— Если бы я мог тебе сказать, мой дорогой друг! Но что не навсегда — определенно. Я расскажу о тебе в Центральном Комитете. Они решат и вызовут, когда будет можно.
— Так мне говорил и Бруно Кирзнер, а что получилось? — усмехнулся Алек. — Ну ладно, к этому возвращаться больше не будем. Когда поедешь?
— Уеду я, конечно, не завтра. Мне еще здесь много дел всяких надо утрясти. Не грусти, Алексей Иванович. Может быть, и ты скоро за мной.
Счастливый Артем ушел, а Алек остался сидеть за столом. Работа не шла в голову. Он еще раз спокойно подумал о своем решении. Правильно ли поступил, так легко согласившись на отъезд Артема? Сомнений не было. Правильно. Кто-то должен был остаться. И «кто-то» — это он. Артем — революционер с большим опытом и сейчас в России нужнее, чем он. Возможно, и ему не так долго осталось жить в Брисбене. Кто знает? Теперь события начнут разворачиваться быстро. Алек принялся за прерванную корректуру заметок.
Когда он вернулся домой, то застал в гостиной целое ликующее общество. На полу валялась куча прочитанных газет. Дарья Степановна, Билл, вся семья Струмпе, несколько соседей-австралийцев сидели вокруг стола и, перебивая друг друга, о чем-то спорили. Алек услышал слово «отъезд».
Увидя Алека, стоящего в дверях, Айна бросилась к нему:
— Ты уже, наверное, все знаешь? Революция! Едем в Россию.
Алек нежно поцеловал жену, обнял ее и шепнул на ухо:
— Не говори никому. Мы остаемся. Потом все расскажу. — И, обратившись к присутствующим, как можно веселее сказал: — Поздравляю вас. Дождались. Какая радость!
Все зашумели, вскочили, принялись жать Алеку руку.
— Поедем в свою Виндаву, — улыбаясь, проговорил Эдгар Янович. — Эх, хорошо там… Ты уже, наверное, все забыла, Нина? Как мы целовались под рябиной у моего дома? Помнишь?
— Все помню, Эдди. Кто может забыть свою молодость? А помнишь…
— Поедем вместе, Эдди, — деловито вставил Билл. — Легче будет упаковывать вещи, отправлять, грузить.
— Приедете к нам в Виндаву в гости, да? — спросила Нина Сергеевна так, как будто они все уже давно жили в далекой России.
— Мы не отпустим вас! — смеясь, закричал сосед Браун. — Кто же будет помогать нам делать революцию, если вы разъедетесь? Не отпустим.
В шутках, смехе и веселье прошел вечер. Все были возбуждены, много говорили, обсуждали, как теперь пойдет жизнь в России, дорого ли будет стоить переезд, хватит ли денег. Не обошлось и без любимого Биллом пива. Только Алек сидел молчаливым, но на него никто не обратил внимания. Разошлись поздно. Счастливые, веселые.
Когда Алек и Айна остались вдвоем, Айна, тревожно заглядывая в глаза мужу, спросила:
— Что случилось, дорогой? Ведь ты так мечтал о России. Почему же мы не поедем?
Алек взял ее руки в свои.
— Я тебе сейчас все объясню. Так мы решили с Федором. Понимаешь… — И он принялся рассказывать ей, что побудило его отказаться от поездки.
— Вот и все, девочка. По-моему, другого быть не может. А что считает мой первый и самый мудрый советчик?
Айна с минуту подумала.
— Тебе было очень тяжело принять такое решение? — спросила она. — Ты не будешь потом каяться и страдать от своего благородства?
— Нет, дорогая. Я понимаю сердцем и разумом, что так надо. Каяться не буду.
— Раз так, то не о чем говорить. Я с тобой, и мне кажется, что ты поступил правильно. Вот стариков жаль. Они не поедут без нас. А ведь так обрадовались.
— Надо попробовать уговорить их. Может быть, правда им лучше уехать?
— Не поедут. Я знаю, мама не захочет оставлять меня одну, а папа… Ну куда же он без своей Ниночки? Завтра придется сказать им.
Разговор со старыми Струмпе получился более простым, чем думала Айна. Помог Артем, забежавший к ним вечером. Он толково объяснил, почему Алек должен остаться в Брисбене. Эдгар Янович долго молчал, потом посмотрел на Нину Сергеевну, она тоже молча слушала Артема, и решительно сказал:
— Поезжай, Федор Андреевич. Правильно рассудили. Дело в Австралии бросить нельзя. Здесь остается много наших, ну и мы еще поживем какое-то время. Что ж делать, правда, Нина?
— Правда, Эдди, — улыбнулась Нина Сергеевна. — Ведь я из-за тебя хотела туда ехать. Знала, что ты хочешь. А так я уже привыкла здесь. Ну, поживем еще.
Больше об отъезде Артема старались не говорить. Опять обсуждали события в России.
Русская колония в Брисбене бурлила, как котел на огне. Многие эмигранты хотели вернуться на родину. Люди были взволнованы. Где взять деньги? Как их встретят дома? Найдут ли сразу работу? Как быть с вещами?
На их пути встало еще одно препятствие. Натурализованным английским подданным, так же как и англичанам, выезд из Австралии правительство запретило. А таких среди русских оказалось много. В их числе был и Артем.
Он пришел к Струмпе озабоченный, но полный планов и надежд.
— Слышали, не выпускают нашего брата из Австралии. Пока жил в Брисбене, являлся нежелательным элементом, тюрьма висела над головой, а захотел уехать — нельзя, видишь ли!
— Как же ты думаешь действовать, Федор Андреевич?
— А вот так. Из Брисбена мне не уехать. Меня здесь каждая собака знает. Наймусь в Австралийскую мясную компанию. Они набирают на север, в порт Дарвин. Оттуда как-нибудь нелегально доберусь до Китая, а там дальше. Путь знакомый. Только в обратную сторону. Ведь так я в Австралию попадал.
Провожали Артема самые близкие друзья. Собрались, как обычно, у Струмпе. Федор Андреевич, оживленный, с сияющими глазами, много шутил, смеялся и никому не давал грустить.
— Вы, товарищи, приедете в Россию, когда там уже все будет налажено. На готовенькое, так сказать. А нам придется еще потрудиться. Вы, наверное, выиграли, что остаетесь здесь. Ну, не хмурься, Эдгар, не хмурься. Я ведь шучу.
Попрощались дома. На вокзал пошел только Алек. Решили не устраивать шумных проводов. На перроне было малолюдно. Они поставили чемодан в вагон и принялись гулять вдоль состава. До отхода поезда оставалось более двадцати минут. Артем говорил о делах, о том, что необходимо сделать в первую очередь, как вести себя при различных обстоятельствах. Это обсуждалось уже несколько раз, но он хотел, чтобы у Алека не осталось чего-нибудь неясного.
Прозвучал колокол. Надо было садиться. Артем обнял Алека:
— Надеюсь на тебя, Алексей Иванович. Верю, что ты со всем справишься не хуже меня. Ты человек крепкий. Спасибо тебе еще раз, что отпустил… Ну, прощай.
— Ты хоть вести о себе подавай, Федор Андреевич. Иначе будем беспокоиться.
— Непременно. Обещаю. Но если сообщения не придут скоро, вы не тревожьтесь. Всякое бывает. Прощай, дорогой друг. Я ничего не забуду.
Вагон лязгнул, Артем вскочил на подножку. Поезд медленно набирал скорость. Алек шел за ним, все ускоряя и ускоряя шаг, Артем махал ему с подножки. Мелькнула дверь последнего вагона. Алек остановился.
Домой он возвращался печальным. Алек завидовал Артему и боялся за него. Тяжело терять такого товарища. Он всегда был готов прийти на помощь, ответить на любой вопрос, поддержать… Надежный, как скала. Алек очень привязался к Артему, уважал и любил его за прямоту суждений, честность и веселый нрав.
Вслед за Артемом из Австралии на родину потянулись и другие русские. Уехали и Корнеевы. В домике Струмпе стало тише. Изредка заходили соседи-австралийцы. Эдгар Янович поскучнел, Нина Сергеевна глядела на него с жалостью.
От Артема не было никаких известий. О его судьбе тревожились. Прошло несколько месяцев — и ни слова. Успокаивал Эдгар Янович:
— Я вот нисколько не беспокоюсь. Надо знать Федора. Не такой он человек, чтобы пропасть. Из более сложных историй выпутывался, когда жил в России. А сейчас почта работает плохо.
Он оказался прав. Алек получил короткое, радостное письмо. Каким путем оно добралось до Брисбена, один бог знает! Артем сообщал, что из Дарвина на пароходе он добрался до Шанхая, а затем до Владивостока. Теперь он дома, ничего не забыл, помнит свое обещание и, как только представится случай, доложит об Алеке кому следует. Дальше шли приветы всем друзьям и адрес, куда можно посылать письма, если, конечно, они дойдут. Обстановка сложнейшая…
