Оставшись один, Беляш начал обдумывать произошедшее. Их спор с Тузиком, вмешательство пожарных и вообще превратности судьбы, швыряющие людей, особенно в нашей стране, как котят. Почему люди в стране в свиней превращаются? Ведь что мешало этому майору подойти и сказать: «Ребята, не курите здесь, сами погорите, да соседей, таких же бедолаг, пожжоте!» Так ведь нет. Начал власть показывать, права качать, я, мол, тут хозяин, а вы так, шавки безродные. Да и мы тоже хороши… Человеку на башку ведро с говном надели, а мы ржать в два голоса – ну не свиньи, а? Могли бы предупредить (хотя это вряд ли, курсант шустрый, сука, попался, мы даже ойкнуть не успели), ну или хотя бы не ржать, а самим помощь предложить… Не-е-ет!!! Вот и живем в стране – что сверху свиньи, что снизу. И откуда это повелось? Кто это первый начал? Почему человек, когда добирается хоть до самой низшей, но первой ступени власти, превращается в свинью, кто ему такое право дает, и почему ему окружающие позволяют? И наоборот, ну находится человек внизу, без средств к существованию, но все равно – не повод же, чтобы оскотиниваться-то! По телевизору вон говорят, что у нас, мол, страна возможностей. Хорошо, мол, у нас говорят, кабы не смертность, превышающая в три раза рождаемость, полное отсутствие медицины как таковой, отсутствие образования, туризма, накоплений на черный день и вообще каких бы то ни было положительных перспектив, так вообще бы улыбка с лиц граждан не слезала. Может прав Тузик со своим «А я-то что могу сделать?», «На помойке жить не желаю, но сделать с этим ничего не могу, вот и живу». А действительно, что они могут сделать – Тузик и Беляш? Были и гораздо покруче них люди, пытались что-то изменить, привнести добро и справедливость. Но где они сейчас? Никто не знает. А те, кто знает – помалкивают. То ли у нас земля такая – не принимает добро со справедливостью… Ну вот бывает же почва, в которую, например, нельзя картошку сажать… Не годятся же для посадки картошки тяжелые глинистые почвы и те, где накапливается вода. Подходят легкие, рыхлые составы! А может быть климат у нас для добра и справедливости неблагоприятный… Никто ж не додумался, например, ту же картошку в Арктике выращивать?

Вот и выходит, что никто в происходящем не виноват – просто страна-парадокс – все что угодно можно списать на почву и погодные условия. Дороги плохие? Ну что ж вы хотите, граждане – по-о-очва… Надо пенсионный возраст поднять? Ну так…кли-и-имат же! А с другой стороны, а как же тогда Финляндия, как Швеция с Норвегией? Там-то тоже климат – не Канары явно. Почему там-то люди себя так не ведут? Нет, не в климате дело… Есть что-то такое у нас в стране, что людей в свиней превращает…

«А сейчас в нашем эфире телеведущий Рудольф Полиграфович Вечерний со своей авторской программой „К кормушке!“» – Беляш вздрогнул. Это из открытых окон находившейся неподалеку панельки раздались звуки начинающейся телепередачи. «Тьфу ты, ерш твою медь,» – Беляш смачно плюнул от испуга резким звуком и одновременно от своего отношения к автору, ведущему и участникам данной программы. Подобные шоу он давно не смотрел ввиду отсутствия в его «апартаментах» на теплотрассе не то что телевизора, а и вообще электричества. Но даже если бы было и то и другое, Беляшу подобные «концерты» давно осточертели, и верить им мог только тот, кто ни разу не стоял в очереди за пособием в ПФР.

«Мдя, безнадега… Никакого просвета… Хотя, стоп! У меня ж Хеннеси есть!» – Мысли Беляша оживились…

Надо накатить, да причем срочно и немедленно! Правда немного неудобно – Тузик до сих пор не вернулся, а начать столь важное и ответственное дело без товарища – это ли не свинство, о котором Беляш только что так много думал? Хотя-я-я… «Тузик же сам хотел на праздник выпить, вот я ему его половину на праздник-то и оставлю, а свою сейчас жахну – у меня праздник сегодня!» Удовлетворенный таким раскладом, Беляш взял в руки коньяк. Бутылка, украшенная виноградными листьями и гроздьями, вылитыми на стекле, призывно сверкала на ярком сентябрьском солнце.

«Да-а-а, давненько я таких вещей не пробовал, – подумал Беляш – уже и вкус забыл. Ну ладно, как говориться с почином!» Открутив металлическую пробку с горлышка бутылки, Беляш резко выдохнув, запрокинул голову, вливая в себя содержимое.

– Ой… – только и смог выговорить Беляш, вытирая губы. – Дрянь-то какая!

Отпил он ровно половину. Вторую, как он сам с собой и договорился, оставил Тузику. Организм напиток не принимал. Горло жгло, начал срабатывать рвотный рефлекс…

«Вот оно что, – подумал Беляш, – отвык уже организм от нормальных напитков-то… Да и закусить бы не мешало…»

Он пододвинулся к костру, снял с «шампура» кусок хлеба, зажаренного на завтрак, и начал неторопливо есть.

Хлеб не шел. И Тузик не шел.

– Блин, куда ж он запропастился-то? – Беляш забеспокоился. – Тузик! Ту-у-узик! – Крик прозвучал как-то неуверенно. Голова кружилась, тело было ватное, Беляша тошнило. Прошло уже минут двадцать с момента принятия им «праздничной» дозы, а Тузик не появлялся.

«Пойду сам поищу», – подумал Беляш, встал, поставил Хеннеси на землю и сделал два шага по направлению к месту предполагаемого нахождения Тузика. Третий шаг Беляш сделать не успел. В глазах потемнело, ноги подкосились, и, уже не понимая этого, он плашмя, лицом вниз, рухнул на землю. С губ его до земли потекла длинная и мутная слюна.

– Беляш, ты чего, прикалываешься? – Тузик, вышедший из кустов, увидел друга, лежащего на земле. – Позагорать решил? – Ответа не было. – Эй, Беляш, хватит прикалываться, поднимайся, я Майорова отмыл. Три раза бегать пришлось, уж больно он хорошо пропитался. И вот, гляди, еще нам водички свежей принес, хоть носки постираем, не отходя от кассы… – Тишина вместо ответа начала Тузика настораживать. – Беляш? Коля, у тебя все нормально? – Тузик понял, что нормально не все. Перевернув друга, он бил его ладонями по щекам. – Беляш, очнись, Беля-я-яш! – Друг не отвечал, глаза его были закрыты.

– Ты чего орешь, Тузик? – Сосед по теплотрассе с погонялом Тихий стоял над Тузиком с осилком в одной руке и длинным кухонным ножом в другой, совершая характерные движения – вжжжик – затачивая попеременно то одну, то другую стороны лезвия. – Может, помочь чего?

Тихого только недавно отпустили менты. Его приняли прямо на собственном дне рождения после того, как он, угостив от души гостей напитками из пенсионного набора, слушал на всю громкость три часа подряд Сектор Газа. Этого естественно не выдержали соседи из рядом стоящей панельки и вызвали ментов. Менты, как и пожарники, оставили машину на дороге и колонной из трех человек двинулись к месту празднества – музыка орала нестерпимо. Тихий захотел продолжения банкета и, прячась от ментов, обогнул их колонну и вышел прямо к ментовскому бобику. «Мдя, эх бы прокатиться с ветерком, – подумал Тихий, – когда ж еще смогу-то так вот, по шоссе, да на автомобиле…» (Своих машин, надо заметить, с наступлением светлого будущего у граждан не стало). Машина была не заперта. Тихий уселся на водительское сиденье и начал крутить рулем. «Кайф… Какие сиденья прикольные… Неужели ж наши наконец-то хоть бобики научились делать по-человечески… А магнитола какая! А руль! А ключи!.. Стоп, это ж ключи от машины». Действительно, в замке зажигания торчали ключи – от зажигания в самом замке и большая связка на пристегнутом к нему кольце. «Ну, ща погоняем!» – подумал Тихий.

К моменту обнаружения Тихим ключей, отряд ментов уже шел обратно к машине, повязав всех участников празднества, кроме, разумеется, юбиляра.

Когда до машины оставалось метров пятьдесят, первый из отряда, очевидно водитель, поднял глаза на машину и остановился. Остановился и отряд. Все увидели Тихого за штурвалом.

– Э-э-э, – заорал водила, – вылезай, козел! Вылезай немедленно, а то хуже будет!

Тихий завел бобик.

– Не волнуйтесь пацаны! – крикнул он в окно. – Я только кружок по району дам и вернусь. Очень прокатиться охота! Гадом буду, вернусь, у меня же днюха сегодня!