Они стояли на узкой полоске травы, и хотя ни один из них не сделал ни шага, оба хотели бы оказаться за тысячу миль от этого места.

— Мне нелегко с этим смириться, — признался дон Родриго. — Вы так прекрасны и так недосягаемы. Элинор, дорогая, я преклоняюсь перед вами. Дайте мне хоть какую-нибудь надежду.

— Не могу.

— Неужели я вам настолько неприятен?

— О нет, дон Родриго. Просто мое сердце все еще принадлежит…

— Покойнику, — жестоко закончил он. — Когда вы перестанете жить прошлым? Не уйдете же вы в монастырь только потому, что он мертв?

— Может, и уйду, — уронила Элинор.

— Мужчина, которого вы не можете забыть, не собирался хранить вам верность.

— Откуда вы знаете?

— Поверьте, знаю. Он взял мавританку в любовницы.

— Это ложь!

— Вы слишком доверчивы. Уверяю вас, ни один мужчина не станет жить монахом, если у него есть выбор. Эта женщина спала в его палатке во время рейда на юг Испании. В его отряде все об этом знали. Возможно, были и другие красотки, но лично я могу поручиться только за мавританку.

— Если вы хотели причинить мне боль, вам это удалось.

— Я хочу, чтобы вы поняли, что ваш кумир — всего лишь мужчина, а не божество!

— И вы полагаете, что теперь я упаду в ваши объятия?

— Вовсе нет. Я надеялся, что это уменьшит вашу тоску по де Веру.

Он сердито зашагал прочь. Элинор медлила, не желая следовать за ним, но место было слишком уединенным и она не чувствовала себя в безопасности.

— Подождите! — крикнула она, бросившись следом за ним по неровной тропинке, сбегавшей вниз по крутому склону. Споткнувшись о камень, она упала прямо в объятия дона Родриго.

Элинор тяжело дышала, сердце бешено колотилось. Дон Родриго превратно истолковал ее испуг, подумав, что Элинор взволнована этой неожиданной близостью.

— Элинор, — пылко выдохнул он, склонившись к ее лицу, — я люблю вас больше жизни. — И прильнул к ее губам.

Элинор, как ни странно, не питала к дону Родриго отвращения.

— Скажите, что будете моей, — настойчиво произнес он.

— Прошу вас, не надо. — Она попыталась отстраниться, но ощутила за спиной каменную преграду.

Он выпустил ее из объятий и теперь опирался руками о скалу по обе стороны от девушки, так что она оказалась в ловушке.

Его смуглое лицо было совсем близко, темные глаза сверкали, но Элинор твердо встретила его обжигающий взгляд.

— Единственное, что мне остается, дон Родриго, — это полагаться на вашу честь.

Ее слова привели испанца в ярость. Сжав кулаки, он прорычал:

— Здесь не Кастилия и представления о чести совсем другие, донья!

— Вы обещали защищать меня. И я вам поверила.

— Проклятие! Я хочу вас, Элинор, и добьюсь своего — либо на ваших условиях, либо на моих.

— У меня нет никаких условий.

— Значит, на моих. Пойдемте, донья, становится холодно.

Он схватил ее за руку и быстро зашагал вниз по склону. Затем подозвал к себе стражей и сделал несколько коротких распоряжений.

Элинор испуганно наблюдала за ним. Ее подозрения подтвердились. Отдавая приказы, он говорил со своими людьми на каком-то неизвестном ей языке, и она не поняла ни слова.

Оказавшись в своей палатке, Элинор разделась, и Имельда приготовила ее ко сну. Ей не нужно было гадать, что приказал дон Родриго своим воинам, поскольку один страж занял пост у входа, а два других стояли снаружи. Она снова стала пленницей.

Лежа без сна, Элинор пыталась придумать, как перехитрить дона Родриго. Можно обратиться к королю Кастилии, когда они прибудут в Севилью. Едва ли дона Педро волнует ее судьба, но попытаться стоит. Кроме того, она наверняка найдет кого-нибудь, кто доставит послание в Бордо принцессе Уэльской. С этими мыслями Элинор наконец заснула.

— Да улыбнется тебе Аллах, прекрасная дева.

От этого приветствия, произнесенного мягким, слегка насмешливым тоном, Элинор похолодела. Ослепленная яркими лучами восходящего солнца, она не сразу узнала стоявшего перед ней мужчину. За ночь дон Родриго из друга превратился во врага. На голове его красовался тюрбан с красным камнем посередине, белый шелк подчеркивал темный цвет лица. Вместо привычного дублета он был одет в белые одежды, перехваченные в талии кожаным поясом, с которого свисала кривая сабля в украшенных самоцветами ножнах. Элинор часто заморгала, но видение не исчезло. Дон Родриго улыбался, положив смуглую руку на рукоятку сабли. К своему ужасу, она обнаружила, что окружена незнакомыми людьми в длинных белых одеяниях, ослепительно сверкавших на солнце. Испанские воины дона Родриго оказались маврами! Неудивительно, что она не поняла ни слова из его приказов. Он говорил по-арабски!

— Добро пожаловать в Андалузию. Наконец-то я могу назвать вам цель нашего путешествия. Мы направляемся в Гранаду. Прошлой ночью вы отвергли возможность стать моей добровольной спутницей. Так что можете считать себя моей пленницей.

Спрятанная в зашторенных носилках, Элинор въехала в Гранаду, последний бастион арабского владычества в Испании. Извилистые улочки привели их к высокому белому зданию на окраине города. Позади него, на возвышении, тянулись стены мощной крепости. В стрельчатых окнах мерцали огни, по длинному парапету расхаживали вооруженные стражи.

Войдя в комнату, Родриго застал Элинор у окна, из которого открывался вид на Алькасар, величественный дворец Мохаммеда, раскинувшийся на окрестных холмах.

— Разве это не великое творение? Ему нет равных в христианской Испании. Когда ты освоишься здесь, мы навестим моего дядю.

— Вашего дядю?

— Мохаммеда, правителя Гранады.

— Значит, все это ложь! Вы не посланник короля Педро.

— Одно другому не мешает. Мой дядя не слишком доверяет дону Педро, хотя и является его союзником. Он очень ценит мои доклады о его друзьях и врагах.

Элинор отпрянула, когда он приблизился к ней.

— Не прикасайтесь ко мне!

— О, ради Бога, Элинор, оставь этот вызывающий тон. Ты моя пленница. Я не лгал, когда говорил, что люблю тебя. Мое сердце принадлежит тебе с первой минуты. Ты отказалась стать моей женой, но я все равно получу тебя — так или иначе.

Повернувшись, он хлопнул в ладоши. Неведомо откуда появились четверо слуг в красных одеждах — двое мужчин и две женщины. Они низко, до земли, поклонились.

— Займитесь госпожой, — отрывисто приказал Родриго. — Постарайтесь уговорить ее не упрямиться.

Минуло две недели. Элинор держали взаперти. Она рыдала и барабанила кулаками в дверь, отказывалась от еды, но затем ослабла настолько, что попросила хлеба. Две женщины, прислуживавшие ей, которые немного знали испанский и английский, уговаривали ее вести себя разумно.

— Позволь нам вымыть тебя. Вода такая прохладная и душистая. А вот сладкий шербет и вино из гранатов. Мы умастим тебя благовониями и оденем в шелка. Не бойся, — увещевала ее одна из мавританок, Рашан, одетая в свободный костюм из оранжевого шелка, перехваченный на лодыжках и запястьях золотыми застежками.

Элинор подняла глаза. У Рашан была смуглая шелковистая кожа. Отделанный самоцветами лиф едва прикрывал высокую грудь, руки украшали золотые и серебряные браслеты.

— Зачем упорствовать? Ты будешь похожа на христианского ангела.

При мысли о еде воля Элинор ослабла. После утомительного путешествия волосы ее свалялись, одежда пропиталась потом. Что толку сопротивляться? Она должна есть, если не хочет умереть.

Смирившись, Элинор с трудом поднялась на ноги и покачнулась.

Вздох облегчения вырвался из груди Рашан.

— Слава Аллаху, — вымолвила она, поддерживая Элинор. Еще день бесплодных уговоров — и ей пришлось бы расплачиваться за упрямство пленницы. Эль Моро бывал жестоким и безжалостным, когда не мог добиться своего. А сейчас он больше всего хотел женщину с золотистыми волосами.

Элинор позволила отвести себя в выложенную голубыми изразцами комнату с небольшим бассейном. Погрузившись в теплую благоухающую воду, она почувствовала себя так, словно тело ее воспарило к небесам. После купания женщины уложили Элинор на мраморную скамью, сделали ей массаж и натерли тело ароматическими маслами. Затем расчесали ей волосы и надушили мускусом.