Последний час я крепко притиснута к правому боку своего нового знакомого – Лёши, который, кажется, решил переговорить со всеми парнями в этом клубе. Блондин периодически подводит меня к бару и заказывает всё новые и новые коктейли, а я на глазах становлюсь полусонной и мягкой.

Потому что обычно в это время давно сплю в своей розовой комнате.

– Как ты, крошка? – спрашивает Лёша, теребя серебристые пайетки на моей груди.

Фокусирую взгляд на его пальцах и ловлю свои ощущения.

Никак.

Ни приятно и ни отталкивающе. Полный штиль, блин.

– Нормально, – откликаюсь, снова оглядываясь по сторонам.

Ваня Соболев внимательно изучает моё лицо и что-то кричит Лёше на ухо, активно жестикулируя. Что именно различить из-за орущей музыки просто невозможно.

Тот морщится, сжимая широкую ладонь на моей пояснице ещё отчётливее.

В миллиардный раз обвожу глазами сверкающий танцпол, пытаясь выцепить взглядом высокую фигуру в белой рубашке. Со временем плюю на гордость и начинаю искать заржавелое облако, понимая, что так найду сладкую парочку гораздо скорее.

– Ты не видел Громова? – спрашиваю у Соболева, чуть наклонившись и придерживая ненавистное платье.

– Когда курить выходил, они с Миловановой в тачку садились, – отвечает Иван, словно оплеухи мне раздавая.

Ноги подкашиваются. Уехал.

Забил на всё и уехал, гад.

Обида режет острыми краями, поэтому не сразу замечаю, как Лёша тащит меня за руку в сторону випки, в которой ещё недавно умничала и унижала Мира при всех. Здесь стол с мягкими диванчиками с помощью высокой ширмы практически скрыты от посторонних глаз. Совершенно пусто. Вся Громовская компания разбрелась по клубу, а он поехал к своей Чиполино.

Им есть чем заняться, горько усмехаюсь.

– Иди ко мне, – говорит Лёша, уводя руку чуть ниже, к моим ягодицам.

– Эм, – шокировано отстраняюсь.

Всю решимость, как ветром сдувает. От запаха модной туалетной воды резко мутит, а вата в голове начинает шаить едким дымком с примесью лёгкой тревоги.

– Ну чего ты, малыш? Тебе будет приятно.

Падает на диван и тянет моё болтающееся в пространстве тело на себя. Колени блондина широко разведены, поэтому задницей сразу съезжаю к его паху. И всё бы ничего, но мерзкий змеиный отросток между ног упирается при этом в моё девственное бедро.

Чёрт.

– Отпусти, – воплю, округляя глаза от страха.

Меня можно понять. Это первый член в жизни, который касается моего тела, пусть и через одежду.

Зашквар полный.

Щёки мгновенно вспыхивают.

Упираюсь в каменные мышцы качка и пытаюсь отодвинуться, но именно в этот момент предательская лямка вновь съезжает, а моя уверенная стоячая троечка с нежно-розовым соском оказывается прямо перед его облизывающимся ртом.

Я думала, что хуже быть не может!

Ошибалась, потому что именно в этот момент в випку заворачивает Громов.

Нашлась пропажа.

Мирон ошеломлённо озирает нашу недвусмысленную позу, яростно мажет взглядом по обнаженной груди. Приоткрыв рот, пару раз моргает и снова пялится, пока я не додумываюсь прикрыть её ладонью.

Его выдающийся мозг явственно фиксирует лапу агрессора на моей заднице и прозрачные глаза моментально наливаются кровью.

– Чё за хуйня, Офицеров?

Хватка ослабевает, поэтому я быстро вытягиваюсь на ноги и поправляю платье.

– Пошёл на хер отсюда, Громов, - слышу голос придурка.

Сгорая от стыда, сваливаю из випки, слыша за спиной отчётливые звуки ударов.

Ужа–ас. Хуже было только, когда я родителей занимающихся сексом в ванной, застала.

Придерживая трясущийся подбородок, отправляюсь за своей сумочкой и не найдя за столиком никого из подруг, пошатываясь, спускаюсь на первый этаж.

Накинув пуховик, вылетаю на улицу.

Утираю предательские слёзы. Декабрьский мороз забирается под длинный подол, царапая тонкий капрон. Бегу куда глаза глядят, лишь бы подальше от такого позора.

Теперь весь универ только об этом говорить будет.

Повеселилась Мийка, ничего не скажешь! Всё Мир виноват и моё упрямое желание ему отомстить.

Набросив на голову капюшон, пытаюсь нащупать телефон, чтобы позвонить отцу, когда передо мной останавливается знакомая машина.

– Быстро в тачку, пустоголовая, – кричит взбешено Мирон, наклоняясь к пассажирскому креслу и раскрывая передо мной дверь.

Пошёл ты, предатель! Обхожу автомобиль и следую дальше.

Своей дорогою.

С трёх лет мне лапшу на уши вешал. «Моя Мия». «Мы всегда будем вместе». Пустозвон чёртов!

Я-то тоже хороша. Мужикам верить нельзя, особенно таким красивым. Бабуля так всегда говорила, а я не слушала.

Снег под ногами неприятно скрипит. Осенние ботинки, в которые я выпендрилась, чтобы казаться как можно стройнее, моментально промокают, но сейчас мне настолько паршиво, что ничего не замечаю.

Чёрный автомобиль с открытой правой дверцей так и продолжает следовать за мной.

– Мия, я сейчас выйду и тебе мало не покажется.

– Вали к своей рыжей, Мир, – повернув голову, с обидой выпаливаю.

– Я тебя отшлёпаю, – зловеще угрожает.

– Только попробуй, – усмехаюсь. – Я всё твоему отцу расскажу.

Мир хрипло хохочет.

– Ну ты прямо испугала меня. Коленки задрожали, сейчас сердце прихватит.

– Тогда своему нажалуюсь, – дерзко вздёрнув подбородок, продолжаю шагать по заснеженному тротуару. - И нет у тебя сердца, не ври!

– Куда ты прёшься в ночи?

– В сторону службы средневековой инквизиции, – тихо проговариваю под нос. – Или за хной в супермаркет. Ещё не решила.

Впереди небольшой перекрёсток. Этим ловко пользуется Громов, преграждая мне путь. Быстро выбирается из машины и закинув руки в карманы, огибает капот.

– Попалась, Карамелина?

Глава 6. "Вызывающая" Мия.

– Садись, – кивком указывает мне на дверь, стискивая зубы.

Внимательно разглядываю его внешний вид. Тонкая, трепещущая от декабрьского ветра рубашка разодрана у воротника, чёрные брюки заляпаны пылью чуть ниже колен. Глаза ошалелые, всё ещё дурные. Крепкое тело вибрирует не то от холода, не то от злости.

Озираюсь. Вокруг не души.

– Мне долго ждать?

На улице зима, он без куртки. Видимо, оставил в клубе... так торопился за мной, бедняга. Громов часто дышит, тёплый воздух выходит из приоткрытого рта, образовывая объёмное облако пара.

Вдруг заболеет?..

Тяжело вздохнув, делаю несколько шагов и усаживаюсь в автомобиль. Жадно затягиваюсь древесным ароматом мужской туалетной воды. В ду́ше разливается привычное тепло и воспоминания об этом лете.

Чуть улыбнувшись, жду, пока Мирон опустится на водительское кресло. Он делает это быстро, с раздражением громко хлопая дверью.

– Бррр, – рычит, увеличивая напор горячего воздуха. – Замёрз, пиздец.

Не свожу взгляда с его длинных пальцев, нажимающих всё новые и новые кнопки.

– Никто тебя не просил за мной бежать.

– Закройся, – зловеще выговаривает, мазнув взглядом по моему лицу. – Мы сейчас молча доезжаем до посёлка, а потом я с тобой серьёзно разговариваю.

– Коленки задрожали, – ворчу под нос, возвращая его слова.

Задрав подбородок, внутренне собираюсь, отворачиваюсь и прокручиваю события вечера.

Этот Офицеров полный мудак.

Слава богу, кроме Громова никто не видел. Очень на это надеюсь, по крайней мере.

Моя кристально чистая репутация – это то, чем я дорожу больше всего.

Так уж повелось, что до праздника, который православная церковь столетиями не принимает (Хэллоуин – пр.авт.), и теперь я очень даже поддерживаю это мудрое решение... до того самого дня, моя жизнь казалась идеальной.

Просто замечательной.

У меня классные родители. Понимающие, поддерживающие. Что бы ни случилось, они всегда на моей стороне. Когда в девятом классе учительница по черчению несправедливо обвинила меня во вранье, отец, конечно, выслушал её в кабинете директора, потом спокойно попросил меня, плачущую навзрыд, выйти в коридор и так отчитал присутствующих, что больше меня не трогали. Никогда.