Теперь ему предстояло отправиться в путь. Часть его маршрута нам известна: Вильнев-Сен-Жорж, Мелён, Санс, Осер, Везле, Клюни, Макон и Лион. Согласно исследованиям Мишеля Молла дю Журдена, путешествие включало почти столько же посещений мес паломничества, сколько и этапов пути. 24 апреля 1267 года, между собранием в день Благовещения и посвящением в рыцари сына, Людовик уже ездил в Везле, чтобы присутствовать на поднятии мощей Марии Магдалины. В Лионе Людовик уже не был у себя в королевстве, так как в 1270 году город все еще оставался городом империи. В феврале король и легат достигли арбитражного соглашения о восстановлении мира между духовенством и горожанами — шаг в медленном процессе, который привел бывшую столицу галлов в королевство Франция. Далее путешествие продолжалось по левому берегу реки Рона, через Вьенну, и кажется только в Бокере, Людовик снова пересек реку. Эта вылазка за пределы его королевства может показаться необычной, но это был традиционный маршрут, по которому шли армии Альбигойского крестового похода 1209 и 1215 годов, а также той, которой командовал отец Людовика, Людовик VIII, в 1226 году. Где останавливался король Франции и его свита? Кто его встречал и принимал? Без сомнения, нельзя было оказать плохой прием армии крестоносцев, даже если те, что предшествовали ей, оставили после себя не только хорошие воспоминания.
В Бокере, Людовик снова оказался в своем королевстве, в сенешальстве, которое первым было создано Капетингами на юге Франции. Король воспользовался своим предстоящим отъездом, чтобы объехать регион, о котором он мало что знал. 12 мая он был в Ниме, куда вернулся 23-го, а затем снова в июне. 1 и 2 июня он находился в Вовере, недалеко от Эг-Морт[86].
Говорят, что по прибытии в Эг-Морт Людовик сказал епископу из своей свиты о своем разочаровании по поводу малого количества сил, собранных для "нужды креста". В действительности, в Эг-Морт и его окрестностях, была собрана значительная армия. Согласно тому же хронисту, первоначальное разочарование Людовика было смягчено притоком паломников и крестоносцев в последующие недели, "как баронов и знатных людей, так и простых людей, среднего класса и богатых".
По мере приближения времени отплытия Людовик мог считать, что он выполнил задуманное. Вокруг него были его сыновья, принц Филипп, младшие Жан и Пьер; его брат, Альфонс, граф Пуатье и Тулузы; его зять, Тибо, король Наварры и граф Шампани; его племянник Роберт, граф Артуа. Присутствовали и другие знатные бароны: Ги де Дампьер, граф Фландрии, обязанный своим титулом именно Людовику, Ги де Шатийон, граф Сен-Поль, Жан де Бретань, граф Ричмонд, зять Генриха III, короля Англии. Таким образом, вокруг короля собралось исключительно блестящее общество.
В назначенный срок, в начале мая, не все корабли, которые должны были перевезти армию, были готовы. В ожидании кораблей бароны разъехались по окрестностям Эг-Морт. Альфонс де Пуатье и его жена остановились в Эмарге, где каждый из них составил свое завещание. Сам же король обновил свое еще в феврале, перед отъездом из Парижа. Людовик отпраздновал Пятидесятницу в Сен-Жиле, где даже устроил торжественный суд, как было принято в этот день. После отъезда из Парижа королевские нотариусы продолжали рассылать приказы и письма короля — стоит себе представить сцену, как они по вечерам составляли акты, заверяли их у хранителя печати и скрепляли государственной печатью[87].
Однако не следовало задерживать посадку на корабли слишком долго. В Эг-Морт простые люди, предоставленные сами себе, стали ссориться и дело доходило до стычек. В жестокой драке каталонцы и провансальцы, с одной стороны, сошлись с французами, с другой. Погибло около ста человек. Примат и Гийом де Нанжи описали настоящее сражение, которое продолжалось на кораблях, стоявших на якоре. Король немедленно предпринял меры по восстановлению порядка. Он вернулся из Сен-Жиль, расположенного примерно в тридцати километрах, чтобы провести расследование и повесить лидеров беспорядков или тех, кого сумели поймать. Помимо одержимости дисциплиной в армии, безусловно, именно характер предприятия как крестового похода подтолкнул Людовик к безжалостности. "Он отомстил им за оскорбление, нанесенное Иисусу Христу", — отмечает Примат. Армия Христа, собранная для освобождения Святых мест, должна была быть образцовой. Во время своего первого крестового похода и последующего пребывания в Святой Земле Людовик уже проявил свой несгибаемый характер. На корабле, который вез их из Египта в Сирию, он упрекнул своего брата Карла за участие в азартной игре, а в Сирии он приказал прогнать проституток из лагеря крестоносцев и предложил выбор рыцарю, который был пойман за попыткой воспользоваться услугой одной из них: "либо пусть развратница проведет его по лагерю в рубахе за веревку, привязанную к гениталиям, либо он лишится своей лошади и вооружения и будет изгнан из войска". Рыцарь предпочел оставить своего коня и доспехи и покинуть лагерь[88].
25 июня король направил свои последние рекомендации аббату Сен-Дени и сеньору де Нель. Он не преминул напомнить своим заместителям о великих принципах, которыми руководствовался в своих действиях после возвращения из Святой Земли в 1254 году: защита прав короля, поддержка бедных, запрет богохульства, искоренение проституции.
Еще не поздно было проявить последнюю щедрость по отношению к церквям. Таким образом, Людовик увеличил доходы Сент-Шапель, которую он построил во дворце на Иль-де-ла-Сите для хранения реликвий Страстей Христовых. Альфонс де Пуатье поступил иначе и пожаловал большое поместье Бедным Клариссинкам из Монтобана, несомненно, рассчитывая на молитвы сестер-монахинь о предстоящей экспедиции.
Крестоносцы из Фрисландии, района на территории нынешних Нидерландов, обещали присоединиться к армии Людовика и заручились обещанием короля ждать их до дня Святого Иоанна Крестителя (24 июня). Фрисландцы вышли в море 28 марта на пятидесяти кораблях, но из-за отсутствия ветра были вынуждены остановиться почти на три недели. Когда они прибыли в Эг-Морт, король уже давно уехал. К концу июня все корабли были загружены и готовы к отплытию[89]. Альфонс де Пуатье, со своей стороны, вместе с другими баронами отплыл из Марселя. Было решено встретиться в гавани Кальяри, на юге Сардинии.
4
Армия крестоносцев
В мае и июне 1270 года в Эг-Морт и его окрестностях собралась большая армия. Принцы, бароны и рыцари, всадники и пешие, воины, купцы и слуги, мужчины и женщины — всех их объединяло то, что они носили знак креста, нашитый на их одежду[90].
Крестоносцы
В своих призывах к походу в Святую Землю Папы всегда напоминали о статусе крестоносцев, определенном Четвертым Латеранским Вселенским собором, состоявшимся в 1215 году под председательством Папы Иннокентия III. Крестоносцы имели особый статус, отличавший их от обычных верующих. В обмен на обязательство отправиться в Святую Землю крестоносцы получали ряд привилегий, за соблюдением которых следил папский легат. Долги, которые они наделали, больше не подлежали оплате, их имущество во время их отсутствия находилось под защитой Церкви и, конечно, участие в крестовом походе давало им надежду на прощение всех грехов. "Все, что мы сделали плохого, / Будет прощено, если мы примем крест, / Давайте не будем отказываться от такого дара", — так воспевал Рютбёф[91].
Хорошо известны условия, на которых Людовик принял крест, за которым, последовали принцы, прелаты и бароны. Предполагается, что членам его семьи и двора было предложено принять крест в подражание своему господину, точно так же, как это сделали бароны и дворяне, по случаю посвящения в рыцари принца Филиппа на Пятидесятницу в 1267 году или после особенно трогательной проповеди легата. Но как насчет тысяч других мужчин и женщин, собравшихся в Эг-Морт весной 1270 года? И как насчет генуэзских моряков? Несмотря на молчание источников, мы, несомненно, должны представить себе массовые церемонии под председательством легата или другого прелата, во время которых происходило принятие креста. Как упоминалось выше, приходские священники должны были знать, кто в их приходе стал крестоносцем и король, вероятно, тоже вел список тех, кто обязался следовать за ним, из числа баронов, его вассалов и членов его семьи. Однако, хотя нет сомнений в том, что Людовик проявлял рвение к крестовому походу, и что бароны, скорее всего, тоже, мы можем задаться вопросом о степени вовлеченности рыцарей и особенно простых людей, которые составляли большинство армии. Все ли они были так же убеждены, как король и принцы?
