Под люком виднелась лестница, закрученная по спирали, очень тесная, с высокими ступеньками не под человеческую ногу, но проходимая. Ну а что ждало нас дальше, можно было догадаться, если вспомнить ту же цитату из «Наставления охраняющего безумие»… очень подходящее название, кстати.

Я думал, что Шредингер не придет, что ему не до нас, но он явился почти сразу же — оскаленный, с рукой на перевязи.

— Зацепило, — сообщил он, поймав наши взгляды. — С поверхности нас выдавили. Мокрожопики песчаные… может вниз не полезут?

За спиной комвзвода в коридоре показались любопытные физиономии девчонок — невозможно усидеть там, где приказано, если тут что-то нашли!

— Пошли на место! — Шредингер погрозил им кулаком, но без обычного напора, видно было, что он едва держится на ногах. — А вы чего замерли, пора двигаться вниз! Кто пойдет? Там что-то про ум я в объятиях дури. Вот пусть и лезет тот, у кого ума нет…

Он поднял руку и повел указательным пальцем — Нагахира, Ричардсон, я…

— Вот Макунга, — палец остановился, указав в лицо нашему африканскому другу. — Действуй, боец.

Васю заставили натянуть вытащенный из рюкзака респиратор, и он двинулся вниз по лестнице, неуклюже перебираясь со ступеньки на ступеньку.

— Голосом докладывай, что видишь! — велел Шредингер. — А ты, Серов, страхуй его!

Ну что же, моя очередь вытаскивать соратника из опасности.

Я шел следом, стараясь не вслушиваться в то, что творится наверху, где опять поднялась стрельба. Там лезли в колодец безголовцы, пытались остановить их бойцы из других отделений, и можно было только представить, какой именно ад там прямо сейчас.

Вася дрогнул, остановился и вдруг затянул голосом, мало похожим на характерное монотонное вытье Шклярского из группы «Пикник»:

— Это я над тобой кружусь! Это я, фиолетово-черный!

— Вот и дурь, — сказал Шредингер сверху. — Толкай его дальше! Вперед!

Вася продолжал идти, хотя ноги слушались его плохо, крупное тело сотрясалось, автомат плясал в руках.

В следующий момент я понял, что он ощущает, поскольку в голове щелкнуло, мысли замотались в клубок. Губы задвигались сами, и откуда-то не из горла даже, из желудка явилась песня, за которую Алла Борисовна задушила бы меня на месте, если бы услышала:

— Арлекино, Арлекино, нужно быть смешным для всех! А-ха-ха!

Меня мотало, я орал эту дурацкую мелодию, но продолжал идти, уже не по ступенькам, а по горизонтали.

Мы находились в шестиугольной комнате, рассеченной на две части прозрачной перегородкой. В одной половине находилась нижняя часть лестницы, в другой клубились серовато-зеленые хлопья, бились о стекло, но не пересекали открытого вроде бы дверного проема.

И в глубине этой метели из пепла, который и падал, и поднимался, и летел горизонтально, угадывались очертания предмета вроде большого стола нам по грудь.

— Шоу должно продолжаться! Шоу должно продолжаться! — завопил позади меня Шредингер, неумело подражая Меркьюри, но несмотря на усилия наших глоток, я разобрал тихий шепот, исходящий из-за перегородки.

Вот оно, логово шепчущей бури.

«Ум в объятиях бури» явно был пси-ловушкой, настроенной на существ, чей мозг отличался от нашего, и именно поэтому он хоть и врезал по нам, не повредил рассудок фатально и даже не вывел из строя. Хоть и с трудом, но я понимал, кто я такой, где нахожусь, что делаю, и зачем сюда пришел.

Вася, судя по целенаправленным, хоть и расхлябанным шагам в сторону проема — тоже.

— А я тебя люблю так, что сильно восхвалю… — к нашим трем голосам присоединился тенор Сыча — это петь умел, но почему-то завел любовную песенку чудовищно банального содержания.

Интересно, как эта сраная пси-ловушка выбирает репертуар?

А затем в поле ее действия вступил Ящер, и тут все пошло совсем по иному сценарию. Поначалу он открыл рот и выдавил из себя несколько слов, но они быстро слились в нечленораздельное бормотание, а то — в истошный вой.

Я обернулся.

Ящер сидел у подножия лестницы, глаза его были вытаращены, изо рта летели брызги слюны и крови, а руки бились, как у припадочного.

— Назад! Вытаскивайте его! — закричал сверху Ричардсон, но оказалось поздно.

Ящер дернулся особенно сильно, рука его метнулась к застежке шлема под подбородком, но тут же ослабела, упала. А следом повалился и он, сполз на пол и после нескольких секунд конвульсий затих, широко распахнутые глаза невидяще уставились в потолок.

Почему так? Отчего пси-ловушка, не особенно повредившая нам, убила этого парня? Или дело в том, что он принадлежал к секте почитателей священной плоти, а ее каннибальские ритуалы изменяют мозг вполне материально?

Раньше бы я не поверил в такое, но я видел, что могли Цзянь и его подручные.

— Готов, ладно, — констатировал Ричардсон. — Бронежилет Торвальдссону отдадим. Силва, вытаскивай его!

Мне очень хотелось услышать, что запоет Фернандо, наверняка какой-то гимн толерантности. Но ловушка к этому времени похоже выдохлась, и мы услышали лишь сдавленное мычание, да и мои губы перестали выводить рулады, я смог их остановить.

— Вот ведь концерт, — просипел догнавший меня Шредингер. — Макунга, аккуратно! Шажок вперед, и обратно!

Шепчущая буря могла оказаться еще опаснее.

Но нет, серо-зеленые хлопья окутали Васю, и выпустили обратно, не попытались задержать или превратить во что-то.

— Только видно там хреново, — сказал он, пытаясь оттереть лицо, все в грязных разводах. — А так нормально.

Вниз спустились Эрик и Ричардсон, а за ними неожиданно показался Бадави с парой собственных бойцов.

— Командир, атака противника отражена, — сообщил он, внимательно оглядывая помещение, и глаза его нехорошо вспыхнули.

— Ну вот и хорошо. Иди, проследи, чтобы новой не было, пеленки там поменяйте, — отозвался Шредингер, не оглядываясь.

Бадави кивнул, но уходить и не подумал, его руки нервно стиснули автомат.

Я увидел, как нахмурился Сыч, как мягко отшагнул в сторону Вася, как поднял оружие Эрик — они помнили, что я говорил насчет возможной опасности от комотделения-два и его людей. Вот только я остался там, где стоял, рядом с комвзвода, на возможной линии огня.

— Серов, ты парень умный, пойдешь со мной, — велел Шредингер, стаскивая рюкзак. — Отличился, я слышал… еще раз попробуешь…

В руке его блеснул изуродованный «штопор», потом нечто похожее на кривой здоровенный болт — детали ключа, позволяющего отрубить систему безопасности полигона. Возможно именно их попробует захватить Бадави, и для этого сейчас самый подходящий момент.

Комотделения-два улыбнулся и вдруг расслабился, напряжение ушло из его тела, а в глазах появилась растерянность, как у человека, проснувшегося неизвестно где.

— Сыча еще можно взять, — посоветовал Ричардсон, — он обнаружил люк этой камеры.

— Да, — Шредингер кивнул и шагнул в шепчущую бурю.

Тут и правда было очень плохо видно — помимо хлопьев, заполнявших помещение, над «столом» клубилось нечто похожее на дым, жирными черными струями поднималось к потолку. Но даже через густую пелену я различал углубления разной формы и размера, словно выдавленные в похожем на коричневую древесину материале.

Пять штук? По одной на каждую часть ключа? Так очевидно?

Не верится с учетом того, что «дышащий замок» должен играть какие-то игры.

— Попробуем, — сказал Шредингер и принялся выкладывать детали ключа в предназначенные для них углубления.

Каждое вспыхнуло мягким лиловым огнем, но более ничего не произошло.

— Что я делаю не так⁉ — комвзвода повернулся ко мне, здоровой рукой схватил за разгрузку на груди.

А я вспомнил относящуюся к ключу фразу из другого стиха, который мы давно выкинули из головы — «горяч и горюч». Что, если это не просто рифма, словесное украшение? Что, если это важно?

— Нагреть его! Поджечь! — воскликнул я.

— Но это же металл… — Шредингер осекся. — Хотя.

Хлопья метались вокруг нас, лезли в лицо, оседали на щеках, вызывая легкий зуд. Зажигалка в протянутой руке Сыча выглядела сокровищем куда более ценным, чем алмаз размером с кулак.