Открыли. Миша, которого мы держали за ноги, вдруг обмяк и перестал двигаться. У него расслабились ноги и руки, я закричала. Врач со скорой успокоила меня, объяснив, что это на него подействовало лекарство, мне ничего не оставалось, я должна была поверить в это. Его повезли в приемный кабинет, меня остановили в коридоре, спросив:

– Год рождения?

–Две тысячи первого года, – назвала я им.

– Женщина, вы уверены? – крикнула врач в белом халате с крашеными белыми волосами. – Ему четырнадцать лет?

– Нет, ему семь, – я сползла на пол по стене.

Водитель скорой помог мне встать и посадил на кушетку у приемного кабинета, где делали снимки, ставили капельницу. Началось движение в пределах этого участка больницы, напоминающее муравейник – в одну дверь входили и выходили разные специалисты. Сначала я их пыталась разглядывать, но в памяти ни один не запечатлелся. Запомнились стены своей серостью и непонятностью. На потолке мигала лампа, то ли она была не совсем исправна, то ли подмигивала мне, пытаясь успокоить и рассказать, что все будет хорошо. Перед глазами периодически все плыло, но холодная стена приводила в чувство. Сколько прошло времени, я не помню.

Медсестра и два врача вышли из кабинета, вывезли сына укрытого простынею. Я встала и хотела идти за ними, но меня остановили для подписи документов. Объяснили, что в реанимацию меня не пустят, а документы придется подождать здесь.

Кто-то добрый в этот жаркий день дали мне воды, и я ждала на кушетке старшего сына с документами. Позвонил настоятель храма. Передать весь разговор я не могу, я в тот период совсем не помню, что и как происходило. Наверное он успокаивал и поддерживал, а потом сказал, что с детской областной больницы готов выехать реанимобиль и забрать Мишу. Поблагодарив за помощь и молитву, я осталась опять одна со своим горем.

Через какое-то время мне разрешили подняться к реанимации, где я и провела часы ожидания, а это не много и не мало семь часов. Там я винила себя, что разрешила пойти к соседу, но ведь раньше он прекрасно переходил дорогу, мы ведь не жили в городе, в селе и движение меньше и машины не так быстро едут, как по трассе. Единственное, что за это время, мне вышли и сказал, что проверили внутренности, разрывов, нет, пострадала только голова, череп проломлен с правой стороны. Я спросила о переводе его в областную больницу, но были возражения, что такую дорогу он не перенесет. Его ввели в искусственную кому.

К тому времени возле меня уже сидел муж, он передал автобус и как только смог приехал в больницу. Батюшка отпустил дочь с работы, и они вместе со старшим сыном привезли сумку с документами, молитвословом, две иконки и кучу таблеток.

Павел остался дома с бабушкой, чтобы никто ей ничего не сказал, пока не выяснится всё, да и покормить животных тоже надо, приближался вечер.

Перед тем как приехал виновник ДТП и представитель полиции я плакала и спрашивала-спрашивала:

– Его-то за что? Господи за что? Зачем это все с ним? Господи, прости!

Дочь всем раздала таблетки, заставила запить. Она выпила уже дома, как только узнала о происшествии и выглядела спокойно. Но маму не обманешь, я видела, как у нее дергалось веко и как она мерила шагами небольшой коридор перед реанимацией.

Муж просил меня немного подремать, но я спать не могла, мне не хотелось спать. Я только хотела выяснить, когда повезут моего сына в областную больницу? Каждого врача я встречала вскакивая и спрашивая.

– Как мой сын?

– Тяжелый, но стабильный.

Отвечали мне, как попугаи и никто не говорил о переезде. Ко мне подсела сотрудница полиции и пыталась взять показания. Под действием таблеток я перестала плакать и все вокруг плыло. Оказалось, она пришла с водителем, он стоял у окна, а я его даже не разглядела, вот и сейчас не помню. Знаю, только, что он намного старше меня, имеет внуков такого же возраста как мой сын.

– Вы видели само ДТП?

– Нет, я вышла на улицу, когда сын лежал на дороге, – разглядывая свои почти белые руки, сказала я.

– Водитель пытался скрыться с места ДТП? – последовал новый вопрос.

– Нет, они остановились, – смутно вспоминая светлую волгу на другой стороне дороги.

– Но по словам вашего сына Павла, он их остановил, – утверждала полицейская.

– Может все вопросы в следующий раз, – стал заступаться муж, глядя на мой совсем потерянный взгляд и смятый в моих руках мокрый носовой платок.

– Еще пару вопросов и я уйду. Мне нужно ваше заявление на начало следствия по делу ДТП, в котором пострадал ваш сын, – она показала на листы, лежащие у нее на коленях.

– Я не буду писать заявление, – ответила я и услышала возмущение полицейской дамы. – Мы все равно проведем расследование, и если ребенок не поправится, водителю грозит тюрьма.

– Я не хочу писать заявление, – чуть повысив голос, ответила я.

– Вы поймите, дальше будет проблематично, если вы решите взыскать деньги за лечение вашего ребенка. Я вас предупредила и показала еще раз бумаги.

Я отвернулась, в голове не было никаких желаний, ни наказывать человека, ни жить самой. Как можно решать жизнь других, если Господь сам решает как с кем поступать. В тот момент я не видела никого виноватым, кроме себя. Помню еще глаза мужа – безысходность и растерянность. Дети поехали домой, чтобы покормить животных, обещали приехать позже. Муж остался со мной. После шести часов вечера разъехались все, мы с мужем остались одни в коридоре возле реанимации. Вид его был потерян, он держался и старался не показывать вида, что он переживает. Он тоже украдкой вытирал слезы и молчал, гладя мою руку. Что он думал в тот момент, он рассказал спустя много времени. Сказал, когда увидел мужчину, были мысли задушить его. Но глядя на меня, не стал устраивать еще один стресс, ведь этим сыну не поможешь. Сказал, вспомнил молитвы и мысленно молился за Мишу.

Видимо лекарство накопилось в моем организме, и я стала осознавать, что происходит вокруг. Позвонил настоятель отец Александр, поясняя, что машина готова выехать за Мишей и отвезти его в областную больницу, но именно эта больница не отдает ребенка. Предложил мне пойти к главврачу и потребовать разрешение на перевозку сына…

Вот теперь, когда прошло много времени и я смогла сесть и позволить себе вспомнить все, для того, чтобы освободить себя от тяжелых переживаний я могу признаться, что оказывается все это время, пока мы сидели около реанимации, а наш сын находился между небом и землей, врачи не верили в его жизнь. Вот, как так? Врач, это человек, который первый должен верить в спасение?

Ну, если не верили, чего тянули кота за хвост и не отдавали его. В областной врачи ждали, когда привезут моего сына. Знакомая женщина, прихожанка нашего храма дозвонилась в областную больницу и договорилась, чтобы приняли мальчика попавшего в ДТП и получившего черепно-мозговую травму.

Я ждала выход каждого человека медперсонала, медсестры или врача, чтобы узнать о состоянии сына, но никто ничего не говорил.

На улице солнце уходило за горизонт, небо окрасилось яркими светло-розовыми полосами вперемешку с голубым цветом неба. Красиво! Мне позвонила прихожанка и предложила помощь, чтобы перевезти меня в областную больницу. От нее я узнала, что реанимобиль выехал за Мишей и заберет его.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.