Этот правитель, по словам рассказчика, заворожил крокодилов в бухте Синдабура, так что они до нынешнего дня совершенно безвредны. Теперь они в серирской бухте никому не вредят, а прежде, стоило человеку подойти к воде — его тотчас же хватал крокодил: в заливе было невероятное количество этих чудовищ. Однажды какой-то приезжий индус сказал серирскому царю: “Я заворожу всех крокодилов в бухте так, что они никому больше не повредят!” — “Сделай это! — обрадовался царь. — Я так-то и так-то награжу тебя”. Но заклинатель сбежал, и его не могли больше найти.

Долгое время спустя в Сериру приехал другой человек, искусный в заклинаниях, заговорах и волшебстве. В Серире он встретил друга и сказал ему: “Я покажу тебе изумительную вещь”. Тот согласился. Волшебник сел на берегу залива, произнес заклинание и сказал приятелю: “Если пожелаешь, можешь войти в воду, крокодилы не тронут тебя, а если хочешь — заставь войти кого-нибудь другого; наконец, если желаешь, я и сам пойду”. — “Полезай сам!” — попросил друг. Заклинатель вошел в воду, за ним приятель, за ними кто-то другой. Крокодилы плавали вокруг и не трогали их. Когда они вышли на берег, волшебник сказал: “Хочешь, я сниму с них заклятие”. — “Снимай!” — ответил друг. После этого в воду бросили собаку, и крокодилы разорвали ее на части.

Когда царь узнал об этом, он призвал волшебника и начал его расспрашивать; тот подтвердил, что о нем рассказывали. Тогда царь верхом отправился к заливу и привез с собой двух человек, приговоренных к смерти. Царь попросил волшебника произнести заклинание, а потом заставил одного из преступников спуститься в воду. Крокодилы плыли вокруг него, не причиняя ему никакого зла, когда же волшебник, по просьбе царя, освободил зверей от заклятия, они разорвали преступника на части. “Ты прекрасно все исполнил, — сказал царь, — необходимо тебя наградить”. Он дал волшебнику почетную одежду, одарил его и осыпал обещаниями. На следующий день царь попросил волшебника повторить вчерашний опыт. “Хорошо”, — ответил тот. Тогда царь позвал одного из своих слуг, превосходившего всех остальных силой и храбростью. “Когда я подам тебе знак, — сказал царь, — отруби тотчас же голову этому индусскому волшебнику”. Когда приехали к заливу, кудесник произнес заговор, и в воду бросили другого осужденного — крокодилы плавали вокруг и не причиняли ему вреда. Преступник стал переплывать с места на место, так что во всем заливе не осталось уголка, где бы не побывал этот разбойник, а крокодилы все не трогали его. Когда царь убедился, что бухта вся заколдована, он подал знак своему слуге, и тот немедленно отрубил кудеснику голову. С этих пор крокодилы в серирской бухте совершенно безвредны.

Воровство в Индии считается важным проступком. Если провинится индус неимущий и низкого происхождения, царь приказывает его казнить; если же вор — человек со средствами, его имущество конфискуется целиком или на него налагается крупный штраф, Штрафу также подлежит человек, сознательно купивший краденую вещь. Вообще у них за воровство полагается смертная казнь, но если в Индии проворуется мусульманин, дело его передается мусульманскому хунарману, который и поступает с ним по законам ислама. Хунарман имеет приблизительно те же обязанности, что и судья в странах ислама, и должность эту может исполнять только мусульманин.

Рашид аль-Гулам ибн Бабишад рассказал мне следующее:

«В триста пятом году^[182] в месяце зу-ль-када^[183] я ехал на утлой лодчонке из Сирафа в Басру. У берегов Рас-аль-Камила^[184] нас застигла буря; часть груза мы выбросили за борт. Море так высоко вздымалось, что мне казалось, будто вся наша лодка покрыта тенями от волн, которые, спадая, разбивались о нашу корму. То и дело, когда волны погружали нас во мрак, я терял небо из виду, ибо волны становились между нами и небом и заслоняли его от нас».

Он рассказал мне также, что самые именитые индийские купцы, люди военного сословия и другие важные лица, а также знатнейшие из индийских женщин будь то сама любимица царя, подбирают навоз коров и буйволов везде, где находят его. Если есть кому его нести — они берут находку сразу, а если нет — делают знак, показывающий, что этот навоз стал чужой собственностью, и забирают его потом. Индусы едят мертвечину: убивают птицу и скот бескровно^[185] ударами по голове, а потом едят. Говорят, один из вельмож Сеймура или Субары нашел на дороге мертвую крысу. Он собственноручно поднял ее, передал слуге или сыну, велел отнести домой, а потом съел. Крыса у них считается самым лакомым блюдом.

Говорили мне про одного китайского царя — но это не более чем россказни, — будто есть у него огромный пруд, куда вода стекает из источника, лежащего на фарсах выше. Потом в водоеме открывают отверстие, и вся вода выливается, так что он становится пустым. Если царь хочет снова наполнить пруд, он приказывает открыть отверстие, из которого поступает вода. В воду бросают жемчужины, и она стекает в пруд светлая и чистая, пока весь водоем не наполнится жемчугом. Когда вода начинает переливаться через край, ей опять преграждают доступ, и жемчужины остаются на дне в виде камешков.

Мне уже случалось приводить в этом сборнике замечательные рассказы о Дибаджат ад-Думе^[186]. Первый из этих островов лежит около Дибаджат аль-Кастаджа^[187], а последний — приблизительно на той же широте, что и острова Вак-Вак. Говорят, число этих островов доходит до тридцати тысяч, но купцы передают, что населены из них всего двенадцать тысяч. Длиною каждый остров от полфарсаха до десяти фарсахов; отстоят они друг от друга на фарсах или меньше. Все эти острова песчаные.

Один путешественник рассказывал мне, будто он видел в Индии ученых слонов, исполняющих поручения своих хозяев. Слону дается мешок, чтобы сложить в него покупки, туда же кладутся вада^[188] — это местная монета, — список нужных предметов, каковы бы они ни были, и по образчику каждого требуемого товара. Слон идет к зеленщику. Увидев его, лавочник бросает все дела и оставляет всех своих покупателей, кто бы они ни были. Затем он вынимает деньги из мешка, пересчитывает их, просматривает список требуемых предметов и отпускает слону лучшее, что у него есть из этих товаров за самую низкую плату. Если слон просит прибавки, зеленщик прибавляет ему; если продавец ошибается в счете денег, животное смешивает их своим хоботом, так что считать приходится снова. Когда слон приходит домой со своими покупками, хозяин иногда остается недоволен количеством покупок и бьет его. Тогда животное возвращается в лавку и все переворачивает вверх дном, пока продавец не прибавит ему товаров или не вернет денег. Такой ученый слон и метет, и поливает, а также толчет рис, держа в хоботе пест: человек принесет ему риса, а он размельчает его. Кроме того, такой слон черпает воду, при этом ведро он носит на веревке, в которую продевает хобот. Вообще он исполняет всякую работу. Хозяин пользуется нм для далеких путешествий. Выезжает на нем в поле мальчик, животное передает ему стебли и листья, которые срывает хоботом, седок собирает их в мешок и привозит домой, а потом они служат пищей для этого же слона. Слон, дрессированный таким образом, стоит больших денег, говорят, до десяти тысяч дирхемов.

Один купец рассказывал мне о знаменитой морской катастрофе, память о которой сохранилась до наших дней:

«В триста шестом году^[189], — говорил рассказчик, — я выехал морем из Сирафа в Сеймур. Нас сопровождало судно Себы и другое, принадлежавшее Абдаллаху ибн аль-Джунейду. Все три корабля были очень велики и пользовались Известностью; ими управляли знаменитые капитаны, стяжавшие на море почет и славу. На этих судах ехало всего тысяча двести человек матросов, капитанов, купцов и всяких других людей, а товаров и разных богатств было такое множество, что всю их стоимость и сосчитать невозможно. На одиннадцатый день плавания мы увидели вершины гор, а затем показались берега Сендана, Таны и Сеймура. Нам не приходилось слышать, чтобы кто-нибудь так скоро проплыл этот путь. Мы ликовали, поздравляли друг друга с благополучным прибытием и готовились на следующее утро пристать к земле. Но с гор внезапно налетел такой сильный вихрь, что мы не могли справиться с парусами, а потом разыгралась буря с дождем, громом и молнией. “Бросим товары в море!” — сказали капитаны и матросы, но капитан Ахмад не допустил этого. “Ничего не будет брошено, — сказал он, — пока я еще в состоянии что-нибудь сделать и имею хоть малейшую возможность избежать гибели”. Люди спустились в трюм, чтобы с обоих бортов выкачивать воду. Два других судна были точно в таком же положении: на каждом судне выжидали, как поступят на другом — выбросят свои товары за борт или оставят их. Наконец купцы раскричались на Ахмада: “Мы погибаем! — вопили они. — Брось товары, ты не ответствен за них!” — “Ничего я не брошу!” — ответил Ахмад. В течение пяти дней наше положение все ухудшалось; на шестой, когда корабль чуть было не пошел ко дну, Ахмад велел выбросить груз. Но люди не могли исполнить приказа, потому что кувшины и тюки отяжелели от дождя, и то, что весило пятьсот мин, стало весить полторы тысячи. Нельзя было терять ни минуты; лодку спустили на воду, и в ней поместилось тридцать три человека. Ахмада также позвали в лодку, но он ответил: “Я не уйду с моего корабля: он безопаснее, чем ваш челнок. А если судно погибнет, погибну с ним и я: мне и спасение не в радость после потери моего состояния”.