– Возможно, она собиралась «ожить» где-то вдали отсюда, под другим именем, – отвечал на это Гуров. – Рассчитывала – и теперь еще рассчитывает, – что Юрий, вступив в права наследства, выделит ей часть богатств отца. Может, и какой-то другой расчет был, не знаю. Я твердо знаю одно: в этом деле нет ни капли эмоций, никаких «люблю» и «не люблю». Только голый расчет, просчитывание ходов на несколько шагов вперед.

– Как же вы собираетесь поломать их планы? – спросила Лиза. – И вообще, как вы планируете довести дело до суда? Ведь пока что у вас нет никаких доказательств их вины, одни только предположения?

– Вы правы, Лиза, пока у меня на руках только предположения, – согласился Гуров. – Я вижу, как одно объяснение произошедшего не вяжется с другим, и на основании этого делаю вывод о виновности одних и невиновности других. Для суда этого, конечно, мало. Но я уверен, что преступники будут предпринимать дальнейшие действия. И в ходе этих действий они будут разоблачать себя. В результате я рассчитываю их поймать. Кроме того, я дал задание криминалистам провести следственный эксперимент: сбросить с обрыва манекен, имеющий все свойства человеческого тела. Манекен должен упасть на заранее расстеленный мат. И, если он при этом не получит значительных повреждений, мы докажем, что такое возможно, что Юлия Егорова подстроила свое падение и что она до сих пор жива.

– Так-то оно так, – сказал, покряхтев, Костя Приходько. – Но ведь в результате этих дальнейших действий у Вадима может случиться еще один приступ, и сердце не выдержит. И для него всякие доказательства станут уже неважны…

– Да, этот вариант я тоже держу в уме, – сказал сыщик. – И хочу его не допустить. Я потому и предлагал Вадиму Александровичу на время переселиться к вам, но он отказался. Возможно, надо будет повторить такое предложение, только более настойчиво. Кстати, я вас-то и не спросил, согласны ли вы на такой вариант?

– Конечно, согласны, – отвечала Лиза. – Вы же видите, дом у нас достаточно просторный. Не такой большой, конечно, как у Егоровых, но еще одного-двух человек поселить вполне можем. Так что зовите, не стесняйтесь.

– Завтра будет понятно, надо ли делать такое предложение, – сказал Гуров.

Как оказалось, ждать до завтрашнего утра сыщику не пришлось. По профессиональной привычке он спал чутко, и потому ночью первым проснулся, расслышав сквозь сон, что кто-то стучится в калитку. Гуров быстро встал, вышел из дома и открыл калитку. За воротами он увидел управляющего усадьбой Егоровых Игоря Безрукова.

– Вас-то мне и надо! – воскликнул он, увидев Гурова. – Идемте скорее, у нас опять беда!

– А что стряслось на этот раз? – спросил сыщик.

– Вадим Александрович опять Юлию Аркадьевну видел, – объяснил управляющий. – Только на этот раз снаружи, в парке. Ему сразу плохо стало, сознание потерял. Клавдия ему уже укол сделала, и мы «Скорую» вызвали. Но Юрий Вадимович просил, чтобы вы срочно подошли. Чтобы, если отец придет в сознание, он мог вам рассказать, что случилось, прежде чем его в больницу увезут.

– Хорошо, я сейчас, только оденусь и телефон возьму, – отвечал сыщик.

Спустя несколько минут они с управляющим быстро шли по направлению к усадьбе Егоровых. Было около четырех часов утра, небо на востоке только начало светлеть.

– Так откуда вам известно, что именно видел Егоров, если он после увиденного сразу потерял сознание? – спросил Гуров своего спутника.

– Я, наверное, неточно выразился, – отвечал Безруков. – Вадим Александрович не сразу сознание потерял. Он еще успел крикнуть, разбудить сына. А тому не надо было далеко идти – он ведь теперь тут же рядом спит, в комнате отца. Ну, Вадим Александрович и успел ему кое-что рассказать, а уже потом сознание потерял.

– А вы сами ничего не слышали?

– Нет, я спал сном праведника, пока Юрий Вадимович меня не разбудил, не велел за вами бежать.

– А другие люди, живущие в доме, тоже не проснулись?

– За всех не скажу, я только с дочерью говорил, да с Клавдией. Они вроде не слышали.

– Ладно, там, на месте, все узнаю, – пробормотал сыщик, и дальше они шли молча.

Еще когда они только приблизились к усадьбе Егоровых, подошли к воротам, уже стало заметно, что в доме что-то случилось и его обитатели не спят: почти все окна, обращенные к воротам, были ярко освещены. Машины «Скорой помощи» во дворе еще не было, и Гуров порадовался этому обстоятельству: если хозяин усадьбы в сознании, можно будет с ним поговорить.

Когда сыщик поднялся на второй этаж и вошел в спальню, он убедился, что Вадим Егоров пришел в себя. Он все еще лежал на диване, но глаза его были открыты. Он сразу заметил сыщика и протянул к нему руку. Гуров подошел.

– Лев… Лев Иванович, хорошо… что вы пришли… – запинаясь, еле слышно пробормотал хозяин усадьбы. – Мне нужно… успеть рассказать…

– Я вас внимательно слушаю, Вадим Александрович, – отвечал сыщик. – Хотя если вам трудно говорить, то можно наш разговор отложить на потом.

– Я боюсь, что никакого «потом» уже не будет, – все так же тихо произнес Егоров. – А рассказать надо. Так что вы садитесь и слушайте. Значит, дело было так. Как вы советовали, мы с Юрой легли спать в одной комнате. В присутствии сына я чувствовал себя уверенней и заснул без снотворного, довольно рано – еще двенадцати не было. Спал крепко, не просыпался, пока меня внезапно что-то не разбудило. Я проснулся и сел на кровати…

– Вы не можете сказать, что именно вас разбудило? – прервал его рассказ Гуров. – Это был какой-то звук? Или свет? Или еще что-то?

– Не могу сказать, – отвечал Егоров. – Нет, кажется, ничего такого не было, ни звука, ни яркого света. Погодите, не перебивайте, дайте мне рассказать до конца. Значит, я сел в кровати, оглядел спальню. Все было тихо, Юра спал на диване. Я взглянул на часы – они показывали начало четвертого. Все было спокойно, и я уже решил снова лечь, когда вдруг увидел за окном свет…

– За каким окном – вот за этим? – спросил Гуров, указывая на окно, выходящее в парк.

– Да, за этим. У нас всю ночь горит свет возле ворот, так что какой-то свет возле дома есть. Но в парке никакие фонари не горят, с этой стороны всегда темно. А теперь я увидел, что там что-то мигает. Серии вспышек, понимаете? Это походило… В юности я увлекался радиоделом, изучал азбуку Морзе. Так что я сразу подумал о морзянке и стал читать эти вспышки. И оказался прав: это была именно морзянка. Кто-то раз за разом посылал мне в окно сигнал: «Помоги мне…» И еще раз: «Помоги, мне плохо…» Я встал, шагнул к окну… И там, на лужайке под самым окном, увидел Юлю…

Вадим Егоров замолчал, закрыл глаза, откинулся на спинку дивана. Юрий склонился над ним:

– Папа, тебе плохо?

– Ничего страшного, сынок, ничего страшного… – тихо прошептал Вадим Александрович. – Просто не по себе… Но сейчас все пройдет, и я смогу рассказать до конца. Я хочу все рассказать до конца, чтобы Лев Иванович смог разобраться, что здесь происходит…

Он выпрямился на диване и снова открыл глаза.

– Да, я хочу все рассказать до конца, – уже громче произнес он. – Значит, было так. На лужайке под окном я увидел Юлю. Но на этот раз она уже не была как живая. Она была одета в какие-то лохмотья, какие никогда не носила при жизни. Сквозь дыры на одежде было видно тело. И все это тело, и одежда тоже были в крови. А когда она повернула ко мне лицо, я увидел на нем страшные струпья. А самое ужасное состояло в том, что у нее не было глаз.

– Как это не было глаз? – удивился Гуров. – Чем же тогда она смотрела?

– А она и не смотрела, – отвечал владелец усадьбы. – Она просто стояла, обратив ко мне лицо. А потом сказала: «Видишь, Дима, какая я стала? Это все ты виноват. Знаешь, где я сейчас? Я сейчас в аду, Дима. И ты там будешь, и наш сын тоже…»

Владелец усадьбы замолчал и снова откинулся на подушки.

– А дальше? – нетерпеливо спросил Гуров. – Что еще она сказала?

– Больше ничего, – отвечал Егоров. – Только это. Мне и этого хватило. Голова у меня закружилась, я начал падать. Цепляясь за занавески, за угол стола, добрался до кровати и упал на нее. Тут, к счастью, проснулся Юра. Вскочил, подбежал ко мне, стал спрашивать, что случилось. Ну я ему сказал… в общих чертах. Он побежал, разбудил Клавдию, она сделала мне укол… Вот, в общем, и все.