Заплакала жена, зашли соседи,

И на венок расщедрился местком.

* * *

Ты мне нравишься, девчонка из соседней средней школы,

пробегающая мимо с легкой сумкой на плече —

нравится твоя походка

                                             и каштановая челка,

нравится твоя улыбка,

                                            и фигурка,

                                                                и вообще!

Но иду я нынче с рынка, у меня в руке авоська,

и в другой руке авоська,

                                                и еще одна в зубах.

У меня была получка,

у меня жена и дочка,

сто халтур, аспирантура, гоголь-моголь, Фейербах!

Оттого-то мимо, мимо ты  летишь в весеннем свете,

и в ребро меня, похоже, зря пихает сатана:

я махнул бы вслед рукою —

                                                         да в руках авоськи эти,

я бы крикнул: «Стой, девчонка!» —

                                                                      да в зубах еще одна!

Очередь

Давали колбасу. Михал Иваныч Глинка,

Поднявши воротник, встал крайним и вздохнул

О том, что денег нет, что допекает жинка,

А худсовет опять «Руслана» завернул.

Молчал угрюмый Фет, а перед ним Чайковский

«Лаванду» в пятый раз насвистывал в усы,

И о фон Мекк мечтал, согревшись папироской,

И вкус припоминал копченой колбасы.

За ним глотал слюну народу неизвестный,

Воспеть успевший БАМ, КамАЗ, Экибастуз,

Державин Гавриил и Федор Достоевский,

Уж лысый, но еще не принятый в Союз.

За Федором дремал, мечтая об окрошке,

Художник Левитан, укутавшись тепло

(С сороковых годов — под псевдонимом Кошкин,

Что до сих пор его ни разу не спасло).

Так, двигаясь гуськом за физиком Поповым,

Ушедшим в сторожа тому семнадцать лет,

Они топтали снег, бранили Бирюлево,

Честили холода и крыли Моссовет.

Но понапрасну их во все места продуло

Поскольку подошел стоявший впереди

Прозаик Лев Толстой, приехавший из Тулы,

С кошелкою в руках, женою и детьми…

Аэрофлотное

^{(диптих)}

I

Вам, братья Райт, из самолета,

Курячью ногу истребя,

Шлю благодарность от народа,

А также лично от себя.

Здесь я велик в большом и в малом,

Здесь я всегда на высоте!

Вот выпил кофе над Уралом,

А вытер губы черт-те где!

Небесный свет плацкарты вместо,

Тишь кресел, ножки стюардесс…

Даст бог, и долетим до места.

Тогда: да здравствует прогресс!

II

Дорога из Домодедова —

Как долго пилить оттедова!

Оптимистическое

Все мне мило здесь — овсы ли, рожь,

Лесостепь ли, тундра ли, — но главное:

Обожаю нашу молодежь —

Незакомплексованную, славную!

Нет преград для этих для ребят,

Силушки там уймы невредимые:

Вот опять сломали автомат —

Трубку с корнем вырвали, родимые!

Бог не выдаст, и обком не съест —

Верю в них, простых и мускулистых:

Эти, что уделали подъезд,

Разнесут и империалистов!

Вот тебе навек моя рука —

И пропей мой трешник залежалый,

Пэтэушник, давший мне пинка,—

Соль земли и гордость всей державы!

Имярек

Вполне добротный представитель масс

В буфете, где какао, лук и частик,—

На первый взгляд почти рабочий класс,

Но на второй видать, что из начальства.

Разговорились. Прочим не в пример,

Относится всерьез к своей особе.

Он, видимо, уже пенсионер,

Но, кажется, еще на все способен.

Мне «Краткий курс» рассказывает вновь

Философ боевого мезозоя.

Он в принципе не хочет, чтобы кровь,

Но Кобу вспоминает со слезою.

Ко мне прилипший, словно банный лист,