Нельзя понять истории без постоянного обращения к тем длительным периодам, с которыми мы то и дело сталкиваемся на опыте нашей собственной короткой жизни. Пять лет – это много. Двадцать лет – это горизонт для большинства людей. Пятьдесят лет – древность. Чтобы понять, как удар судьбы воздействует на то или иное поколение, надо прежде всего представить себе его положение и затем приложить к нему шкалу нашей собственной жизни. Так, почти все изменения гораздо менее ощутимы для тех, кто является их свидетелями, чем для тех, кто в качестве хроникера сталкивается с ними тогда, когда они уже превратились в характерные черты эпохи.

Мы всматриваемся в эти события, отделенные от нас толщей в почти две тысячи лет, через неясные телескопы исследований. Мы не сомневаемся, что II и до некоторой степени III вв. христианской эры, по контрасту с тем периодом, что был до них, и большей частью последующих эпох, стали для Британии Золотым веком. Но к началу IV в. на это несовершенное, но тем не менее достаточно благополучное общество надвинулась тень. Ощущение безопасности твердо и решительно уходило из римской Британии. Ее граждане каждодневно чувствовали, что мировая империя, частью которой была их провинция, приходит в упадок. Для них началось тревожное время.

Лопата археолога, корректирующая и расширяющая познания историков, открытие и изучение раскопок, руин, камней, надписей, монет и скелетов, не применявшиеся ранее данные аэрофотосъемки представляют нам новые сведения, в которых нельзя сомневаться. Хотя основные представления XIX в. не опровергнуты, современные знания стали более точными, более конкретными и более глубокими. Тот упор на события, их причины и хронологию, который делали писатели-викторианцы, изменился, особенно после Первой мировой войны. События, излагавшиеся ими драматически, теперь смягчены или вообще больше не привлекают внимание историков. Множество твердых классификаций и четких определений располагаются в устоявшемся порядке. Мы движемся более мелкими шагами, но по более твердой опоре. Знаменитые книги, которые их авторы писали всю жизнь и оценивали как итоговые, сейчас считаются устаревшими, а новые заключения выводятся не столько из новых точек зрения, сколько из новых открытий. Тем не менее, несмотря на открытие множества новых фактов, история остается в своих главных положениях прежней, так как основывается на простых и понятных событиях.

С конца III в., когда римская цивилизация в Британии, так же как и угроза Риму, были в зените, начались вторжения варваров из Европы и с забытого острова на запад. Скотты, которых сейчас мы назвали бы ирландцами, и пикты из Шотландии с переменным успехом давили на вал Адриана, превратив ее фланги на обоих берегах в чаши огромных весов. В то же время саксы перебрались на баркасах через Северное море и густо заселили все восточное побережье от Ньюкасла до Дувра. Начиная с этого времени сельские жители Британии жили под постоянной угрозой внезапных жестоких и кровопролитных набегов с моря, сравнимых с угрозой с воздуха для современных народов. В последние годы из земли извлечено много доказательств тому. Все они подводят к одному выводу: жизнь на виллах, на которой основывалась римская оккупация, оказалась в опасности. Мы видим признаки страха по всей стране. Кроме крепостей вдоль восточного и южного побережий и системы галер на их базе, предпринимается множество новых мер предосторожности. Стены Лондона снабжаются бастионами, камни для которых берут из жилых домов, уже не нужных в условиях сокращения городского населения. Тут и там широкие римские въездные ворота сужаются наполовину с помощью новой кладки, еще одного доказательства нарастающей опасности. По всей стране нашли множество кладов монет, датируемых в подавляющем большинстве до 400 г. Над этим благополучным, спокойным, обустроенным миром нависло ощущение постоянной угрозы.

Подобно многим приходящим в упадок государствам Римская империя продолжала существовать на протяжении нескольких поколений после того, как ее жизненная сила уже истощилась. В течение почти ста лет наш остров был ареной противостояния умирающей цивилизации, и сильного, голодного варварства. До 300 г. вал Адриана с его гарнизонами удерживал северных дикарей, но затем пришлось создавать новую линию обороны. Вдоль всего восточного и южного побережий с большим трудом была возведена новая линия обороны с большими крепостями. Она протянулась от реки Уош до Саутгемптона. Одной из главных крепостей была крепость Ричборо, известная поколению Первой мировой войны как бесценный паромный порт для снабжения армий во Франции.

Иногда возникают споры относительно стратегической концепции, вызвавшей к жизни эти укрепления. Высказывалось много разноречивых суждений о политике тех, кто пытался защитить 400 миль побережья с помощью этих восьми крепостей. Критикующие ее явно не правы. Новый рубеж прибрежных крепостей мог иметь какую-то ценность и смысл только в качестве базы британско-римского флота.

Такой флот, Классис Британика, существовал с I в. Его постоянными пунктами были Дувр и Лимпне. Весь берег был подготовлен к обороне, и на долгое время эти меры оказались эффективными. Вегеций, писавший в IV в. об искусстве войны, упоминает особый тип легких галер, входивших в состав британского флота. Эти суда, а также паруса, одежда экипажа, даже лица были выкрашены в цвет морской волны, чтобы сделать их невидимыми, и Вегеций сообщает, что их называли «раскрашенными». По мере того как имперская и британская морская мощь постепенно уступала силе разбойников, стены крепостей росли все выше, а польза от них уменьшалась. Весельные галеры, действовавшие с баз, отстоявших друг от друга на 50-100 миль, не могли бесконечно долго справляться с ударами противника. Даже океанский флот, способный месяцами не заходить на базы, даже это мощное средство устрашения оказалось бы слишком медлительным против весельных судов, пускающихся в поход с берегов нынешних Голландии, Германии и Дании в тихую погоду.

Бритты были энергичным и смелым народом. Они не только имели свою собственную точку зрения на происходившие события, но и сами хотели участвовать в игре. Со временем римский гарнизон в Британии становился все более британским и к концу III в. приобрел явно национальный характер. Сражаясь во имя Рима и его граждан и не испытывая стремления к независимости, провинция и армия критически относились к правительству империи. Императоры, пренебрегавшие мнением Британии или приносившие в жертву ее интересы, а особенно те, кого можно было обвинить в недобросовестной защите провинции, становились объектами сильного негодования. Растущие опасности того времени усугублялись сериями мятежей и восстаний. Невозможно предположить, что римские военные центры в Честере, Йорке или Карлеоне-на-Уске выдвинули претендентов на императорскую диадему, не опираясь на существенную поддержку местного общественного мнения. Это были не просто мятежи недовольных солдат, но смелые притязания на контроль над Римской империей со стороны легионов, пусть и насчитывавших лишь несколько тысяч человек, но выражавших настроение, чувства и устремления общества, в котором они жили. Они оставили провинциальную сцену ради столичного театра. К несчастью, всякий раз они забирали с собой значительные части скудных военных сил, необходимых для защиты границ.

Император Диоклетиан вошел в историю прежде всего как преследователь ранних христиан, и затраты, которые он понес на восстановление границ империи, остались в тени. Целью его политики было реорганизовать систему управления. Теперь должно было быть два императора и два цезаря, причем он сам становился старшим из четырех. В нужное время императоры уходят, уступая место цезарям, назначаются новые, и так сохраняется преемственность. Соимператор Максимин, посланный в 285 г. в Галлию и ответственный за Британию, был глубоко обеспокоен набегами саксов-пиратов. Он укрепил охранявший пролив флот и поставил во главе его Караузия. Жесткий, решительный, амбициозный и неразборчивый в средствах, этот человек, база которого находилась в Булони, поощрял разбойников совершать набеги и грабежи, а затем, когда они возвращались с добычей, нападал на них во главе романо-британского флота, захватывал во множестве и безжалостно уничтожал.