А она воспользовалась беспомощностью спящего человека. Молли хотелось плакать.

– Извините меня, Кевин. Мы оба знаем, что мой поступок непростителен. Давайте забудем об этом.

– Боюсь, у меня не слишком широкий выбор, – процедил он. – Кроме того, я не хотел бы прочитать об этом в «желтой» прессе.

Молли попятилась к двери.

– Надеюсь, вы понимаете, что я никому ничего не скажу.

Он с отвращением уставился на нее.

Лицо Молли жалко сморщилось.

– Я… мне очень жаль. В жизни ни о чем так не сожалела. Правда.

Кевин снова впрыгнул в блокируемую зону. Шестьдесят пять тысяч вопящих, беснующихся болельщиков вскакивали, размахивали руками, свистели, но его глухим коконом окружало абсолютное безмолвие. Он не думал ни о болельщиках, ни о телекамерах, ни о комментаторах. Все его мысли были о том, ради чего он появился на свет. Об игре, изобретенной специально для него.

Лион Типпет, его любимый принимающий, прошил беспорядочную толпу соперников и оторвался от толпы, готовясь к тому сладостному мгновению, когда Кевин влепит мяч ему в ладони.

Но тут комбинация едва не сорвалась. Неизвестно откуда возникли нападающие, готовясь перехватить пас.

В крови Кевина запел, забушевал адреналин. Схватка завязалась слишком далеко от него. Лион нейтрализован. Срочно нужен другой принимающий, но Джамала сбили, а Стабса пасли сразу двое.

Бриггс и Вашингтон прорвали оборону «Старз» и неумолимо надвинулись на него. Те же огнедышащие драконы, в обличье защитников «Темпа-Бей», вывихнули ему плечо в прошлом году, но Кевин не собирался расставаться с мячом. С той привычной бесшабашностью, что доставила ему за последнее время столько бед, он посмотрел налево и… сделал резкий, слепой, безумный бросок вправо. Ему необходима брешь в сплошной цепи белых фуфаек. Он приказывал ей появиться. И она появилась.

С гибкой, почти звериной ловкостью, ставшей уже легендарной, он вывернулся и ускользнул. Огромные лапы Бриггса схватили воздух. Вашингтон на мгновение растерялся. Кевин развернулся и стряхнул третьего защитника, тяжелее его на восемьдесят фунтов.

Еще бросок. Что-то вроде джиттербага [8]. И он набрал скорость.

За пределами поля он был настоящим гигантом: рост шесть футов два дюйма и сто девяносто три фунта сплошных мышц, но здесь, на земле мутантов-великанов, казался маленьким, грациозным и невероятно быстрым. Лампы в стеклянном куполе превращали его позолоченный шлем в искрометный метеор, а форму цвета морской волны – в знамя, сотканное на небесах. Воплощенная в жизнь поэма. Отмеченный Богом, благословен он среди людей.

Кевин пронес мяч через линию ворот.

Когда судья зафиксировал проводку мяча, Кевин все еще оставался на ногах.

Победу праздновали у Кинни. Не успел Кевин переступить порог, как женщины буквально набросились на него:

– Потрясающая игра, Кевин!

– Кевин, querido [9], сюда!

– Ты был великолепен! Я охрипла от крика!

– Ты в самом деле возбудился, когда пронес мяч? Ну конечно, Господи, но что при этом ощущал?

– Felicitaciόn! [10]

– Кевин, chèri! [11]

Кевин, включив свое знаменитое обаяние на всю мощь, сыпал улыбками налево и направо, осторожно высвобождаясь из цепких рук.

– Твой тип женщины – молчаливая красавица, – заметила как-то жена его лучшего друга. – Но большинство женщин – болтушки, поэтому ты и якшаешься с иностранными кошечками, которые по-английски и двух слов связать не могут. Классический случай стремления избежать какой бы то ни было духовной близости.

Кевин с ленивой дерзостью оглядел собеседницу.

– Неужели? Позвольте заверить, доктор Джейн Дарлингтон Боннер, что с вами я готов на близость в любую минуту, как только пожелаете.

– Только через мой труп, – вмешался ее муж Кэл, подав голос с другого конца стола.

Несмотря на то что Кэл считался его лучшим другом, Кевин не упускал случая поддеть приятеля. Так повелось с того времени, когда он был обиженным на весь мир дублером старика. Теперь Кэл ушел на покой, поступил в ординатуру отделения внутренних болезней клиники в Северной Каролине.

Вот и сейчас Кевин не задумался пустить отравленную стрелу.

– Это вопрос принципа, старина. Иначе как доказать свою правоту?

– Доказывай как хочешь, только со своей женщиной, а мою оставь в покое.

Джейн рассмеялась, подошла к мужу, поцеловала, попутно дала Рози, своей дочурке, салфетку и подхватила на руки малыша Тайлера. Кевин улыбнулся, вспомнив реакцию Кэла, когда он спросил о длинных математических выражениях, до сих пор украшавших пеленки Тайлера.

– Все потому, что я запретил ей писать на его ногах.

– Она опять за свое?

– Да, бедный парень превратился в ходячую записную книжку. Стало лучше с тех пор, как я стал засовывать листки бумаги во все ее карманы.

Привычка славившейся рассеянностью Джейн повсюду выводить сложные уравнения была широко известна, и Рози Боннер пожаловалась:

– Как-то она записала уравнение на моей пятке. Правда, ма? А в другой раз…

Доктор Джейн поспешно заткнула рот дочери куриной ножкой.

Кевин улыбнулся и тут же был грубо возвращен к действительности красивой француженкой, ухитрившейся перекричать громкую музыку:

– Tu es fatiguè, chèri? [12]

Кевин, знавший несколько языков, ухитрялся скрывать это от посторонних.

– Спасибо, но я не голоден. Эй, позволь познакомить тебя со Стабсом Брейди. Думаю, у вас много общего. И Хизер… ведь ты Хизер? Мой приятель Лион весь вечер пожирает тебя глазами.

– Жара? При чем тут жара?

Определенно пора избавляться от парочки-тройки назойливых поклонниц.

Он так и не признался Джейн, насколько та была права. Но в отличие от некоторых товарищей по команде, любивших подчеркивать свою преданность игре, Кевин на самом деле все отдавал любимой работе. Не только тело, ум, но и сердце. А это невозможно, если в твою жизнь входит требовательная и капризная особа. Красивая и непритязательная – вот какая ему требуется, а иностранки лучше всего подходят для легкого флирта.

Игра за «Старз» – вот что главное. Только игра. Ничего больше. Игра для него – все на свете, и он никому не позволит встать у него на пути. Ему нравилось носить форму цвета морской воды с золотом, выходить на стадион «Мидуэст спортс доум», но больше всего – работать на Фэб и Дэна Кэйлбоу. Может, это продолжение его детских грез, фантазий сына священника, но быть одним из игроков «Чикаго старз» казалось ему огромной честью.

Когда играешь за Кэйлбоу, уважение… нет, благоговение к игре куда важнее той суммы, которую ты получаешь. В «Старз» нет места ни чересчур вознесшимся звездам, ни любящим помахать кулаками грубиянам. За свою карьеру Кевин не раз видел, как владельцы расставались с блестящими игроками лишь потому, что они не соответствовали стандартам Фэб и Дэна, ценивших в людях прежде всего благородство и человечность. Кевин представить не мог себя в другой команде и собирался после ухода из спорта заняться тренерской работой.

В «Чикаго старз».

Но в этом сезоне произошли два события, грозившие поставить его мечту под удар. В одном он был виноват сам. Проклятое безрассудство, одолевшее его сразу после сборов. Он всегда любил рискнуть, но обычно сдерживал свои порывы до окончания сезона. Другим оказался ночной визит Дафны Сомервиль в его спальню. Это хуже любых затяжных прыжков и гонок по пересеченной местности.