– Но в таком случае почему вы делаете глупость за глупостью?!
– О чем это вы? Не понимаю.
– Ну… скажем, затяжные прыжки, прыжки на лыжах с вертолета, гонки по пересеченной местности после сборов.
– Похоже, вы немало успели узнать обо мне.
– Ничего личного. Просто вы часть семейного бизнеса, и не самая ничтожная. Кроме того, все в Чикаго знают о ваших проделках.
– Репортеры вечно поднимают шум из-за пустяков.
– Я бы не назвала это пустяками! – фыркнула Молли. – Не понимаю. Вы всегда были образцом для спортсменов-профессионалов. Не пьете за рулем, не бьете женщин. Первым являетесь на тренировки и последним уходите. Ни скандалов, ни пирушек, ни наркотиков. И вдруг такой сдвиг по фазе!
– Никакого сдвига.
– А как еще это можно назвать?
Кевин, склонив голову набок, с подозрением прищурился:
– Так вас послали шпионить за мной?
Молли рассмеялась, хотя это несколько портило ее имидж богатой сучки.
– Уж поверьте, я последняя из тех, кому доверят столь ответственное поручение. Я в этой семейке считаюсь синим чулком. – И, перекрестившись, добавила: – Ей-богу, Кевин, чтоб мне пропасть, если выдам вас. Поведайте, что вы задумали?
– Люблю иногда разогреть кровь и не вижу в этом ничего плохого.
Но Молли не успокоилась:
– Разве вашим приятельницам все равно, что с вами будет?
– Если хотите что-то узнать о моей интимной жизни, так и скажите. По крайней мере доставите мне удовольствие посоветовать вам не совать нос в чужие дела.
– Зачем мне подробности вашей интимной жизни?
– Вот и мне интересно – зачем?
Молли окинула его мрачным взглядом.
– Просто гадала, где вы находите своих дам? Выписываете по каталогу? Или шарите в Интернете? Я слышала, что есть фирмы, специализирующиеся на помощи одиноким американцам. Ищут им партнерш за границей. Видимо, сами они, бедняги, не в силах справиться. Да-да, я видела такие снимки. «Двадцатилетняя русская красавица. Играет классику на фортепьяно в голом виде, в свободное время пишет эротические романы, жаждет включить в свой репертуар „Янки Дудль“».
К сожалению, вместо того чтобы оскорбиться, Кевин рассмеялся:
– Я встречаюсь и с американками тоже.
– Готова поклясться, последние в печальном меньшинстве.
– Вам никто не говорил, что вы чересчур пронырливы?
– Я писатель. Любопытство – профессиональное качество. – Молли перешла в атаку: – Расскажите о своей семье.
– Рассказывать почти нечего. Я – эс-эс.
Сукин сын? Скользкий слизняк?
Кевин ухмыльнулся и водрузил ноги на журнальный столик.
– Сын священника. В четвертом поколении, в зависимости от чего считать.
– О да, я, кажется, читала. Значит, в четвертом поколении?
– Мой отец был методистским священником, сыном методистского священника, а тот, в свою очередь, был внуком одного из старых методистских бродячих проповедников, что несли слово Божие в самые глухие уголки нашей страны.
– Так вот почему в ваших жилах течет столь буйная кровь! Гены прадеда-миссионера.
– Уж конечно, не папаши. Потрясный был парень, но рисковым малым его не назовешь. Типичный кабинетный ученый. Совсем как вы. Разве что повежливее, – усмехнулся Кевин.
Молли предпочла пропустить ехидный намек мимо ушей.
– Его уже нет в живых?
– Умер лет шесть назад. Ему был пятьдесят один год, когда я родился.
– А ваша мать?
– Ушла в мир иной полтора года назад. Она тоже была немолода. Буквально глотала книги, была председателем исторического общества. Увлекалась генеалогией. Помню, с каким нетерпением родители ждали лета. Эти месяцы были лучшими в их жизни.
– Загорали на багамских пляжах в чем мать родила?
– Не совсем, – покачал головой Кевин. – Мы все отправлялись в летний лагерь методистской церкви в северном Мичигане. Он принадлежал моей семье испокон века.
– Ваша семья владела летним лагерем?
– Да, с маленькими домиками и большой старой деревянной молельней, в которой проходили службы. Мне приходилось проводить там все каникулы, пока не исполнилось пятнадцать, а потом я взбунтовался.
– Должно быть, они не раз гадали, каким образом им удалось зачать такого сына.
– Не то слово, – вздохнул Кевин. – А как насчет вас?
– Я сирота, – небрежно, как всегда в таких случаях, бросила Молли, хотя в горле застрял комок.
– Мне казалось, что Берт женился исключительно на шоу-герлз, – усмехнулся Кевин, но, судя по тому, с каким видом перевел взгляд с ярко-алых лохм на весьма скромную грудь, вряд ли он поверил, что в ее генетическом фонде переливается мишура и сверкают бисер с блестками.
– Моя мать была хористкой в «Сэндз». Она стала третьей женой Берта. Погибла, когда мне было два года. Летела на курорт отпраздновать развод.
– У вас с Фэб разные матери?
– Разные. Мать Фэб была его первой женой, хористка во «Фламинго».
– Я никогда не встречался с Бертом Сомервилем, но, судя по слухам, человеком он был нелегким.
– К счастью, он отправил меня в пансион, едва мне исполнилось пять лет. До этого в доме постоянно сменялись хорошенькие няни.
– Интересно.
Он спустил ноги со столика и нацепил на нос темные очки от Рево в серебряной оправе. Молли вздохнула. Двести семьдесят долларов в «Маршалл Филдз».
Дафна примерила темные очки, выпавшие из кармана Бенни, и наклонилась, чтобы полюбоваться своим отражением в пруду. Parfait! [5] (Она была уверена, что французский лучше всего подходит для описания ее внешности.)
– Эй! – окликнул сзади Бенни.
Плюх! Очки соскользнули с носа прямо в воду.
Кевин поднялся с дивана – гибко, одним движением, словно наполняя комнату неукротимой энергией.
– Куда вы? – полюбопытствовала Молли.
– Прогуляюсь немного. Глотну свежего воздуха.
– Далеко собрались?
Кевин снял очки, щелкнул дужками.
– Приятно потолковать с вами, но, думаю, с меня пока хватит расспросов руководства.
– Я уже объясняла, что не имею никакого отношения к руководству.
– А доля в «Старз»? Это автоматически ставит вас в ранг начальства.
– Ладно, не буду спорить. Руководство желает знать, куда вас несет.
– Кататься на лыжах. Какие-то проблемы?
Еще нет, но будут.
– В округе только одна альпийская лыжня. Спуск высотой всего сто двадцать футов. Что такое сто двадцать футов для храбреца вроде вас? Раз плюнуть.
– Черт!
Молли поспешно скрыла улыбку.
– Значит, похожу по равнине, – решил он. – Я слышал, что здесь есть трассы мирового класса.
– Снегу слишком мало.
– Значит, поищу аэродром! – бросил он, метнувшись к шкафу.
– Нет! Лучше отправимся… отправимся в поход!
– В поход? – переспросил Кевин с таким видом, словно она предложила ему полюбоваться на птичек.
Молли лихорадочно соображала, что сказать.
– Знаете, в скалах есть узкая и очень опасная тропа. Ее закрывают, когда начинается ветер или хотя бы слабый снежок, но я знаю, как пробраться к ней в обход. Правда, советую хорошенько подумать, прежде чем согласиться. Тропа узкая, обледеневшая – если оступиться, то можно полететь вниз и разбиться.
– Сочиняете.
– У меня не такое богатое воображение.
– Вы писательница.
– Детские книги. Никакого насилия. Но если хотите стоять здесь и болтать все утро – дело ваше. Я, пожалуй, отправлюсь одна. Небольшое приключение не помешает.
Ей, кажется, удалось привлечь его внимание.
– Ну что ж, тогда в путь.
Они прекрасно провели время, хотя Молли так и не сумела отыскать обещанную опасную тропу – может, потому, что в самом деле все придумала. На вершине скалы, куда им удалось взобраться, было холодно и ветрено, однако Кевин не жаловался. Он попытался взять ее за руку в особенно скользком месте, но Молли, пронзив футболиста презрительным взглядом, посоветовала ему заботиться о себе, поскольку она не собиралась спасать его каждый раз, когда он станет пугаться любой наледи.