– Когда сообщим Рогге, что возможно, пойдем в Ревель вместо Данцига?

– Сначала – квитанция в Дублине. Может, и не придется, если встреча там пройдет без накладок. Уважаемые господа фении и иже с ними рискнут отправить в Санкт-Петербург своих представителей. А у нас в столице сочтут, что принцип «время – деньги» в нашей работе не менее важен, чем в бизнесе. Я все-таки надеюсь на вариант с миноносцем в Куксхафене. Но если не получится, предупредим старика, когда будем в Балтике.

Так… подходим. Ну-ка, помогай, мужики подустали. «Беглый, неверный жених моей разлюбимой сестрички» торопится на Родину. А там его заждались уже. Запевай, ребята!

По прогибающейся стальной сходне моряки быстро проследовали на борт. Причем один из той парочки, что тащила под руки отключившегося коллегу, пробурчал что-то невнятное, а затем, повинуясь согласному кивку более молодого товарища, легко, как пушинку вскинул на плечо бесчувственное тело и уже через несколько секунд оказался на палубе вместе со своей ношей.

Последним, обернувшись на прощание к лондонскому туману и внимательно прислушавшись, на борт поднялся матрос Йохан Шульце, он же – капитан российской гвардии, офицер по особым поручениям при председателе ИССП, друг и фаворит великого князя Михаила Александровича, а также флигель-адъютант его венценосного брата государя императора, Василий Александрович Балк.

– Добрый вечер, герр Рогге! Дико извиняюсь, но этот пакостник Макс… как только он ни выкручивался! Ну, вы же знаете, как много находится умных отговорок и веских поводов не делать для женщины того, что обещаешь девушке. Но, как вы помните, по нашему уговору, я оплачу этот день вашего простоя по средней.

– Ну, что ты, мой мальчик. Как я могу тебе не верить? Я волновался, не случилось ли чего там с вами. Англичане такие свиньи. Особенно по отношению к нам, немцам. Судя по всему, без потасовки не обошлось?

– А, мелочи, шкипер! Просто, поняв, что наши намерения серьезны, Макс попытался поискать поддержки у своих местных знакомых. Ну, и ему малость попало. А потом мы выпили, помирились. И… вот, в результате я опять попал на деньги, капитан! – «Йохан» беззаботно рассмеялся.

– Ох, и дерзкий же вы человек. Так вот взять, по-ехать в чужую страну, отлавливать беглого жениха сестры? Честно, я бы на вашем месте убедил ее забыть этого паршивца, и всего-то делов. Да и еще такие расходы. Ну, на кой ляд он ей сдался? Ладно бы, мужчина был видный. А этот ваш Макс…

– Герр капитан, ничего не поделаешь, огрехи воспитания. Не могу я отказывать любимым женщинам. И Родине. А что не писаный красавец? Ха! У дам свои оценки. И вкусы. А парень-то он очень разворотистый. Отец хочет его в лавку пристроить. Так что он теперь всё отработает, как миленький, – в глазах молодого моряка на мгновение промелькнул огонек хищной удовлетворенности.

Истолковавший его по-своему, Рогге понимающе хмыкнул, потрепал «Йохана» по плечу и, слегка нахмурившись, что придало его лицу выражение почти бисмарковской суровости, изрек:

– Ладно, не хорохорьтесь уже, юноша. Рад, что вам все удалось. Ступайте вниз, переоденьтесь, а то простудитесь. Денег у вашего папаши куры не клюют, вот что я вам скажу. Снимаемся завтра часов в десять, не раньше. Туман. Спокойной ночи.

«Да. Спасибо, старина. Поспать и правда не мешает. Спокойные ночи за последние несколько месяцев можно по пальцам пересчитать. Хотя на что пенять? Ты же сам, Вася, прекрасно знал, во что впрягался…»

За тонкой стальной стенкой, покрытой не одним слоем масляной краски за годы трудовой биографии «Майнца», что-то ритмично погромыхивало и шипело, наполняя крохотный мирок Василия вибрацией, влажным теплом и запахом технического масла. Там, всего в нескольких метрах от изголовья его койки, каждую пару секунд проносились в многотонном вальсе кривошипно-шатунные пары…

По условиям, оговоренным с герром Рогге, для Балка-Шульце должна быть предусмотрена отдельная каюта. Но ни метраж, ни ее месторасположение на судне особо не оговаривались. В результате Василий был размещен в выгородке для вахтенного механика парохода, которая, судя по следам от стеллажей и царапинам на полу и стенках, в последнее время использовалась как подсобка машинной команды.

Четыре квадратных метра. Одна дверь. Одна узкая койка. Один светильник. Один столик. И один иллюминатор… в машинное отделение. Выход в надстройку и на палубу – через машину же. Но Василия этот минимум комфорта вполне устраивал. Тепло, светло и мухи не кусают.

С мостика его предупредили, что маяк в устье Лиффи уже видно без бинокля, и через час на борт берут лоцмана. Это означает, что самое позднее к одиннадцати утра они ошвартуются в Дублинском торговом порту, в разношерстной компании таких же, как и их «Майнц», работяг-трампов. Господин Литвинов сейчас допивает свою дозу «успокоительного» под тщательным присмотром «ангелов-хранителей», так что никаких проблем с этой стороны ждать не приходится. Тем паче что снотворного в шнапс подмешали щедро. Конечно, хотелось бы продолжить с ним интересные беседы, но этим можно со спокойной душой заниматься в море. На берегу ждут другие дела.

Мысленно пробежав еще разок загодя определенный порядок действий, Василий бережно достал из тайника в своем матросском чемоданчике то, без чего быстрый успех его миссии, точнее, сам ее успех, был бы попросту невозможен.

Вот он… светло-зеленый конверт, три марки «Красный пенни», наклеенных почему-то слева, уступами, одна под другой. Три сургучные кляксы с непонятным орнаментом на оттиске личной печатки. Внешняя атрибутика явно со смыслом. И все это аккуратно отправляется во внутренний карман куртки, под пуговку. На всякий случай…

Василий не видел содержимого этого конверта. А если бы и видел, вряд ли смог бы прочесть текст находящегося в нем письма. Во-первых, он не владел ирландским языком. Во-вторых, часть его, а именно, то, кому оно адресовано, и первый абзац были написаны «фенийским шифром». Возможно, его уже умели разбирать детективы Скотланд-Ярда, но для Балка эта часть текста оказалась бы непосильным ребусом. Однако он имел перед британским сыщиками одно неоспоримое преимущество – Василий практически наизусть знал как само это послание, так и адрес человека, который должен был его прочесть.

Единственное, чего он не знал об этом письме, так это подробностей его появления. А они были прямым следствием его же, Василия Балка, меморандума «Об ирландском вопросе», отправленного государю летом 1904-го. Ознакомившись с ним и выудив из Вадика все, что тот припомнил о Пасхальном восстании, ИРА и ольстерских событиях, сотрясавших устои Соединенного королевства в 1960-х – 1980-х годах в нашей истории, Николай вызвал к себе Дурново. И «Дублинский экспресс» тронулся…

Вашингтон, Филадельфия, Нью-Йорк, Дублин. Октябрь 1904 года – апрель 1905 года

В один из дождливых октябрьских вечеров морской агент России в Вашингтоне, как обычно по дороге к себе на квартиру, зашел в «Виллард». Кухня ресторана при этом отеле ему нравилась. За ужином Бутакову передали визитку незнакомого инженера из Бостона, просившего разрешения подсесть к столику русского офицера.

Возражать Александр Григорьевич не стал: на фоне идущей Русско-японской войны ему неоднократно приходилось рассматривать предложения по приобретению проектов разнообразного «чудо-оружия» для нашего флота от предприимчивых янки.

Поток таких ходоков не прерывался с того самого дня, как в американских газетах появились статьи про скорый отъезд в Россию инженеров-двигателистов из компании «Стандарт» и о покупке ведомством великого князя Алексея Александровича всех их новых моторов за какие-то сумасшедшие деньги. А после того, как до читателей здешней прессы дошла информация, что с месяц назад холландовский «Фултон» был замечен в гавани Кронштадта, и недели не проходило, чтобы на стол к Бутакову не ложились два-три очередных коммерческих предложения. Вроде супермины, которую нельзя вытралить ничем и никогда, или «абсолютного» трала, который обез-вредит любую мину. Причем и то и другое – от одного изобретателя…