — говорит, ска, — не спускай, сделай милость, што хочешь, я тебе сделаю, на век свой дружбу не забуду, а збавь ты меня от лихой бабы, не спускай туды-ка». И ён его и вытащил оттуль. Ён скаже: «Ну, поди за мной вслед топерь». Ну, и ёны приходят в богатый дом. И ён говорит, цёрт: «Я пойду, говорит на вышку, заберусь на ночь, буду ночь там ломотить (покою не давать), а ты колдуном найдись; поди ночевать в тот дом. Ну а, — ска, — придёшь как на вышку, проси, — говорит, — ты сто рублей денег с хозяэв тых, а я пойду на вышку, а ты придь да скажи: "Я пришол, ты вон пошол"». Ну, и усмирилось и тихо, смирно стало, больше не шумит, и ему деньги отдали за это за колдосьво, што ён збавил от беды. И чёрт говорит: «Я ащё пойду свыше этого к купцю, я аще буду, — говорит, — так же, ты опеть найдись колдуном». И ён опеть так же это дело делаат: гремит, што думают хоромы розворотятця. Ну, и ён опеть пришол так же. «Дядюшка, говорит, не знаешь-ли цёго-нибудь, спокою не дае нисколько, однако хоромы розвороцяэт». Ему опеть сто рублей дали, и ён опеть пришол на вышку, опеть ска: «Я пришол, ты вон пошол». Ён говорит: «Ты больше за мной не ходи, двисти рублей наградили». И ён опеть шол в другое место, ломотит ноцьку и другу там, спокою не дает хрещоным. Его и просят, он не смеэ ити тудыкова. Ну и потом говорит: «Возми што тиби надо, — говорит, — только збав от этой беды, третью ноць спокою не имеам». Ну и ён на достатках боитця, хоть боитця, а пошол к нему на вышках тудыкова. Он приходит на вышку, а ён кулак заносит на его: «Ты зацим, говорит, сюды приходишь?» — надо его ударить (заносит руку-то)... А он говорит: «Смотри, говорит, деветь баб пришло таких, котораа одна тебя с норы выгнала, а таких деветь пришло». Он ска: «О, батюшко, я уйду из граду вон и со слыху вон уйду, только не допусти до меня этых баб лихих», — говорит. И ён ушол со слыху вон.