Халат пах дорогим теплым парфюмом. Я вспомнила Италию и облитый солнцем балкон отеля, украшенный разноцветной мозаикой. Интересно, каково это – так любить мужчину, чтобы захотелось из-за него спрыгнуть с моста? Наверное, я слишком черствая и циничная, потому что даже представить это у меня не получилось. Похоже, я буду жить долго и счастливо. Одна.

– Ну что, справилась сама, инвалидка? – В дверях возник Кирьянов. На жестяном подносе он нес для нас дымящийся ужин.

– Справилась.

– Я предлагал помочь.

– Как можно так рисковать? Ты бы увидел мою красивую спину, начал приставать, а я предпочитаю остаться друзьями, – пошутила я.

– Дура дурой, – проворчал Киря и поставил поднос на кровать. – Яичница! – торжественно провозгласил он, словно речь шла об ананасах в шампанском. – Извини. Это единственное, что я могу приготовить. Дома обычно жена хозяйничает.

– Скажи-ка, друг сердешный, – перебила я, – ты знаешь про наш Мост Влюбленных?

– Ну да. Это где туристический район – там маленькая круглая площадь с кафешками, сквер, скамейки и мост этот дурацкий. А что?

– Там самоубийство было полтора месяца назад. Слышал?

– Ты про девчонку, сиганувшую с моста? – Кирьянов сел в мое кресло, спихнув на пол шелковые подушки. – Как не слышать? Дело было громкое. В СМИ полно публикаций. Они прямо набросились на эту историю, словно это первое самоубийство в городе. А ты что, с луны свалилась, раз спрашиваешь?

– Я из Италии приехала две недели назад, – напомнила я забывчивому другу. – А потом сразу за новое дело взялась. Мне некогда было газетки читать. Ой! – Я поморщилась, ощутив резкую боль в спине. – Почему эти мази не действуют?

– Потому что ни одна мазь не поставит тебя на ноги за один день. Не ной.

– Сам не ной. Расскажи лучше, кто дело вел.

Кирьянов пожал плечами:

– Это не наш район. Насколько помню, выезжали опера Вяземского района. Капитан Морошин, слышала о таком следователе?

– Не пересекалась, но район мне сильно не нравится. Как раз только что я расследовала дело и выяснила, что кто-то, возможно, подкупил следственную группу, чтобы убийство выдать за самоубийство.

Кирьянов удивленно поднял бровь:

– Серьезно? Влезать не буду, отдел там и правда расхлябанный. Но это точно не Морошин, можешь мне поверить.

– Что он представляет из себя?

Владимир Сергеевич поставил тарелку на одеяло и сунул мне вилку.

– Ну, тебе с ним общий язык тяжело будет найти.

– Гей?

– Боже упаси. Идейный. А еще правильный и немного туповатый. Вот есть у него инструкция, Морошин от нее ни на шаг не отойдет. Все по бумажке делает.

– А к частным детективам как относится?

– Они для него как класс не существуют. Ты ешь, ешь.

– Я ем, ем. – Подцепив на вилку кусок жареного яйца и кружочек соленого огурца, я отправила их в рот. – То есть ты с ним связываться не советуешь?

– А что… – Кирьянов закашлялся в кулак до слез в глазах. – Блин! Не в то горло… – Он несколько раз шумно отхаркнулся и выдохнул, утирая глаза. – А что, есть повод связываться?

– Есть, кажется. Поэтому и спрашиваю.

– Мой тебе совет – если есть возможность обойтись без его участия, обойдись. Очень противный мужик. Все коллеги его об этом говорят. Закон от буквы до буквы вызубрил, а с людьми работать не умеет.

– Может, и обойдусь. Пока и дела-то нет никакого.

Владимир Сергеевич уткнулся в свою тарелку, и я не смогла не поддеть его:

– А жена не будет ревновать, что ты у чужой бабы ужинаешь?

– Она знает, что я у тебя, а не у бабы.

Я вздохнула:

– Владимир Сергеевич, ты скотина. Оскорбил меня и не заметил.

– Где это я тебя оскорбил? Приехали! Готовлю, тут, понимаешь. Лекарства ей покупаю…

– Да шучу я, не злись. Давай расскажи, что там за дело было с самоубийцей.

– Почему оно тебя интересует? Я в подробности, вообще-то, не вдавался. Но дело чистое. Стопроцентное самоубийство. Девочка переживала разрыв с парнем, впала в депрессию. Пришла на мост сама, в одиночестве спрыгнула с моста на глазах у свидетелей. Пока туда-сюда, вытащили – не дышала. Признаков насильственной смерти нет. Там неглубоко, но она плавать не умела. Так что точно знала, что делает.

– Шоколадно. Не дело, а конфетка, – сказала я. Кирьянов усмехнулся своим особым смешком, который он обычно использовал, когда речь заходила о его обширном профессиональном опыте.

– Так и есть. Практика показывает, что первоначальная версия обычно самая правильная. Мы же не в детективном сериале живем, дорогая моя. У нас, если дело похоже на самоубийство, то, как правило, им и является.

– Ты не хуже меня знаешь, что это не всегда так. Иначе у меня не было бы работы.

Кирьянов удивленно посмотрел на меня:

– Ты что, взялась доказывать, что девушку убили? Каким, интересно, образом?

– Не знаю. Я пока ничего не знаю. Догадки строить рано.

– А кто клиент? – спросил Кирьянов.

В этот момент у меня в подушках зазвонил телефон.

– А вот это клиент, может, и звонит.

Номер был мне неизвестен, но интуиция подсказывала, что сейчас я услышу голос Саши.

– Алло.

– Добрый вечер. Простите, это Таня?

– Да, это я. Добрый вечер.

– Меня зовут Саша. Александра. Я… В общем, ваш телефон мне дал дядя Леня Стрепетов. Леонид Леонидович. Он сказал, вы в курсе. – Голос был дрожащим, неуверенным и почти испуганным.

– Да, Саша, я ждала вашего звонка.

– Вы извините меня – я обещала дяде Лене, что позвоню через две недели. Он сказал, у вас спина болит, и велел пока не беспокоить. Но я не смогла столько ждать.

– Ничего страшного. Я все равно не собиралась лечиться две недели. Только ему не говорите. Вы звоните, чтобы назначить встречу?

– Да. Я могу к вам подъехать, если вам тяжело куда-то выбираться.

– Пожалуй, так будет проще всего.

– Вам будет удобно завтра?

– В обед. Часа в два. – Я продиктовала девушке адрес и отключилась.

Спина «взвыла», когда я повернулась, чтобы положить телефон на столик.

– Ты расскажешь, в чем дело? – спросил Кирьянов.

– Говорю же – пока не знаю. – Я старательно завозила коркой хлеба по тарелке, собирая желток. – Сестра погибшей не считает смерть сестры самоубийством. Вот и все. Детали узнаю завтра.

– Ладно, – Кирьянов поднялся и забрал тарелки, – я в это вмешиваться не собираюсь. Да и не смог бы в любом случае. Говорю же, дело ведется в другом районе. Но советую не идти на поводу у родственников. Нет там состава преступления.

Он вышел из комнаты, и секунду спустя я услышала, как на кухне открылся кран. Вода с шипением ударила в раковину, зазвенели вилки. Через пару минут Кирьянов опять появился на пороге комнаты и поставил передо мной чашку кофе.

– Сварил, как мог.

– Спасибо. Наверное, Кирьянов в переводе с латыни значит «Спаситель». А еще говорят, мужчины – бесполезные существа. Врут же!

– Я сейчас обижусь и врежу тебе поварешкой по спине.

– Прости.

– Посуду я помыл. Продукты купил. Скажи «спасибо», как хорошая девочка, и я пойду.

– Спасибо. Не слушай меня, я же язва, ты знаешь.

– Знаю. Иванова на латыни означает «плюющая в душу». Все, пока.

Владимир Сергеевич вышел в коридор и снял с вешалки свою куртку.

– Кирь!

– Ась?

– У меня нет поварешки!

– И почему я не удивлен?

Хлопнула входная дверь.

Я повернулась взять чашку со столика, и позвоночник опять прострелило резкой болью.

– Ой…

У Саши были птичьи глаза – маленькие, блестящие, бегающие. Словно она в любой момент была готова улететь от любой замеченной близко кошки. Девушка была худая, стройная и очень холеная. Пока она снимала свое пальто в моей прихожей, я успела разглядеть брендовые вещи, подобранные с большим вкусом, а также аксессуары и украшения: неброские, но, безусловно, дорогие. Правда, мне показалось, что все это не ее выбор, а заслуга нанятого стилиста. Очень уж неловко получалось у Саши носить всю эту красоту. У меня даже мелькнула мысль, что она предпочла бы что-то менее стильное и заметное.