А вы когда-нибудь слышали, господа хорошие, о том, как корабли входят на рейд гавани, в сопровождении гвардейского кавалерийского эскорта? Смотрелось это, я вам скажу… Вау! Вилли был в полном восторге. У него чуть треуголка не улетела, которой он Николаю махал с мостика флагмана. Вырядился, понятно, в нашу адмиральскую форму. Шинель нараспашку, усы торчком… Через день ему этот форс боком вышел, когда он с ухом слег с температурищей. У него, оказывается, отит хронический. Но отдельно об этом расскажу…

Крепость загрохотала. Немцы команды по леерам поставили. Флаги, иллюминация, колокола на соборе гудят, народу тьма. Шапки в воздух летят, все такое… У нас уже начали побаиваться, выдержит ли лед. Но, слава богу, обошлось без чрезвычайных происшествий. Гостям подали тройки с бубенцами прямо к трапам, горячий кофе на дорожку, и – с корабля на бал! По Неве, да с ветерком! Красота: снег только в обед подсыпал, все белым-бело вокруг. Вдоль пути – линейные: городовые с фонарями и двухметровые гренадеры-гвардейцы с примкнутыми штыками. Сплошная экзотика в стиле «а-ля рюс», короче. А наутро весь город смаковал передовицу в «Ведомостях». Там один борзый шутник выдал: «К нам в гости прибыл германский кайзер и с ним все три его Виктории-Луизы». И ведь не подкопаешься: дочка, крейсер и яхта Баллина. Действительно – три!

«Брауншвейги», конечно, хороши. Красавцы. Честно: я тащусь от этих корабликов. Вот только их одноорудийные башни среднего калибра на каземате – на мой предвзятый взгляд, полнейшая ерунда. Согласен, Петрович?

– Согласен. Глупость, конечно. Но сегодня сие совершенно не принципиально. Вот если герр Тирпиц с его разлюбезным доктором Бюркнером десяток дредноутов-«гаек» с одиннадцатидюймовками понаплодят, это будет – самая полная ерунда.

– Ну, а ты у нас на что? Растолкуешь товарищам генеральную линию партии.

– И я про то, Василий. Надо будет нашему «дедо Альфредо» как-то все разжевывать. Тактично. А деятель с большим гонором, судя по оценкам историков из нашего времени, да и по личному его мемуару. И перестраховщик к тому же тот еще.

Альфреду фон Тирпицу волею судеб довелось достичь в своей жизни таких высот, о которых ни его родители, ни он сам в молодые годы не могли даже мечтать. После себя имперский канцлер оставил потомкам Великую Германскую Империю, мощнейший флот в мире, Русско-германскую союзную Хартию и два тома мемуаров, которые, окруженный всеобщим почетом и уважением, Второй Великий немец писал долгих восемь лет.

В предисловии к капитальному автобиографическому труду, местами читающемуся как авантюрный роман, есть такие строки:

«Я много раз задавал себе вопрос о том, какое событие стало краеугольным камнем в мировом успехе германской нации и Империи? У большинства ученых-историков до сих пор нет на этот счет устоявшегося мнения. Это не удивительно: только за два десятилетия с момента занятия Циндао в жизни Германии произошли десятки важных событий.

Против нас выступили поистине титанические силы мирового масштаба. Наш народ вплотную подвели к пропасти гражданской смуты и братоубийства. Нам довелось пройти Великую войну, беспримерную по своей кровавости и тотальному напряжению всех сил государства и его граждан. И все-таки на этот счет у меня имеется вполне определенное суждение. У военных летчиков и моряков есть понятие: ”точка невозврата”. Это момент, когда запаса топлива в полете или походе перестает хватать для возвращения самолета на аэродром взлета или корабля в порт, откуда он вышел. В моем понимании свою «точку невозврата» Империя германского народа прошла вечером 4 марта 1905 года.

В тот день, направляясь с историческим визитом в русскую столицу, наш император получил информацию о начале в России конституционных реформ, инициатором которых выступил царь. Шла речь об отмене визита, но перед принятием окончательного решения экселенц решил обсудить вопрос с канцлером и командованием флота. Мне довелось присутствовать на этом совещании в роли деятельного участника.

Все ли тогда было решено и сделано безупречно? Не совершена ли была при этом роковая ошибка? Судить о том придется истории и нашим потомкам. Со своей стороны, я принимаю на себя всю полноту солидарной ответственности за решение, принятое в тот день императором Вильгельмом II в кругу высших офицеров военно-морского флота, предопределившее дальнейшую судьбу Германского рейха…»

Завернув колпачок ручки, он еще раз пробежал глазами текст. После чего снял очки, хрустнул костяшками пальцев и расслабленно откинулся на спинку кресла.

«Вот и все. Отныне только розы, пчелы и мои домашние. А еще грибы в лесу. И – никакой охоты. Все!.. Свободен. Совершенно, абсолютно свободен! И больше никому ничего не должен. Странное ощущение. Как будто пришедшее из далекой юности. Эх, если бы еще ноги были так же резвы, а рука тверда. Но мне ли роптать на судьбу?

Предисловие дописано. Последним. Как и положено. Сначала пусть хватаются за предисловия все те, кому нечего сказать или нечего вспомнить. Теперь можно позвонить издателю, пусть присылает своего редактора, познакомимся. Или сперва еще разочек на свежую голову пролистать? Завтра с этим решу. Ведь утро вечера мудренее, как любил приговаривать один мой старый друг.

И какое все-таки счастье осознавать, что все в жизни было сделано правильно. Ну, кроме нескольких досадных мелочей. И то по молодости, по глупости…»

Сон подкрался исподволь, мягко и не слышно. Как любимая рыжая кошка, которой с ним нет уже пятнадцать лет. Или как когда-то по утрам внучка, тихонько, на цыпочках пробираясь к нему в комнату, чтобы чмокнуть любимого деда в щеку. Увы, дети быстро взрослеют. И уходят в свою жизнь. А кошки… Кошки просто быстро живут.

Качало. Той пологой, нудной, выматывающей душу болтанкой, которую не любят даже бывалые мореходы, а не только от случая к случаю путешествующие по крыше Посейдонова царства обитатели земной тверди. Ему, на своем веку повидавшему много морей и три океана, это ритмичное, медленное переваливание корабля с борта на борт никакого удовольствия не доставляло. Хорошо, что не мешало жить и работать.

Экселенц, хотя и переносил качку вполне бодро, при этом тоже никоим образом не являлся почитателем свежей погоды. Поэтому звук зуммера и появление тотчас за ним вестового застали Тирпица несколько врасплох. В итоге для участия в срочно созванном императором совещании он прибыл последним из приглашенных.

Вильгельм был чем-то взволнован. Причем весьма. Об этом можно было судить по излишней резкости его движений, возбужденному огоньку в глазах, но главное, по тому, как он часто сжимал в кулак ладонь правой, здоровой руки.

В просторном кормовом салоне броненосца вместе с кайзером находились его брат принц Генрих Прусский и имперский канцлер Бернгард фон Бюлов. А с учетом только что вошедшего Тирпица здесь практически в полном составе собралось и все флотское начальство. Включая командующего Флотом метрополии[14] адмирала Ханса фон Кёстера, его младшего флагмана вице-адмирала Августа фон Томсена, начальника Амиральштаба вице-адмирала Вильгельма Бюкселя и начальника морского кабинета кайзера адмирала Густава фон Зенден-Бибрана с его энергичным помощником контр-адмиралом Георгом фон Мюллером.

Кроме них присутствовали вице-адмирал Хённинг фон Гольцендорф и начальник пресс-отдела, а фактически службы аналитической разведки в ведомстве Тирпица, контр-адмирал Август фон Гёринген. Были также приглашены командир отряда броненосцев эскорта кайзера контр-адмирал Генрих Рольман и недавно вышедший в отставку, но специально позванный кайзером в этот вояж в Россию адмирал Фридрих фон Гольман.

Только вчера поставленный императором во главе попечительского совета Клуба Атлантического кубка, убежденный пангерманист Гольман периодически пребывал с Тирпицем «на ножах» из-за своего пристрастия к идеям крейсерской войны в океанах, коими он увлекал и Вильгельма. А поскольку постройка больших крейсеров автоматом сокращала количество «линейных килей», это Тирпица изрядно бесило. Однако Гольман слыл другом русского морского министра адмирала Дубасова, поэтому экселенц решил, что его пребывание в Санкт-Петербурге может оказаться небесполезным…