Таким образом, когда возникла цивилизация с ее наиболее очевидным признаком — письменностью, она была использована главным образом для регулирования взаимодействия частной собственности и государства, то есть в определении территориальной области с центром. Письменность служила для обозначения прав собственности, а также коллективных прав и обязанностей под воздействием небольшой территориальной, централизованной и принудительной политической власти. Государство, его централизованная и территориальная организация стали полезны для социальной жизни и господствующих групп на том пути, который отклонился от доисторических моделей. Обладание государством стало полезным ресурсом власти, каким оно не было прежде.

Однако с этого момента применение модели «центр — периферия» сталкивается с определенными ограничениями. Два элемента были независимыми, и по мере развития ядра то же (хотя и разными темпами) происходило с периферийными областями. Некоторые становились неотличимыми от ядра. Инфраструктурная власть ядра была ограничена. Зависимый труд мог быть абсорбирован, могли быть установлены условия неравного экономического обмена, слабые патрон-клиентские отношения господства, но только до определенной степени. Возможности авторитетной социальной организации изначально были ограничены несколькими квадратными километрами отдельного города-государства, в то время как никаких ресурсов для диффузии власти на более широкое население за пределы авторитетного центра еще не было. Следовательно, когда периферийные области развивали собственные излишки, государства и письменность, контролировать их из прежнего центра было уже невозможно. Естественно, что все различия между центром и периферией исчезали. Например, в Месопотамии мы наблюдаем дальнейшее развитие ресурсов военной власти, а также то, что в некоторых случаях такое развитие началось быстрее и раньше, но это развитие было все в меньшей степени обязано преимуществам старого центра (как мы убедимся в следующей главе).

В любом случае милитаризм с очевидностью приходил позже, выстраиваясь на основе высших форм существующих региональных организаций. Во всех примерах основной функцией идеологической власти было укрепление региональных организаций. В результате компаративного исследования этих шести примеров плюс Нигерия, которую я не считаю независимо возникшей цивилизацией, Уитли (Wheatley 1971) приходит к заключению, что церемониальный храмовый комплекс, а вовсе не рынок или укрепления был первым основным урбанистическим институтом. Он утверждает, что способность религии к усилению урбанизации и цивилизации была обусловлена обеспечением рациональной интеграции разным и новым социальным целям посредством более абстрактных этических ценностей. Это полезно, если мы ограничим идеализм Уитли, который учитывал и фокусировался на социальных целях, стратифицируемых церемониальными центрами. Различие между «священным» и «профанным» также относится к последнему. Вопреки тому, что утверждает Уитли, экономические институты не были подчинены религиозным и моральным нормам общества, и секулярные институты, возникшие позже, не делили власть с уже существующими священными институтами. Основные функции шумерского храма, о которых у нас достаточно информации, были по сути мирскими: изначально они служили межпоселенческим дипломатическим центрам, а позднее — перераспределению экономической продукции и закреплению публичных обязанностей и прав частной собственности. То, что мы узнали из этой главы, в целом подтверждает мирской характер религиозных культур, характерных для ранних цивилизаций. Вместе с тем в главе 1 я предположил, что религиозные культуры были социально трансцендентными, предоставлявшими организованное решение проблем, затрагивавших области, значительно более широкие, чем те, которые могли регулироваться любыми из существующих авторитетных институтов. Региональное развитие производило множество точек соприкосновения внутри и между аллювиальными и периферийными областями. Постоянные проблемы и возможности возникали особенно в областях регулирования торговли, распространения и обмена орудий и методик, брачном регулировании, миграции и поселениях, совместном производстве (особенно в ирригационном), эксплуатации труда через права собственности, а также в определении справедливого и несправедливого насилия. Именно с этим в первую очередь и боролись идеологии возникающих религий, и именно это разыгрывалось в ритуалах внутри храмовых дворов, хранилищ и в их святая святых. Идеологические институты представляли собой форму коллективной власти, которая была слабой, диффузной и экстенсивной, предлагала подлинно дипломатические решения для реальных социальных потребностей и действительно была способна поймать огромное население в свои «организационные структуры» дистрибутивной власти.

Таким образом, мы можем выделить два основных этапа в развитии цивилизации. Первый этап включает двухъярусную федеральную структуру власти: (1) небольшие города-государства, смешивающие форму экономической и политической авторитетной организации власти, то есть «цепи (экономических) практик» с определенной степенью «территориальной централизации» (средства экономической и политической власти, как они обозначены в главе 1). Эта комбинация привязывала к месту относительно небольшое количество населения. Но (2) все это население проживало в рамках более экстенсивных, диффузных и «трансцендентных» идеологических и геополитических организаций, которые в целом совпадали с тем, что мы называем цивилизацией, но которые были нежестко централизованы вокруг одного или более региональных культовых центров. На втором этапе самых первых цивилизаций эти две сети власти демонстрировали тенденцию к слиянию изначально посредством воздействия дальнейшей концентрации принуждения, то есть посредством военной организации. Хотя мы уже практически все рассмотрели, история второй фазы будет более подробно изложена в следующей главе.

Наконец, как мы успели убедиться, конвенциональные теории происхождения государства и социальной стратификации пропитаны эволюционизмом, как предполагалось в главе 2. Механизм, который они принимают за «естественный», в действительности является из ряда вон выходящим. Тем не менее многие механизмы, справедливо обозначенные в этих редких случаях, действительно приводили к развитию государств и стратификации. Я придерживаюсь в широком смысле экономического взгляда на изначальные истоки, эклектично объединяющего элементы трех основных теорий: либерализма, ревизионистского марксизма и функциональной теории перераспределяющего государства. Для более поздних стадий этого процесса более релевантны милитаристические механизмы. Но все механизмы возникновения государства и стратификации начинают действовать только в сочетании с моделью накладывающихся друг на друга сетей, отдающих определенную роль идеологическим организациям власти, влияние которых обычно отвергается теориями происхождения государств и стратификации. Ни государство, ни социальная стратификация не возникают эндогенно из недр существующих системных «обществ». Они возникают в силу того, что (1) из нежестких пересекающихся доисторических социальных сетей возникает одна сеть — аллювиальное земледелие, которое обладает необыкновенным запирающим в «клетку» воздействием, и (2) из взаимодействия аллювиального земледелия с несколькими периферийными сетями, что способствует возникновению дальнейшего запирающего в «клетку» механизма, который ограничивает их путем все большего включения в двухуровневые отношения власти: отношения в рамках локального государства и отношения в более широких рамках цивилизации. Теперь историю власти можно вывести из нескольких выходящих за рамки нормы эпицентров власти, как и было на самом деле.

БИБЛИОГРАФИЯ

Adams, R.E.W. (1974). The Origins of Maya Civilization. Albuquerque: University of New Mexico Press.

Agrawal, D.P. (1982). The Archaeology oflndia. London: Curzon Press.