– Галя, не нужно,– басит генерал Болмосов. Я точно сейчас свалюсь. Поэтому падаю на стул, который мне выделила милая Люба.– Дочка сейчас и так свалится в обморок.

– Почему. Олег мой сын и я…

– Надо же, вспомнила,– ухмыляется Олег, и кажется пытается меня закрыть собой. Как обычно. Сердце заливает огненной любовью и благодарностью.– Что ж ты так не переживала, когда меня отдала? Я ни за что не поступлю, так как ты сделала. Мама, я взрослый, и вполне отдаю себе отчет… Кстати. Что это ты вдруг вспомнила обо мне?

– И не забывала. Как узнала, что ты сошел с ума, сразу приехала. Хорошо, что Дима сказал. Надо быть полным идиотом, чтобы отказаться от своей жизни. Ты понимаешь, что тянешь себя на дно? Какая семья, подумай? На ноги еще не встал. Но уже гробишь перспективы…

– Она меня пытала, брат,– шепчет кареглазый, и черти пляшут в его взгляде.– Леж, прости, но…

– Так ты у нас не гинеколог теперь, а психиатр? – кривит губы Олег. И я вижу, как ему больно. И так хочется его спасти. Укрыть. Мой жених, у которого из-за меня куча проблем.

– Так, а ну тихо. Сын прав, он отвечает за женщину, которую любит. Это по-мужски,– хлопает по столу рукой отец Олега. Я подпрыгиваю от неожиданности. Боже, срам какой.– Галя, если пришла в мой дом, будь любезна уважать тех, кто тут живет. Нет – до свидания. Не позволю обижать девочку. Она совсем тут ни при чем.

Он говорит тихо. Но у меня от его тона бегут мурашки. И эта странная, страшная женщина тушуется. Хоть и смотрит с ненавистью на генерала. Но она его уважает, или боится, я не понимаю.

– Твое воспитание, – шипит мать Олега, с грохотом отодвигаясь от стола.– Спасибо за гостеприимство. Мать променять на…

– Мам, прекращай,– наконец подает голос Дмитрий. И мое сердце переполняется благодарностью.– Это их жизнь. Если Олег счастлив, не стоит мешать. И кроме того, у меня теперь есть сестренка. Красивая сестренка. Молодец, Олежек. Я даже завидую, такую кралю отхватил. Лира, я рад, что ты станешь частью моей семьи.

Я смотрю, как уходит Галина. Прямая, словно палка. Идет медленно, с грацией королевы. И меня царапает слово «завидую», но гоню неприятные мысли. И так страшно. И тошнит. Едкая тошнота буквально скручивает мой желудок в узел.

– Пока, сестренка. Маман, оседлала любимую метлу, не могу ее оставить в состоянии захлебывания ядом,– губы Дмитрия касаются моего запястья. Его дыхание обжигает кожу.– Не обращай внимания, она остынет и ей будет очень стыдно. Ты очень красивая. Знаешь, если мой брат тебя обидит, я надеру ему зад. И еще, сестренка, я рядом, если что.

– Ты слишком много времени отнял у меня и моей будущей жены,– улыбка Олега ненастоящая. Дмитрий щурится, глядя в глаза моего жениха. И мне неприятно.

– Прости, брат. И будьте счастливы,– расцветает кареглазый, наконец выпустив мои пальцы из своей ладони.

И я наконец могу дышать. Легко. Мне снова легко и хорошо. Прижимаюсь к Олегу, моему любимому.

*****

Болмосов… Черт подери. Воспоминания вытягивают из меня остатки равновесия. Падаю лицом на стол, заляпанный противным льдом. Он меня предал. Все повторяется, идет по спирали. И мой спаситель стал тоже предателем. И я не знаю, как дальше жить. А еще, очень хочу чипсов и варенья. Крыжовенного варенья, кисленького.

– Лира, я не сказала, потому что… – шепчет Буська.– Лир. Болмосов в городе. Котька звонила, он на вечер встречи приходил.

– Не надо. Я знаю, ты хотела меня оградить,– улыбаюсь через силу, хотя хочу рвать и метать.– И знаешь, мне совсем, абсолютно это неинтересно.

Я лгу. Сердце предательски пропускает целую серию ударов. И Подруга видит мое вранье. Губы поджала.

– Ты же не наделаешь глупостей?

– Для начала я схожу в магазин,– вздыхаю я, – за чипсами со вкусом соленых огурцов, хреном и вареньем. Глупости пока не в приоритете. У меня есть теперь ради кого жить.

Хрен с вареньем

Холод сразу же проник под тонкое пальто, в кармане которого требовательно зазвонил мобильный. Я посмотрела на дисплей телефона, лелея желание не отвечать. Но, если долго бежать от проблемы, она разрастется до катастрофических масштабов. Это вам скажет любой психолог, даже такой «недо» как я, не проработавшая ни дня по специальности. Сидела дома, клушей, растворившись в муже. Даже быт вела приходящая домработница. Жила как в вакууме, пока мой Димка, мой муж… Пока он… Трахал на столе в кабинете свою Лиску.

– Да,– выдохнула в телефон, вместе с облачком пара короткое слово.

– Манда. Какого хрена ты творишь? – без предисловий. Моя свекровь в своем репертуаре. Властная, в голосе тонна льда. Глыба, размером с айсберг, погубивший Титаник,– Прекращай дурить. Взяла ноги в руки и марш домой. Мой сын не должен нервничать из-за твоей глупой незрелости.

– Ваш сын мне изменил,– говорю, вроде ровно. Но голос все равно предательски дрожит.– Считаете это нормальным?

– Большое дело. Девочка, мужики изменяют, к этому надо быть готовой. Они все ходоки. И папенька моего старшего сына, генерал, а шлындал по бабам только в путь. Куда член, туда и ноги. Это природа. От осинки не родятся апельсинки. И если при первом походе налево все будут разводиться, институт брака вымрет к чертовой бабушке,– злится. Я слышу, знаю эту женщину. И знаю ее отношение ко мне. А еще я точно уверена…

– У него там дочь. И вы в курсе. Я ведь права?

– Нормальное желание здорового самца – продолжение рода. Здорового. Лира. Да, естественно я в курсе. И вела беременность той женщины. Моя внучка родилась под моим чутким руководством. Ты же не можешь иметь детей. И виноват в этом не Дмитрий. Или ты забыла, Лира? Нельзя забывать добро. А ты неблагодарная.

Не забыла. Помню диагноз поставленный мне свекровью. Как клеймо выжгла. Помню, как Димка приволок меня на руках в ее кабинет. Помню боль адскую. Это невозможно вычеркнуть из памяти. Она ведь не меня тогда спасала.

Лира. Надо же. Обычно Галина Степановна ко мне по имени не обращается. Как же хорошо, что я проявила самовольство и выбрала другого врача. Лечилась в тайне от всех. Мечтала. Надеялась.

– Домой, быстро,– летит мне в ухо приказ «любящей» свекрови.– Ублажи мужа, чтоб у него на потаскух сил не оставалось, вымоли прощение и не дури.

– Эта потаскуха – мать вашей внучки. И…Нет, не вернусь, – хриплю, с трудом сдерживая плач, сжавший мои связки.-Не могу простить. Не хочу.

– Дура, блядь, неблагодарная. Посмотрим, как ты проживешь без…– не слушаю больше. Давлю на кнопку отбоя, борясь с желанием просто грохнуть об подмерзший асфальт дорогой аппарат, который мне подарил Димка на годовщину нашей с ним свадьбы.

Еще пару минут пытаюсь выровнять дыхание. Тошнит страшно. Хочется пить, а еще бежать сломя голову куда угодно, лишь бы подальше от кошмара.

– Вам плохо? –участливый женский голос заставляет вздрогнуть, и удавка стягивающая горло лопается, прорывает сдерживаемые слезы.

– Нет. Все хорошо. Просто не могу магазин найти. А я хочу варенья и хрена,– зачем-то вываливаю я на случайную прохожую тонну дурацкой информации.

– За углом магазин,– косится на меня добрая самаритянка, наверняка рассуждает, не вызвать ли психиатрическую неотложку.– Может проводить вас?

– Не нужно. Я сама. Я учусь справляться со всем сама.

Магазин маленький, небогатый. Товары расставлены на полках неподвластно никакой логике. Но мне нравится. И запах дерева и хлеба очень замечательный. А вот Димка бы и порог такого не переступил. У него все должно быть шикарным, должно соответствовать его статусу. И я была таким вот приложением. Клялся мне, что я самая красивая на свете. А я таяла. И верила. Дура. А он… Любовницу тоже, наверное, подбирал чтоб критериям соответствовала. Сердце снова начинает плясать, наверное гормоны все таки влияют на его работу. Противное предательское сердце.

– А варенье есть у вас в продаже? – спрашиваю у скучающей продавщицы, играющей в какую-то увлекательную игру на телефоне. Даже звук выключить не потрудилась. Но мне от чего-то очень уютно тут, в этой крошечной лавчонке. И чипсы в хрусткой упаковке, найденные мной на деревянной тесной полке, греют душу и дразнят разгулявшийся аппетит.