И парилса Фёдор Водович в парной байны своей и пошли со своими людеми робочими в озеро купатча. Забрёл Фёдор Водович в озеро, прилетела птичка золота. Захотел Фёдор Водович эту птичку сохватать и поймать. Птичка от Фёдора Водовича не летит, а Фёдор Водович птичку поймать не может и гонитча за ей сзади. Переплыла птичка озеро, и Фёдор Водович перебрёл озеро через. Побежали по земли, побежала птичка до избушки, забежала в избушку, выскочила из избушки Яга-баба со пестом и хлопнула Фёдора Водовича в голову: «Быть ты, Фёдор Водович, серым камнем, лежать отныне и до веку». И тогда в город Фёдора Водовича не могут дождатча.

Иван Водович ездил, гулял со красными девичами и нагулялся вдоволь и досыта, и обратилса он назад по своей пути-дороги, откуль приехал. Выехал на растани, откуль с братом разъехались, слез со добра коня, посмотрел сер-горюч-камень, на камне подпись подписана: «Брата живого нет». Думает Иван Водович: «Поеду я брата искать, куда мой брат девалса». Тогда поежжат Иван Водович в тот город, где брат женилса. Народ его увидал и почитают его братом, Фёдором Водовичем. Здороваются с ним: «Здравствуй, любимой зятелко, Фёдор Водович, где же ты побыл? Не можом мы тебя дож-датся». Иван Водович не отпирается от зятя и думает в уми: «Ужо я поживу — не распознаю-ле, куды мой брат девалса?» Тогда живёт Иван Водович в чарском дворче. Жил долго-ле, коротко-ле. Истопили байну, пошол в байну паритца, выпарилса и пошол на озеро купатця. Тогда прилетела на это озеро птичка золота и стала по озеру поплавывать. Иван Водович за птичкой пображивать, поймать ей хочет себе. Царской народ его унимат: «Фёдор Водович не ходи больше за этой птичкой: птичка тебя уведёт, больше не дождатся тебя будет в город». Иван Водович пуще за птичкой припират, хочет ей схватать. Тогда эта птичка озеро за озеро переплыла, а Иван Водович за ей перебрёл. Птичка вышла на землю, а Иван Водович за ей гонилса, гонилса, птичка бежала, да бежала, да бежала, заскочила в избушку, выскочила Яга-баба со пестом, обернулась в избе и хочет хлопнуть Ивану Водовичу голову. Иван Водович раньше ей управилса: «Быть ты, Яга-баба, лежать серым камнем отныне и до-веку». И пала Яга-баба на землю, стал горючий камень. Обратился оттуль Иван Водович назад, немного отошол, лежит сер-горюч-камень на дороги. Поколотил этот камень Иван Водович. «Это лежит, винно, мой братец, Фёдор Водович». Тогда пошол Иван Водович по чисту полю, нашол стару кобылёнку худящую, больную и убил это кобылёнко; вывалил из ее брюшину и забилса сам в брюшину. Старыя вороны летают, куркают и говорят: «Омман». Молодые воронёнка летают и говорят: «Обед». Прилетел молодой воронёнок и начел эту упать клевать. Иван Водович и хватил этого воронёнка себе в руки. Летат у воронёнка мати, просит воронёнка спустить. Говорит Иван Водович: «Слетай за тридеветь морей по живу воду в колодеч, тогда спущу воронёнка». Говорит воронёнкова мати: «Я не могу тебе воды принести, у меня не в чём». — «Опустись на землю, я тебе подвежу под махала две бутылы, в том принесёшь». Опустился ворон на землю, привезал ей Иван Водович по бутылы под то и под друго крыло, тогда полетел ворон по живу воду. Прилетат ворон к колодцу, в котором жива вода, у того колодца солдаты-часовы караулят, стоят. Ворон опустилса на землю, стал покуркивать и пограивать. Солдаты-чесовы таковой птицы не видали. «Ах кака птичка, сама сызая, под махалами светло», — и хотели эту птичку поймать себе на посмотреньё. Этот ворон их стал от колодца отманивать. Тогда ворон отманил, змахнулся, слетел и полетел в колодеч; в колодеч упал и почерпнул живой воды в бутылы; солдаты-чесовы бежали, бежали, хотели с ним управится, ворон раньше их вылетел. А Иван Водович некуда от лошеди не отходил, всё дожидал ворона. Прилетел ворон и говорит: «Получай, Иван Водович, живу воду». Иван Водович отвязывал бутылы, а воронёнка на мелки ушинки розорвал. Тогда начал воронёнка складывать, как воронёнок был; склал воронёнка и притяпкал (прихлопал рукой, штобы было покрепче), тогда из бутылы этой водой ворона измазал, и стал ворон жив и здоров. И тогда отпускал Иван Водович эту ворону и сказал: «Спасибо, ворон, сослужил ты мне службу». Тогда пошол ко своему брату-родителю. Приходит и смазыват горючей камень; раз смазал — камень подрогнул, другой смазал — Фёдор Водович на ноги стал. Говорит Фёдор Водович: «Фу-фу-фу, долго спал, да скоро стал». Говорит Иван Водович: «Здравствуй, Фёдор Водович, родимый брателко, кабы не моя голова, тебе бы боле не восстать». Тогда пошли они в тот город, из котораго за птицой угнались. Приходят в тот город и стречает их народ с честью, с радостью, и не можут их признать, которой зеть — оба одинаки. Тогда Фёдор Водович поступил во свое место, ко своей жены, ко своему батюшку царю в том царсве жить. А Иван Водович со своим братом распростилса и поехал ко своей матушке родимой во свое царсво.

5

Фёдор-царевич, Иван-царевич и их оклеветанная мать

Жил-был царь на ровном месте, как на скатерти. У этого царя было семейство, слуги, люди робочие, а он сам был холост, не жонат. Надел на себя царь цветно платье и пошол себе богосужону невесту выбирать. Прошол по городу, вышол на чистое поле, стоит в чистом поле дом; приходит к этому дому, заходит, сидят в доме три девичи. Богу помолилса и поздоровалса: «Здраствуйте, красные девичи». — «Я умею состряпать-испекчи и сварить». У третей подошол, спросил: «Што ты умешь роботать?» — «А я ничего не умею роботать, только знаю, хто меня возьмёт взамуж, перво брюхо рожу — двух сынов, один сын будет полокот руки в золоти, поколен ноги в серебри, в тыли месеч, по косичам часты звезды, во лбу сончё; другой — полокот руки в золоти, поколен ноги в серебри». Говорит царь вольной человек: «Девича, желашь-ле за меня замуж вытти?» Говорит девича: «За кого же вытти, как царь возьмет». — «Ну, девича, готовся, приеду за тобой, буду венчатся». Роспростился и пошол домой. Приходит домой, коней запрегали, всё направили и поехали за девичой. Тогда прикатились к девиче, оделась девича, посадили в корету и повезли к венчу. Тогда обвенчали, пировали панкётовали и жили несколько времени. Эта чарича стала беременна. Царя спросили в ино восударсво на совет. Этот царь оставляет приказ: «Кого моя жена родит, чтобы мне-ка с ответом были».

И скоро скажется, долго деится. Царь отправилса, жона у его родила двух сынов: полокот руки в золоте, поколен ноги в серебри, в тыли месеч, по косичам часты звезды, во лбу солнчё, другова полокоть руки в золоти, поколен ноги в серебри. Тогда написали письмо и отправили к царю слугу, приказали слуги: «Ты в этот дом не заходи, из котораго она была взята». Слуга шол, шол и прошол этот мимо дом. И сделалась буря-погода, как темная ночь стала, и заходит в этот дом, из котораго была царица взята. Заходит, Богу помолилса, с девичами поздоровалса. «Здраствуйте, красные девичи». — «Приходи, милости просим, слуга царской, куда ты идёшь, куда ты правится?» — «Я иду из своего царева, пошол царю, царица родила у нас двух сынов, дак пошол царю с ответом». — «Не угодно-ле, восподин слуга, тебе с переходу-с пути в баенке попарится?» — «А пожалуй, кабы попарили, дак я бы попарился». Сейчас баенку стали топить. Тогда истопили баенку, пошол парится, свою сумочку повесил на спичку. Эти девичи у него из сумы выняли царское письмо, которое было царю послано, написали и положили свое: «Чарича без царя принесла — родила суку, да пса». Слуга из бани вышол, наделса и пошол. Царь письмо получил, прочитал и головой покачал, и спросил: «Где ты был-ле дорогой?» — «Я был в том доме, из котораго чарича взята». Это письмо царь у себя оставил и свое написал: «Кого бы жона не родила, без меня некуда не девать». Положил письмо в сумку и сказал: «Больше ты в тот дом не заходи, иди мимо во свое царство». Тогда слуга с царём роспростилса и отправилса. Идёт, шол, шол, идёт мимо того дому, из которого царица взята и проходит этот дом. И опеть сделалась буря-погода, накатилась, аки тёмнакая (так!). Ходил, ходил слуга, блудил, блудил, не мог пути натти, назад к тому дому пришел и думает в уми: «Мне-ка царь в этот дом не велел заходить». Пошол, ходил и опять к дому пришол. Опять заходит, Богу помолилса, с девичами поздоровалса: «Здравствуйте, девичи красные». — «Приходи, садитесь, отдыхайте вы, с пути, с дороги». Поставили слуги попить, поись, покушати, стал слуга наряжатся идти. «Господин слуга, попарся в бани, с переходу великого и с тягости, будет тебе легче идти». На то слуга согласилса, истопили баню, изготовили, пошол парится, суму опять на спичку повесил. Эти опять девичи из сумы вынели чарьское письмо, а свое написали: «Кого моя жена родила, к моему штобы приходу все были убраны, управлены». Выпарилса слуга, наделса и отправилса во свое царсво. Приходит слуга во свое царсво, письмо отдаёт. Чарича письмо прочитала и слезно проплакала. И спрашивает: «Где ты был по дороги?» — «А был я в том доме, из котораго ты взета». Говорит чарича: «Это всё от их состоялось». Собрали попов и крестили этих бладеньчей, одному имя нарекли Иван-царевич, а другому Фёдор-царевич. И стали думу думать: «Куды жо эту чаричу с бладеньчами девать?» и придумали: сделать бочку большую, положить чаричу с сыном, с Фёдором в эту бочку, спустить в синёё море; а Ивана-чаревича за тридевять морей, за тридевять земель, в тридевятое чарьсво и в ино государсьво, страшному чарю, пламенному копью, к огненному тылу отдали подарками.