Три дня. Вернее, трое суток. Много это или мало, когда в ворох запланированных и расписанных по часам дел внезапно вклинивается некая сверхзадача, которую кровь из носу, а выполнить нужно? Наверное, у многих из нас случались подобные моменты. На таких неожиданных вводных, жизнь и проверяет на способность держать удар отдельные личности и целые коллективы. А случается – даже народы…

«Кайзеровский десант», вернее авральная подготовка к нему, стал тем самым форс-мажором, на котором сдавала экзамен «отрихтованная» Николаем при помощи «гостей из будущего» система госуправления в высшем звене. Сдавала, как воинская часть, внезапно поднятая по тревоге и в условиях, приближенных к боевым, проходящая проверку на прочность. В смысле адекватности и стрессоустойчивости, быстроты профессиональной реакции и готовности личного состава к командной работе на заданный результат.

«Рихтовка» эта, внешне почти незаметная, однако качественно изменившая систему принятия важнейших государственных решений, стала следствием долгих бесед государя с Банщиковым. Пытливо вникая в историю мира будущего, а затем, уже в одиночестве, размышляя над рассказами и пояснениями собеседника, Николай уяснил для себя четыре истины. Весьма неприятные для него, но их мало было «прочитать, понять и выучить». Хозяину земли русской пришлось немедленно применять их в практике своей трудовой деятельности, сиречь – царствования. Рискуя при этом яростными склоками с большей половиной Фамилии, если не встречей с «апоплексической табакеркой».

Истины эти были следующими.

Во-первых, царь – он тоже человек, с присущими ему слабостями и недостатками, и упрямая убежденность самодержца в божественной сущности его интуиции и душевных порывов может стать причиной катастроф как для него лично, так и для всей державы. И ему, как и любому смертному, свойственно ошибаться. Тем более что нерешительность при рассмотрении серьезных вопросов он за собой замечал и сам. Отсюда проистекал и подмеченный потомками «эффект крайней аудиенции», когда Николаю случалось внезапно менять принятое решение под влиянием доводов чиновника или родственника, последним высказывающего ему свои аргументы наедине. Именно так он, согласно Вадиму, пришел к отправке эскадры Рожественского на Цусимскую бойню, к отказу от договора с кайзером у Бьерке и к всеобщей мобилизации из-за кризиса вокруг Сербии, спровоцировавшей Вильгельма на начало войны против России.

Во-вторых, покрутившись год совсем в ином ритме, чем предыдущие десять лет, он вынужден был согласиться с тем, что одному человеку с должным вниманием и качеством одновременно рассматривать вопросы типа «объявления войны Англии» и «назначения пенсии вдове погибшего на пожаре урюпинского брандмейстера» невозможно физически. Вдобавок при том, что абсолютно вся входящая переписка, без предварительного разбора или сортировки, сразу ложилась ему на стол. Но так было до появления Банщикова, который начал разбирать для него входящие документы флотской тематики, отделяя зерна от плевел.

Но кардинально ситуацию это не улучшило, особенно с учетом отъезда в Иркутск секретариата Особого комитета по делам Дальнего Востока. Война и внутриполитические проблемы породили резкое увеличение потока документов на Высочайшее имя. И в июне пришлось расширить полномочия его Собственной Канцелярии под управлением Танеева, сделав ее отдаленно похожей на «Администрацию главы государства», как это называлось в мире Вадима. Теперь не только награждения и благотворительность, но и ворох мелких дел, типа ответов на приветственные адреса и личные прошения, начали «закрывать» ее чиновники, подавая «наверх» недельную сводку-доклад о текущей работе. Похожая схема работы была введена Канцелярией министерства Двора при ведении рутинной «переписки вежливости» с его коллегами монархами.

Конечно, всех проблем это не решило. А поскольку опыт работы по флотским делам, с Банщиковым в роли секретаря-референта, Николай оценил положительно, уже к августу он дозрел до того, чтобы его «расширить и углубить». Для своевременной подачи на рассмотрение государю действительно важных документов, подготовки к принятию по ним оперативных решений с привлечением членов Кабмина и экспертов, контроля их исполнения и ведения закрытого делопроизводства им было решено собрать небольшую группу самых близких и доверенных помощников. Говоря точнее – секретариат. А еще точнее – Собственный Кабинет ЕИВ.

Не совещательный «кружок друзей по интересам», а именно – рабочий орган, по своему весу и значению стоящий лично для него выше, чем премьер со всем Кабмином. Выше даже, чем для Вильгельма II его система из нескольких кабинетов, дублирующих собой министерские структуры, созданная им в Германии. Кузен пошел на это не от хорошей жизни, он вынужден был таким образом искать рычаги влияния более надежные, чем подотчетные Рейхстагу по конституции статс-секретариаты. Но в России никакого «ответственного министерства» Николай допускать не собирался.

Для себя он определился с персоналиями сотрудников своего «Аппарата» к осени. Но для оформления задуманного де юре, хотелось дождаться возвращения с войны брата. Пока их будет трое. Глава Кабинета – исполнительный секретарь: великая княгиня Ольга. «Доступ к телу» императора и его рабочий график – исключительно в ее компетенции. Плюс два человека – «по направлениям». Военный секретарь: великий князь Михаил. И, конечно, военно-морской секретарь. Выскочка, царев фаворит, божественный посланец, еще чей-то там любовник и прочая, прочая, прочая. Михаил Лаврентьевич Банщиков. При этом Николай понимал, что, скорее всего, число секретарей-направленцев со временем придется увеличивать. Ведь есть же еще наука, экономика, внешняя политика, внутренняя политика и «социалка», «спецура» – все словечки из лексикона Банщикова…

В-третьих, ему предстояло кардинально поменять саму форму работы с Кабмином. Регулярные личные доклады министров – по сути своей совершенно не нужное, даже вредное занятие, отнимающее лишнее время, силы и нервы как у него самого, так и у руководителей ведомств. И приводящее порой к итоговым ошибочным решениям. Для снятия этой проблемы необходимо было сделать три вещи: стандартизовать объем и форму этих докладов, отделив от статистики и славословий результативную часть с конкретными выводами и предложениями, и занимающую при этом не более одной машинописной страницы; поручить премьеру первичное рассмотрение этих докладов и внесение по ним его замечаний, для обеспечения чего непосредственно при Кабинете министров создать рабочий статистическо-канцелярский орган, из специалистов которого со временем можно будет вырастить сотрудников полноценных Госплана и Госстата. Ну, а в случае несогласия царя с предложениями как министра, так и премьера, для принятия окончательного решения по докладу – «вызов на ковер» в Царское Село…

Понятное дело, что кто-то возопит о диктаторских полномочиях Столыпина и его канцелярии, об ущемлении прав царской власти. Но, по сути своей, этот ропот будет не чем иным, как следствием личной уязвленности у определенной группы «товарищей», резко отодвинутых от кухни принятия важнейших государственных решений. Господа с громадным уровнем амбиций или интересов, типа Плеве, Победоносцева, Витте, Мещерского, дядюшек Александровичей и Николаши, конечно, будут обижены. С мама тоже предстоит очередное объяснение на повышенных тонах. Но весь этот гвалт придется вытерпеть. Ради исполнения задуманного. Ради сына в конечном счете…

И наконец, в-четвертых. Если он действительно желает блага своей стране, своему народу и своей семье… А он желает! То он просто обязан обеспечить последовательность и преемственность политики, как внутренней, так и внешней. А для этого нет ничего более страшного, чем министерская чехарда и смена высших госчиновников по принципу «разлюбил – надоел – чемодан – вокзал». Если уж ставишь человека на ответственное место, нацелив на определенную задачу, то терпи его рабочие возражения и давай ему возможность довести ее до исполнения. Если с чем-то не согласен – спорь и настаивай на своей правоте открыто. И только если видишь, что ошибся с выбором и поставленной цели этой конкретный индивид достичь объективно не способен, – убирай быстро, спокойно, не мучая и не унижая. В конце концов, любому всегда можно найти занятие по силам на другом, менее ответственном уровне. Не стоит терять исполнителей в команде, а вместо них плодить недругов, полагая, что окончательный расчет произведен в форме выходного пособия. Другое дело, если имеет место предательство, осознанный саботаж или «крысятничанье». Кстати, это словечко «от Вадика» ему тоже почему-то понравилось…