Все неприятные ощущения проходят, когда в тишине прохладного июньского вечера, раздаётся известная песня Селин Дион из «Титаника».
– Боже, – выдыхаю и, не сдерживая смех, шутливо закатываю глаза. – Какая пошлость, Громов.
Прозрачные зрачки предупреждающе сверкают.
– Ты хотела романтики, – напоминает он занудно.
– Ты превзошёл все мои ожидания.
– Помнишь поцелуй Кейт и Лео? Повторим?..
Обвиваю его шею руками и привстаю на носочки, боясь свалиться. Лодка покачивается, но не сильно. Надеюсь, за бортом не окажемся.
– Как в четырнадцать? – усмехаюсь.
– Круче, чем тогда, – отвечает Мирон склоняясь. – Сейчас ты моя, и мы можем продолжить и потрахаться. Жаль, здесь нигде повозки нет, – озирается по сторонам.
– Блин, ну ты и пошляк.
Тёплые ладони обхватывают мои щеки и Громов нависает надо мной, горячо целуя. По венам удовольствие распространяется. Его губы настойчивые и порочные. С ума по нему схожу. Действительно, сейчас у нас получается лучше, чем когда мы были подростками.
– Погоди, – шепчет Мирон и лезет в карман лёгкой ветровки.
У меня сердце трепещет, ноги подгибаются и дело не в качке. Прикрываю рот рукой, боясь разреветься.
Он… предложение мне сделать хочет?..
Я… сразу соглашусь.
В следующие секунды хлопаю глазами и пытаюсь сгладить разочарование удивлённой улыбкой. Ну и чего это я расстроилась?.. Сама ведь носом воротила, когда он в ЗАГС звал.
Морщусь, пытаясь прогнать дурацкие мысли.
В руках у Мирона коробка, на бархатной подкладке которой аккуратно расправлена цепочка с хрупкой бабочкой. Та самая, что он оставил в новогоднюю ночь на моей кровати, в бывшей розовой комнате. А ещё в его руках серьги невероятной красоты.
– Отжал у Юльки, – подмигивает Мир. – Пусть тебе и не нравится мой подарок, но я выбирал его с душой. И он твой. Хочу, чтобы у тебя был. Юльке другое куплю.
В сердце словно иглы врезаются. Вспоминаю, как физически больно было носить на себе эту бабочку и знать… что ему не нужна.
– Сам выбирал? – аккуратно спрашиваю.
– Конечно, – удивляется Мирон и загадочно на меня смотрит. – А кто ж ещё?
– А это что? – касаюсь кончиками пальцев прозрачных, завораживающих своей красотой камней.
– Серьги тоже тебе, но Юлька ими попользовалась.
– Вот ведь егоза мелкая, – усмехаюсь и тут же осекаюсь.
Сестра Мирона с прошлых выходных отдыхает в каком-то санатории с тётей Настей. В последний раз, когда я её видела, выглядела она неважно.
Дую на тонкую венку на виске Мирона, пока он застёгивает на шее украшение. И пытаюсь разложить в голове пазл.
– Почему ты сказал, что мне… не понравился твой подарок?
Мирон смотрит на меня в упор, его взгляд темнеет.
– Лада рассказала о вашем разговоре в клубе, – произносит неохотно.
Округляю глаза.
– И-и-и? – протягиваю тихо.
– Ты сказала, что тебе не понравилось, но ты носишь… из жалости. А ещё, что я таскаюсь за тобой со своей дружбой, раздражаю тебя этим. Лада разозлилась, наговорила тебе гадостей, и вы поругались.
Его широкие плечи напрягаются, и я просовываю ладони под ветровку, чтобы немного расслабить их лёгким поглаживанием. У самой внутри такая злость зреет, что ещё чуть-чуть и взорвусь.
– Ого. Ты из-за этого разозлился?
– Скорее захотел расставить точки над «и». Но было и так понятно. А потом ты в универе сама сказала, чтобы я отвалил. Ну… я и отвалил.
Мотаю головой непонимающе и покрепче его обнимаю. Пытаюсь успокоиться, чтобы не наговорить ему про эту суку лишнего.
Я тоже буду биться за этого мужчину до последнего, поэтому немного, в глубине души даже понимаю Милованову. Но врать… вот так. Втоптать в грязь нашу дружбу с младенчества… Этого ей простить никогда не смогу.
Просто представить не могу, насколько ему было неприятно услышать такое, ну и я, конечно, потом добавила.
– Я так никогда не говорила, Мирон, – произношу твёрдо. – Я всегда дорожила нашей с тобой дружбой и дорожу сейчас. Я тебя очень люблю. И мне понравится любой твой подарок, – робко заглядываю в глаза. – Потому что он твой, понимаешь?.. А Юльке я отдала бабочку по другим причинам. Просто было невыносимо на неё смотреть… и знать, что ты…
Мой голос срывается.
– Ладно-ладно, всё, – успокаивает меня Мирон и целует. – Я тебя тоже люблю. Разобрались, слава богу. Носи и не снимай.
Умиротворённо вздыхаю. Хочется прижаться к нему ещё ближе, проникнуть под одежду и слиться воедино. Навсегда.
– Пойдём, – поспешно шепчу ему и склоняюсь, чтобы забрать плед с пола.
– Погоди, – хрипит Мирон и… опускается на одно колено.
В ужасе откидываю плед.
Наблюдаю, как теперь уже из другого кармана Громов извлекает ещё один футляр и в его глазах… неуверенность, помноженная на любовь.
Любовь ко мне. Неужели я дождалась?
Запрокидываю голову и пытаюсь затормозить хлынувшие непонятно откуда слёзы. Небо такое красивое. Боже, как же я его люблю. Сдержаться – совершенно невозможно и приходится закрыть рот руками.
– Ты нас утопишь, – ворчит Громов и вытягивает передо мной кольцо с крупным прозрачным камнем, таким же как на серёжках.
– Не порти мне самый лучший момент в жизни, – всхлипываю, глядя на него сверху вниз.
– Хочу, чтобы ты стала Громовой. Ты сказала, что желаешь подождать. Повстречаться. Но мне плохо без тебя. Хочу вместе засыпать и просыпаться, не знаю, что там ещё делают…
– Тебе лишь бы засыпать и просыпаться, – смеюсь, стирая набегающие слезинки.
Под грудью словно фонтаны бьют. Столько эмоций, что стоять спокойно тяжко.
– Ты… станешь Громовой? – становится он вдруг серьёзным и окаменевает.
Стремительно озираюсь по сторонам...
Голос Селин Дион проникает прямо в душу, и я всё вспоминаю. Весь тернистый путь, в котором было видимо-невидимо всего. И разрушающая боль и всепрощающая любовь. Мы любили, ссорились, не понимали друг друга, пытались быть с другими...
В жизни вообще разное бывает…
Порой случается так, что кто-то лучше тебя. Вот так бывает, представляете? Вроде бы по всем параметрам ты идеальный и всё всё всё делаешь правильно. А кто-то и любовь забирает, и «Дебют года». Выходит, этот кто-то ещё идеальнее?.. Лучше тебя, получается?..
Принять эту правду под силу только сильному человеку. Увидеть в собственной неудаче потенциал – удел настоящей личности и судьба её обязательно вознаградит. А вот пытаться сделать ни себя лучше, а очернить эту личность, расправиться с ней – это слабость и признание бессилия.
Слабость, которую в итоге жизнь не прощает.
Виноваты ли Анжела и Лада в том, что они такие?
Честно, не знаю… Я ведь не судья или Бог, чтобы назначать виноватых.
Сейчас, стоя перед главной любовью своей жизни и, по совместительству моим лучшим другом с пелёнок, Мироном Громовым, я торжественно клянусь себе, что больше никогда не буду о них думать…Я просто пойду дальше и буду... счастлива!
«Мы будем любить друг друга вечно» – разносится чудесный голос Селин из телефона, и я, радостно вздохнув и прикрыв от торжественности момента глаза, склоняюсь, чтобы поцеловать своего будущего мужа и с дрожью в голосе сказать ему главные в жизни слова:
– Я согласна…
Эпилог. Тридцатилетний Мирон
Десять лет спустя.
– Хмм… Инесса Сергеевна, вы уверены, что для чтобы подписать разрешение на прививки, я должен был приехать в школу лично?
Иронично приподнимаю брови и принимаюсь заполнять бумаги. Время деньги, но девица напротив вообще не отупляет.
– Конечно, Мирон Андреевич.
Конечно, блядь.
Моя дочь во втором классе и подобная необходимость появилась только с выходом на пенсию первого учителя.
– Вы такой молодой отец, – восхищённо проговаривает учительница лет двадцати. – Сколько вам? Двадцать пять?
– Тридцать.
– Ох. Выглядите гораздо моложе…
Ага.
Усмехаюсь про себя.
Я пью кровь одной уже не юной девственницы десять лет. Вернее, с удовольствием выпиваю её оргазмы. Каждую ночь преимущественно.
