Не успели они войти в пустую комнату, как Шанталь тут же принялась ныть:

— Я боюсь, Хани! Давай уйдем отсюда. Мне ничего здесь не надо.

В отчаянии Хани подвела Шанталь в висевшему на стене грязному зеркалу:

— Взгляни на себя, Шанталь Букер! Да половина звезд Голливуда не выглядит так замечательно, как ты! Ну-ка, расправь плечи, подбородок выше! Кто знает, может, сейчас в эту дверь войдет Берт Рейнольдс!

— Но я ничего не могу поделать/Хани. Я так боюсь! И еще, после того как я встретила Гордона Делависа, я уже не думаю столько о Берте Рейнольдсе.

— Да ты и двадцати четырех часов не знакома с Гордоном, а в Берта влюблена уже два года! Разве можно отказаться от неге так быстро. Все, я больше не принимаю ни одного твоего возражения! Да все наше будущее зависит только от одного дня!

Дверь позади них отворилась, и послышался мужской голос:

— Скажите ей, что мне нужно видеть Росса, хорошо?

Хани по привычке настроилась дать бой любому, кто будет оспаривать их право здесь находиться. Стиснув зубы, она обернулась.

А потом сердце девушки провалилось куда-то вниз.

Когда он вошел в комнату, у Хани появилось чувство, что на нее налетел тяжелый фургон, сорвавшийся с тормозов на крутом спуске. Ей никогда не приходилось видеть более красивого молодого человека; лет двадцати с небольшим, высокий и стройный, темно-каштановые волосы в беспорядке падают на лоб. Нос и подбородок резко очерчены и покрыты загаром, как и положено мужчине. Глаза под густыми бровями такого же ярко-бирюзового цвета, как и седла на карусельных лошадях в парке, и они, казалось, способны заглянуть в самые укромные уголки женской души. В тот самый момент, когда Хани смотрела в эти бирюзовые, проникающие в самую душу глаза, она ощутила, как у нее внутри просыпается незнакомое доселе существо.

Хани внезапно вспомнила о своих недостатках, которые со всей беспощадностью тут же возникли перед глазами, — веснушчатое мальчишеское лицо, безобразные волосы и рот как у рыбы-прилипалы. Шорты перепачканы смазкой карбюратора, футболку она залила апельсиновым «крашем», а на одном из резиновых шлепанцев оторвалась резинка. Хани страшно удручали ее тщедушное тело и маленькая грудь, и ей казалось, что у нее не было ни одной по-настоящему женской черты, за которую можно было бы зацепиться.

Незнакомец спокойно оглядел Хани и Шанталь, не находя, по-видимому, ничего странного во встрече с двумя онемевшими девушками. Хани попыталась выдавить из себя хотя бы «привет», но это ей так и не удалось. Она ждала, что разговор начнет Шанталь — Шанталь всегда была смела с парнями, — но сестра спряталась у нее за спиной. Когда Шанталь наконец открыла рот, ее слова были адресованы не великолепному незнакомцу, а Хани.

— Это Джерид Фэйрхэвен, — прошептала она, прячась еще дальше за спину Хани.

Откуда, интересно, Шанталь его знала?

— П-п-привет, мистер Фэйрхэвен, — осмелилась наконец Хани. Она выдавила из себя приветствие дрожащим голоском маленькой девочки, во всяком случае, ничего похожего на зычный крик, которым она осаживала служащих парка, в ее голосе не было.

Глаза мужчины изучали те части Шанталь, которые не удалось спрятать за маленьким телом Хани. Он не улыбался — его тонкий, резко очерченный рот был неподвижен, — но все равно у Хани внутри все перевернулось, словно белье под руками прачки.

— Меня зовут Эрик Диллон. Джерид Фэйрхэвен — это моя роль в «Судьбе».

Хани смутно припомнила, что «Судьба» была одной из любимых мыльных опер Софи. То, как Эрик смотрел на Шанталь, причиняло ей почти физические страдания. Хотя на что она рассчитывала? Неужели она надеялась, что ее заметят, когда рядом Шанталь?

Мужчины были единственной областью, где Шанталь чувствовала себя как рыба в воде, и Хани никак не могла понять, почему сестра все еще прячется за нее, а не выходит вперед и не начинает, как обычно, беседу. Не в силах больше вынести положение, в котором она выглядит не только безобразно, но и глупо, Хани с трудом перевела дыхание:

— Меня зовут Хани Джейн Мун. А это — моя сестра Шанталь Букер. Мы приехали из Паксавачи-Каунти, Южная Каролина, для того чтобы получить для Шанталь роль в «Шоу Дэша Кугана».

— В самом деле? — У Эрика был глубокий звучный голос. Он подошел ближе и стал рассматривать Шанталь с головы до пят, не обращая внимания на Хани. — Рад тебя видеть, Шанталь Букер. — Он произнес это так нежно и вкрадчиво, что у Хани побежали по спине мурашки.

К полному изумлению Хани, Шанталь потащила ее к двери:

— Пошли, Хани! Уйдем отсюда сейчас же!

Хани попыталась было сопротивляться, но Шанталь была настроена решительно. Слезливая и ленивая Шанталь, неспособная обидеть даже муху, потащила ее через всю комнату!

Хани ухватилась за аппарат с газированной водой.

— Что с тобой случилось? Мы никуда не пойдем!

— Нет, пойдем! Я ничего здесь не буду делать. Уходим немедленно!

Дверь приемной отворилась, и в проеме показалась утомленного вида женщина с папкой в руках. Увидев Эрика Диллона, она на мгновение смутилась, а затем повернулась к Шанталь:

— Мы готовы посмотреть вас, мисс Букер!

Ее появление оказалось для Шанталь новым, уже непреодолимым препятствием, и ее короткий мятеж захлебнулся. Девушка отпустила руку Хани, ее нижняя губа начала дрожать.

— Пожалуйста, не заставляйте меня!

Подавив чувство вины перед сестрой, Хани постаралась произнести твердым голосом:

— Ты должна идти. У нас нет другого выбора.

— Но…

Эрик Диллон шагнул вперед и взял Шанталь за руку:

— Ну, не бойся, я пойду с тобой.

Хани увидела, как Шанталь отпрянула от прикосновения Эрика, но потом решила, что это ей показалось, потому что Шанталь ни разу в жизни не отшатывалась от мужчин. Плечи сестры покорно опустились, и она позволила Эрику вывести ее из приемной.

Дверь закрылась. Хани приложила руку к сердцу, чтобы не дать ему выскочить из груди. Их будущее целиком зависело от того, что сейчас произойдет, но почему-то она думала только о встрече с Эриком Диллоном. Вот если бы она была прекрасна, он непременно заметил бы ее! Ведь нельзя же обвинить человека в том, что он не обращает внимания на безобразную провинциальную девчонку, которая к тому же смахивает на мальчишку.

Хани нетерпеливо пересекла комнату и подошла к единственному окну взглянуть на автомобильную стоянку. Где-то вдали она услышала сирену «скорой помощи». Ладони ее увлажнились. Чтобы успокоиться, Хани несколько минут считала свой пульс, затем выглянула в окно. Там не было ничего интересного — какие-то кусты, мимо проехало несколько грузовиков.

Дверь отворилась, и появилась Шанталь, на этот раз одна.

— Они сказали, что я не подхожу для этой роли, у меня другой типаж.

Хани поморгала.

Не прошло даже и пяти минут.

Они ехали через все Соединенные Штаты Америки, а эти люди не провели с Шанталь и пяти минут!

Все мечты Хани рассыпались, словно старая, пожелтевшая бумага. Она вспомнила о деньгах, накопленных с таким трудом и потраченных на то, чтобы сюда добраться. Ее надежды и планы рухнули. Весь мир ощетинился против нее, опасный и неуправляемый. Она могла потерять свой дом и свою семью. А они не потратили на Шанталь даже пяти минут!

— Нет!

Хани бросилась к двери, из которой вышла Шанталь, и побежала по коридору. Она не позволит поступить с ней таким образом! После всего, что ей пришлось вынести! Кому-нибудь придется за это заплатить!

Шанталь звала ее, но Хани уже увидела в конце коридора металлические двери с горящей над ними красной лампой, и голос сестры прозвучал для нее словно с расстояния в тысячу миль. Когда она подбежала к дверям, сердце ее вырывалось наружу. Хани изо всех сил толкнула дверь и ворвалась в студию:

— Сукины дети!

К ней недоуменно повернулось полдюжины голов. Все они находились в глубине студии около какого-то оборудования — размытые в полумраке мужские и женские лица. Одни стояли, другие сидели вокруг стола, заставленного кофейными чашками и пакетами из-под еды. Эрик Диллон стоял с сигаретой, прислонившись к стене, но даже его очарования оказалось недостаточно, чтобы заставить ее забыть о свершившейся здесь несправедливости.