Несомненно, поэтому, что Англия постарается прибегнуть к ее излюбленному, не раз уже с успехом испытанному средству. Она решится на вооруженное выступление против Германии не иначе, как обеспечив участие в столкновении на своей стороне сильных континентальных держав. А так как Берлин, несомненно, не окажется изолированным, то будущая англо-германская война превратится в схватку между двумя коалициями стран, придерживающимися одна прогерманской, другая проанглийской ориентации. И если во второй окажутся Россия и Франция, тогда у британцев появляется мощный рычаг против немцев – морская блокада, с прицелом на голодную удавку.

– Это сработает, только если война будет длиться несколько лет.

– Конечно. Но при таком раскладе сил, противоестественном раскладе, думаю, что европейская война не будет ни быстротечной, ни малокровной. Как бы ни мечтали об этом горячие генеральские головы. Будет бойня на выносливость и истощение ресурсов. В данном вопросе я вполне согласен с покойным Блиохом… Как известно, с первых дней Русско-японской войны Англия и Америка соблюдали благожелательный нейтралитет по отношению к Японии, между тем как мы пользовались аналогичным со стороны Франции и Германии. Казалось бы, здесь и есть зародыш самой естественной для нас комбинации, которая к тому же практически гарантирует Европе мир, хотя и в ущерб британским интересам. Но, увы, парижская дипломатия определенно стала на путь сближения с англичанами. И договор Сердечного Согласия, подписанный Лондоном и Парижем год назад, – «первая ласточка». Я думаю, если нам удастся устоять перед англо-французскими соблазнами, среди союзников англичан могут оказаться и Италия, и даже Австро-Венгрия, как бы фантастично это ни выглядело, на первый взгляд. Скорее всего, и Североамериканские Штаты станут на британскую сторону. И дело тут не столько в «английскости» их корней и взаимозависимости капиталов. Во-первых, жестокая германская промышленная конкуренция сказывается на успешности их внешней торговли год от года сильнее. А во-вторых, в Вашингтоне рассчитывают на то, что со временем именно их держава «обречена» сменить Британию на троне мирового лидера. И воцарения на нем Германской империи они постараются не допустить ни в коем случае.

– Вы полагаете, что у Америки столь далеко идущие планы?

– Янки никогда не страдали скромностью.

– И чем, как вы считаете, может обернуться для России немецкое поражение?

– Англии выгодно убить морскую торговлю и промышленность Германии, обратив ее в бедную и, по возможности, земледельческую страну. А нам выгодно, чтобы Германия развила морскую торговлю и обслуживаемую ею индустрию для снабжения отдаленных рынков, но в то же время открыла свой внутренний рынок произведениям российского сельского хозяйства для снабжения многочисленного своего рабочего населения. По мере роста германских колоний и тесно связанного с тем развития германской промышленности и морской торговли немецкая колонистская волна пойдет на убыль, и недалек тот день, когда Drang nach Osten отойдет в область исторических воспоминаний.

Но высказываться за предпочтительность германской ориентации – не значит стоять за вассальную зависимость от рейха, и, поддерживая дружественную, добрососедскую с ним связь, мы не должны приносить в жертву наших государственных интересов. Что же касается немецкого засилья в области нашей экономической жизни, то едва ли это явление вызывает те нарекания, которые обычно против него раздаются. Россия слишком бедна и капиталами, и промышленной предприимчивостью, чтобы обойтись без широкого притока иностранных капиталов. И известная зависимость от того или другого иностранного капитала неизбежна для России до тех пор, пока предприимчивость и материальные средства собственного населения не разовьются так, что это даст нам возможность отказаться от услуг иностранных предпринимателей и их денег. Но пока мы в них нуждаемся, немецкий капитал выгоднее для нас, чем всякий другой. Почему?

Прежде всего, он из всех наиболее дешевый, как довольствующийся наименьшим процентом предпринимательской прибыли. Этим во многом объясняется сравнительная дешевизна немецких фабрикатов и вытеснение ими английских товаров с мирового рынка. Меньшая требовательность в смысле рентабельности немецкого капитала имеет то следствие, что он идет на те предприятия, в которые, по сравнительной их малой доходности, другие иностранные капиталы не идут. Вследствие той же относительной дешевизны немецкого капитала прилив его к нам влечет за собой отлив из России меньших сумм предпринимательских барышей в сравнении с английским и французским и, таким образом, большее количество русских рублей остается в России. Мало того, значительная доля прибылей, получаемых на вложенные в русскую промышленность германские капиталы, и вовсе от нас не уходит, а проживается здесь. Наконец, Германия, до известной степени, сама заинтересована в экономическом нашем благосостоянии. В этом отношении она выгодно отличается от других государств, заинтересованных исключительно в получении возможно большей ренты на затраченные в России капиталы, хотя бы ценою экономического разорения страны. Напротив того, Германия в качестве постоянного – хотя, разумеется, и не бескорыстного – посредника в нашей внешней торговле заинтересована в поддержании производительных сил нашей Родины, как источника выгодных для нее посреднических операций…

– Благодарю вас, Петр Николаевич. Воззрения свои по германскому вопросу вы мне изложили более чем доходчиво. И, знаете, я практически со всем согласен. Только думаю, что шарахаться из края в край нам не следует. Сближение наше с немцами должно быть действием прагматичным и планомерным, а вовсе не скоропалительной, импульсивной демонстрацией Парижу своих обид. Рвать по живому с французами нам не следует. И не только из-за денежно-кредитных дел. Все-таки желательно привлечь их к той самой комбинации, о которой вы упомянули.

– Безусловно. Разве России нужна новая война? Что же до набившей уже оскомину галльской мечты о реванше, возможно, найдется способ и мирного решения проблемы. Во всяком случае, я знаю, что государь имел на эту тему разговор с кайзером. И Вильгельм не отверг с порога идею о частичном удовлетворении претензий французов. Как и датчан, кстати. Конечно, о возврате целиком Гольштинии и Шлезвига, как и Лотарингии с Эльзассом речь нет и быть не может. Но тема плебесцита для Северного Шлезвига и Мозеля с их преимущественно негерманским населением прозвучала.

– Кстати, а с его величеством вы обо всем этом говорили?

– Говорил, конечно. По совету Банщикова я даже изложил мое видение германского вопроса отдельным меморандумом. Который, как мне сказал сам Михаил Лаврентьевич, он сумел преподнести государю под «правильным соусом» и в удобный момент.

– Ага! Так вот откуда ноги растут. Теперь мне понятно, почему в устах императора столько созвучности тому, что я сегодня от вас услышал. А я-то все вычислял, кто же главный сторонник русско-германского альянса в круге ближнем… – рассмеялся Зубатов.

– Слава богу, если так все. Но вы никак «колоть» тут меня собрались, милостивый государь? Или, не дай бог, думаете, что наш монарх без шпаргалки не в силах разобраться в хитросплетениях внешней политики? – Дурново притворно грозно нахмурился.

– Господь с вами, любезный Петр Николаевич. Один ум хорошо, а два – в любом случае лучше. Я лишь радуюсь, что его величество с некоторых пор предпочел внимать патриотичным интеллектуалам, а не карьерным подхалимам, чей мыслительный аппарат озабочен лишь проблемами личного благоустройства и удовлетворения тщеславия.

– Если вы меня целиком и полностью причисляете к первым, то вы мне льстите. А если ко вторым всецело относите министра фон Плеве, то вы к нему несправедливы. В чем, в чем, но в патриотизме Вячеславу Константиновичу отказывать нельзя. Я знаю подоплеку вашего с ним конфликта. Как и о роли господ Мещерского и фон Витте в нем. Если хотите начистоту: я надеюсь, что та история послужила вам, Сергей Васильевич, серьезным уроком. Меня судьба тоже поколачивала. И вывод я для себя сделал: никогда не стоит спешить размахивать шашкой в борьбе за самое правое дело, если не уверен, что обладаешь исчерпывающей полнотой информации… – Дурново с улыбкой наполнил рюмки коньяком. – Тем более в нашем нынешнем положении не следует давать верх эмоциям, друг мой. А сейчас я хочу предложить тост… за Михаила Лаврентьевича Банщикова. Что-то мне подсказывает, что далеко может пойти этот лекарь с «Варяга».