Глава 4
ИНТЕРМЕДИЯ 1 Ничто колебалось, готовясь принять в себя Нечто. Оккопирмос величаво выплыл из Никуда, когда навстречу ему раздался вопрос Промжимаса:— Как тебе развлекается, Брат?Был бы Предвечный кем-то осязаемым не втуне в сущем смертными, могло бы показаться, что усмехнулся он и пожал при этом плечами. Но о теперешней его реакции судить можно было только по интонациям не совсем бесцветного голоса, в котором явно чувствовались нотки легкого удовлетворения:— Знаешь, мне действительно становится немного интереснее находиться здесь, подпитываясь известиями из низшего тварного мира. А там, похоже, затевается какая-то, пусть и мелкая, но интрига. И, пожалуй, я даже в ней слегка поучаствую. Разумеется, с твоей помощью, Брат.— Чего же хочешь ты от меня, Брат? — слегка громыхнуло где-то, кажется, слева. Впрочем, направления, как и расстояния в Нигде во все времена никакого осмысленного значения не имели. Хотя бы потому, что вмешивалось Никогда.— Хочу — это слишком сильно для той мелочи, о которой я буду просить тебя, Брат, — будь Оккопирмос собакой, его собеседник наверняка услышал бы легкое постукивание хвоста по полу. — Мне нужен человек из другого времени, но почти из того же места, где затевается мое представление. Тот, кто смешает уже сданные карты и перетасует колоду вновь.— А ты шулер, Брат! — в голосе Промжимаса чувствовалось легкое недоумение. — Я думал, ты будешь развлекаться честно...— Не тебе говорить о честности, Брат. Как и мне не пристало бы, конечно, просить о такой мелочи. Хорошо, я все устрою сам, Брат.— Не думал я, что в Ничто в тебе, Брат сохранится способность обижаться. — Нет, это не обида, Брат. Это тоже развлечение в моей скуке. А к разговору о твоей честности, — последние два слова, как могло показаться, Предвечный все же выделил интонацией, — так вот, к этому разговору мы вернемся позже. Мне пора вернуться и совершить самому то, о чем я просил тебя, Брат.Это не было даже предвестием ссоры — да и как таковая может возникнуть и развиться в Нигде, даже когда Никогда спало? Впрочем, откуда знать про то простым смертным! Их удел — куда ниже.И считать ли легким последствием незначительной размолвки между братьями-богами то, что над полевым станом в ту памятную ночь пролился мелкий летний дождик? * * *
«Москва, и град Петров, и Константинов град —Вот царства русского заветные столицы...Но где предел ему? и где его границы —На север, на восток, на юг и на закат?Грядущим временам их судьбы обличат...Семь внутренних морей и семь великих рек...От Нила до Невы, от Эльбы до Китая,От Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная...Вот царство русское... и не прейдет вовек,Как то провидел Дух и Даниил предрек». Федор Тютчев, «Русская география» в которой мы знакомимся с отдаленным потомком некоторых уже действующих лиц и узнаем, куда он отправляется в очередную командировку Места, куда предстояла очередная боевая командировка, были майору из отдельного специального подразделения ГУ (теперь, ранее ГРУ) русского Генштаба Андрею Внукову неплохо знакомы не только в связи с актуальными интересами его нынешней конторы. Сувалкинский коридор в Литве, по сути, кратчайший сухопутный маршрут из Белоруссии в эксклавную Калининградскую область, некоторые сведения о котором необходимо было привести в надлежащий вид, располагался совсем рядом с Полоцком. А именно оттуда, да из Смоленска, как подсказывали не только летописи и рукописные своды, но и некоторые иноземные хроники, а главное — Бархатная книга и Государев родословец, — шла от пращуров Внукова его родовая линия.Нет, ни майор, ни кто-то из его многочисленной родни не были из тех идиотиков, ушибленных на голову девизом, внезапно родившимся в 90-е годы прошлого уже тысячелетия, что дескать, надо до чуть ли осьмнадцатого колена знать наизусть свою родословную. Да, много действительно светлых голов реально поломалось тогда на этом поприще! Просто дед Внукова Ярослав Олегович преподавал в свое время историю русского государства в Московском государственном университете — в том числе и будущему легендарному декану журфака МГУ имени Ломоносова Якову Засурскому. И в полной мере попользовался своим служебным положением, в частности, допуском в спецхран.Так что с детства Андрей знал, что Внуковы принадлежат к известному роду Нетшиных (из Рюриковичей, тех самых, между прочим!), как и Мамоновы, Дмитриевы, Даниловы, а основателем именно этой славной фамилии полагают известного воеводу Семена Григорьевича Внука. И не видел в этом знании ничего особенного — кто же удивляется тому, что человеку, к примеру, хорошо знакомы окрестности его дома? Так и тут, не было чего-то такого скрытого, потаенного, чем надо было бы непременно гордиться. А вот с ответственностью перед знаменитыми предками получалось сложнее — вроде как и жить надо так, что подвести их память нельзя.Впрочем, со служебной карьерой тоже все складывалось достаточно прилично. Сразу после школы по примеру зацепившего не только Афганистан, но до этого еще и Анголу отца, Александра Яковлевича (любил батя приговаривать — «Не Невский я, но — Нетшин!»), Андрей поступил без особых проблем в офицерское сословие — в Новосибирское высшее военное училище на факультет разведки, с отличием окончил его, год оттрубил в паре дальних гарнизонов на двух разных границах в Красной армии (так тогда уже вновь начали называть войска те, кто суть Вооруженных сил действительно понимал).А потом, когда Андрея Александровича, к тому времени юным старлеем (всего-то через год по выпуску!) пригласили поработать по специальности именно в сердце военной разведки, в ГРУ, вот там началась настоящая служба. Много воды с тех пор утекло, и майорские погоны к готовящемуся разменять тридцатник Внукову шли, по выражению одного из коллег, как козе баян. Матерым волком-диверсантом стал к моменту командировки в Сувалки Андрей, но в разведке свой порядок прохождения табели о рангах. Здесь за честь выйти на пенсию полковником. Если дослужишь до пенсии.Внукова дважды представляли к высокому званию Героя России за операции, столь малозаметные в общем пространстве, что были именно в том какие-то особые шик и соль, поскольку результаты их чрезвычайно вдохновляли людей понимающих. Но оба раза документы возвращались с визами лиц, к военной разведке ровно никакого отношения не имевших, но, как принято говорить, «близким к кругам, где принимаются самые важные решения».А так-то парадный китель Андрея украшали всего две медальки по имени «заебись» — ЗБЗ, «За боевые заслуги», которые в армии Советской откровенно презирали (вручали их, когда вроде как и положено наградить, а вот жаль на представленного употребить хоть что-то настоящее!), но истинную цену им в те времена, когда у России собственных военных наград практически еще не было, в ГРУ, теперь ГУ, знали более чем хорошо.Да недавний орден Мужества, так сказать, «в компенсацию» пробитый руководством за те две так и не полученные Золотые Звезды. Неравный размен, да, но хоть что-то в признание того вклада, что внес Внуков, как было написано в сопроводительных документах, «в укрепление обороны и безопасности Российской Федерации».В общем, получалось, совсем как в популярной еще во время первой чеченской кампании в армейских частях песни:«Служил я не за звания и не за ордена —Не по душе мне звездочки по блату,Но звезды капитанские я выслужил сполна.Аты-баты, аты-баты».Впрочем, были в той песне и такие строчки:«Жена моя красавица оставила меня.Она была ни в чем не виновата.Ни дома, ни пристанища — какая тут семья»...Так вот, случилась в жизни Андрея и мимолетная свадьба, ровно такой же мимолетной оказалась и короткая семейная история. С будущей супругой Галиной Внуков познакомился на третьем курсе НВВОКУ, как водится, на танцах в местном военном Доме культуры, которые все в городе называли «ярмаркой невест». Ибо ходили на них из особ женского пола только представительницы востребованных в дальних и удаленных гарнизонах профессий: будущие учительницы и медички.Настоящей офицерской жены из Галины не вышло, не все озамужненные дамы осознают по молодости, что лейтенантш много, а вот генеральш — не очень. Но то, что генеральские супруги со своими мужьями, как правило, с первых двух маленьких звездочек, и во многом благодаря их пониманию и поддержке строится настоящая офицерская карьера, так это для преподавательницы английского языка Галины Внуковой (Шмыгаль в девичестве) осталось великой и так и не постигнутой тайной.Разошлись мирно и быстро через четыре года. Андрей уже числился в Москве, потому оставил жене не только годовалую дочку Марию («Нетшины в неволе не размножаются! Потому и не наградил нас Господь наследником, того бы сам воспитал», — мог и так сказать в компаниях), но и не сильно разъеденную временем двухкомнатную квартиру в Черемушках, которую успел прикупить по случаю на очередные внезапные «боевые» во времена гайдаровской «шоковой терапии» и не менее шокового развития отечественных истории с географией. Сам переехал сначала в казарму к личному составу, потом в офицерское общежитие. Один черт постоянно в разъездах. В дом на Котельниковой набережной, где жили родители, возвращаться не стал, хоть и зазывали долго.Дворянством, которое род Андрея получил в столь древние и пыльные времена, что в тех темных закоулках мало кто теперь ориентировался, сам Внуков не кичился и разговоров на эту тему подчеркнуто избегал. По его мнению, дворянин — кто, в первую очередь? Правильно, человек, службу государеву исполяющий достойно, ну так а чем иным Андрей всю жизнь занимался?К православной церкви относился спокойно и без того отчасти намеренно показного фанатизма, что стал в последние годы свойственен высоким российским чинам, большей частию гражданским, хотя и носили некогда некоторые из них погоны. Да, был крещен еще в детстве, но до настоящего воцерковления так и не дошло, хоть и знал многие молитвы — правду говорят, что на войне не верующих нет...Так вот, оказавшись в очередной раз в Литве — Андрей частенько бывал в этих краях еще мальцом во времена СССР, а детские воспоминания не только самые яркие, но и самые прочные, потому что слишком многое связано с действительно важными тогда, на взгляд ребенка, событиями, — Внуков уверенно двигался по привычной местности и почти добрался до высотки, обозначенной на карте в компактном армейском планшете индексом 124,7. Там майору предстояло определиться с одним из двух предполагаемых направлений дальнейшего маршрута. Оба были равно «вкусными», и Андрей предполагал, что поутру его ждет непростой выбор.Потому с мыслью, что утро и впрямь вечера мудренее, разведчик начал устраиваться на ночлег. Дело привычное, да и летняя пора особых трудностей с организацией бивака не обещала. Внуков даже не стал отстегивать от камуфлированного в расцветку остальной одежды рюкзака почти невесомый спальный мешок, хотя сырость в этой рощице говорила не только о том, что где-то совсем рядом наличествовало скромное по сравнению со своими белорусскими сродственниками болотце, но и о весьма вероятном изменении барометра с «ведро» на «облачно, небольшой дождь». Костерка разводить тоже не стал, наскоро перекусил всухомятку галетами с сыром, запил съеденное набранной неподалеку во фляжку вкусной ключевой водицей и пристроился под разлапистым вековым дубом.Ближе к утру небо и впрямь слегка заволокло облачками, начался мелкий скудный дождик из категории тех, что как-то издавна невзлюбил Внуков. Нет бы сразу весь намеченный объем вылился вниз, так — отставить! — мокни медленно, но весь день! Все-таки с большей частью врожденным, хотя кое-где и с благоприобретенным оптимизмом Андрей посмотрел вверх, огляделся по сторонам, потом скомандовал себе — подъем! И легким шагом двинулся к высотке 124,7, лавируя между деревьями.Наверх Внуков смотрел не зря. Какое-то смутное беспокойство внушала ему вяло бредущая в его направлении с восточной стороны неожиданно темная тучка, резко выделявшаяся своей мрачной расцветкой среди окружающей небесной серости. А интуиции своей, многократно проявившей себя во всей красе за годы армейской жизни, Андрей привык доверять безусловно. Интуиция же подсказывала, что не бывает таких одиноких туч при именно такой погоде, было в этом нечто аномальное.Аномальщины в целом Внуков не боялся, зная, что рано или поздно, но отыщется для любой небывальщины вполне сносное, основанное на давно известных человечеству законах мироздания объяснение, даже специально чуть ли не на спор ездил в свое время (и за свой счет, заметим, в отличие от своих визави!) в некоторые так называемые «паранормальные зоны», после чего количество легенд и мифов про в них якобы происходящее резко сократилось, а вот авторитет Андрея в среде сослуживцев заметно поднялся.Хорошую фантастику разведчик тем не менее любил. И не понимал потому резкий перекос в последнее время произведений отечественных, в первую очередь, сочинителей в сторону так называемого «попаданчества». Окончательно добил Внукова буквально на днях прочитанный им рассказ известного русского фэнтезийщика про то, как «попаданец» в лице пионера Вити Солнышкина оказывается на приеме у товарища Сталина. Над некоторыми эпизодами Андрей даже поржал тихонько, но в голос — так хорошо излагал обстоятельства как бы происходившего Лукьяненко.По своему армейскому опыту майор четко понимал, что в предлагаемых сочинителями условиях 99,9 процента этих «попаданцев» прожили бы в объявленных условиях от одной минуты до — максимум, кому повезет, — недели. Деятельность этих персонажей в значительной степени была схожа с работой зафронтовых разведчиков, а полный спецкурс по теме Андрей прослушал внимательно дважды. Первый раз еще в училище, а второй раз совсем недавно, как раз когда готовился к этой вот командировке — надо было кое-что из возможно актуального освежить в памяти, да и посмотреть, насколько изменилась за последние годы методика военного преподавания в сравнении с общегражданским.Как раз по возвращении Внуков и готовился изложить сослуживцам свои развернутые соображения по поводу способности «попаданцев» к реальному выживанию в предлагаемых авторами (по Станиславскому) обстоятельствах. Любопытная должна была получиться лекция, Андрея давно уже подбивали на то, чтобы записать на том же Ю-Тьюбе целый цикл бесед — хоть и денег дополнительных к окладу заработать. Но успешно сопротивлялся пока майор жаждущим продвинуть его в стяжатели, крепил пока оборону, рассчитывая использовать и так невеликое свободное от службы время совершенно другим образом.Что-то настораживало тем временем и на земле. Почва под ногами начала ощутимо мягчеть — похоже, начиналось то самое болотце. Внуков вывернул из-за двух особо кряжистых берез и замер: буквально в пяти метрах от него лицом к лицу стоял невиданный им никогда и ни в каких местах (а попутешествовать довелось изрядно) истукан. Тяжелое даже на вид высокое тулово заканчивалось не по размеру огромной рогатой головой. Какие-то черты на этой — иначе не скажешь! — морде удавалось только угадать, что-то точно разглядеть было невозможно.Тем не менее, что сразу заинтересовало Андрея, в открытой перед грудью ладони истукана било какое-то мерцание. «Ну что, поиграем в кладоискатели? В Индиану Джонса какого-нибудь? — успел подумать Внуков, сделал первый шаг в нужном направлении и... Тут же провалился поояс! — Ничего страшного. Веревка рядом, зацеплюсь за березу и вылезу»......А за примерно восемьсот пятьдесят лет до происходящего в современной Литве, но ровно в тех же географических координатах к идолу Перкунаса в маленькой болотисой рощице осторожно и аккуратно, цепко взглядываясь, куда дальше шагнуть, пробирался жрец Валимантайтис. Те звуки, что слышал за своей спиной Лукоте, заставляли его непроизвольно ускорять шаги — злодеи, что напали на летний стан, никогда не должны были не то, чтобы получить, но хотя бы и увидеть негасимый огонь в Зиниче!По случаю свадьбы швальгон, по жизни постоянной — зинис, Лукоте вышел наконец на полянку, где должен был найти вырезанного из старого дерева многие времена назад Перкунаса, и замерши на мгновение, опрометью тотчас бросился назад под защиту леса. Бывшая еще вчера украшенной желтеющей под пробивающимися через негустую листву лучами солнца рутой полянка перед идолом превратилась за время отсутствия жреца в чавкающее жижей болото. И прямо посередине трясины ворочался и бултыхался кто-то совсем чужой...