Я наскоро скроила подходящую печальную мину и пробежала бы мимо, но узнала лицо на плакате. Такая знакомая ухоженная бородка… И, кажется, тот же самый прекрасный пиджак… В воздухе даже будто повеяло мужским парфюмом с нотками ветивера и мускуса.

«Не зря Минздрав предупреждает! – ахнул мой внутренний голос. – Докурился красавец!»

– Степан Степанович Чижняк, – прочитала я под портретом.

Датой смерти значился вчерашний день. По моей спине пробежали мурашки. Надеюсь, не я была последней, кто видел Степана Степановича живым?

– Такой молодой, красивый, полный сил мужчина, – с искренним сожалением произнес у меня под ухом женский голос. – Ему жениться надо было, а не умирать! Какая злая судьба.

Я повернула голову и внимательно посмотрела на невысокую пухлую даму. Та поправила локон у виска, и я отметила отсутствие на ее правой руке обручального кольца. Что ж, понятно сожаление об уходе потенциального жениха.

– Вы его знали? – Я кивнула на портрет.

– Степочку-то? – Дама глубоко вздохнула. Пышная грудь выпятилась, приблизив ко мне бейдж. «Петрова Анна Егоровна» – прочитала я. Должность уверенно не разобрала – грудь опять опустилась, – но, кажется, завкафедрой культурологии. – Он уже второй раз был нашим приглашенным лектором.

«Был бы и в третий, – поняла я. – А мог и более интересное предложение получить».

– Успел ли выступить? – спросила я, подумав, что в таком случае имею возможность познакомиться хотя бы с трудами покойного.

Лекции мы с коллегами тоже редактируем. Эта работа считается даже более сложной, чем правка докладов, и оплачивается по повышенной ставке.

– Да, вчера отчитал, ответил на вопросы слушателей и сразу убежал, даже чаю на кафедре выпить не захотел, – ответила Анна Егоровна и сокрушенно покачала головой. – И куда спешил, спрашивается? Получается, навстречу собственной смерти.

Это прозвучало очень значительно, я задумалась.

И без задержки озвучила свои сомнения и соображения Ирке, позвонив ей из ближайшей укромной ниши.

– То есть у нас уже второй погибший, – выслушав меня, сказала подруга и чем-то хлюпнула. – И это только в одном университете. Определенно, надо разбираться с губительным влиянием звезды. А ты сидишь там с утра до вечера, и мы не можем приступить к расследованию!

– Приступайте без меня, – разрешила я. – Для начала пусть Архипов, наш гений интернет-поиска, нароет инфу о втором погибшем. Степан Степанович Чижняк, тридцать восемь лет, ученый-культуролог.

– Ладно, – согласилась подруга и снова хлюпнула.

– Ты завтракаешь?

– Нет! Ты что, в такое время? Десятый час, я давно позавтракала. Это Кружкин новый коктейль сочинил, мы его сейчас дегустируем.

– В такое время? Десятый час же! – повторила я, не скрывая возмущения.

Вот же… Ватсоны безответственные! Пьют с утра пораньше авторские коктейли! Без меня!

– А что не так? Не шампанское же лакаем, как аристократы и дегенераты, – не стушевалась подруга. – Ты лучше дай мне телефончик инициативной подруги покойной Верочки, как там ее?

– Юля она. А зачем тебе ее телефончик?

– А затем. Пока ты будешь протирать штаны в универе, а Вадик – искать инфу о Чижняке, я побеседую с этой Юлей и побольше узнаю о ее подруге.

– А что ты ей скажешь? Как объяснишь, какое отношение имеешь к Верочке?

– Я объясню, что имею отношение к тебе! Ты моя лучшая подруга, а Верочка была ее лучшей подругой…

– Не нравится мне эта параллель, – проворчала я. – С учетом судьбы Верочки…

– Вот именно! Как раз с целью спасти нас всех от печальной участи Верочки я и хочу побеседовать с Юлей, что тут непонятного?

Спорить можно было до бесконечности, а мне давно следовало трудиться. Микробосс наверняка уже накручивал круги вокруг моего пустующего рабочего места, как акула или стервятник.

– Пришлю контакты Юли эсэмэской, – пообещала я. И, не выдержав, спросила обиженно: – Как коктейль?

– А ты знаешь, очень неплохой, – не уловила моего настроения обычно чуткая подруга. – Свежего клюквенного сока многовато, а так ничего, особенно с тетушкиной шарлоткой.

Они там еще и мою родную старушку спаивают! Предварительно коварно подговорив ее испечь им фирменную шарлотку!

Я окончательно разобиделась и оборвала разговор, не попрощавшись.

Рабочий день пошел своим чередом и более ничем интересным не отметился.

Ближе к концу дня позвонила тетя Ида.

– Быстро скажи, белый или красный? – торопливо и с ноткой досады в голосе спросила родная старушка. – Мы не смогли решить большинством, твой голос пятый – решающий.

– Вы там портвейн выбираете, что ли? – я не скрыла неодобрения.

Неправильно это – на восемьдесят шестом году вести такой разгульный образ жизни: утром коктейль, вечером портвейн. Вот спросят меня дети, внуки или правнуки тетушки из своих Америк: как там наша дорогая прародительница? И что я им скажу: напивается наш матриарх как сапожник в компании моей лучшей подруженьки?

– Имей в виду, Элен, я за белый! – послышался другой неюный голос.

О, я ошиблась: тетушка напивается в компании двух лучших подруженек – моей и своей собственной!

– Добрый вечер, Марфа Ивановна, как поживаете? – вежливо приветствовала я мадам.

– Марфинька, не плутуй, пусть деточка сама решит! – донеслось из трубки.

– Мон шер, кто тут плутует? Не шельмуй меня, Идочка!

В трубке послышались шорохи, голоса препирающихся старушек сделались неразборчивыми. На их фоне отчетливо прозвучал баритон Архипова:

– Чтобы тебе было понятнее, с большим трудом решается вопрос о соусе к макаронам – в меню сегодняшнего ужина паста капеллини, – добросовестно объяснил неисправимый зануда. – Ты как, за белый или за красный?

– Только не говори, что после работы поедешь не к нам, а к себе! – Это уже Ирка выхватила у приятеля трубку. – Я приготовила ужин на всех и не собираюсь толстеть, поедая в ночи лишнюю порцию! Все, ты летишь на Петрагу, это не обсуждается! Быстро скажи: бешамель или болоньезе, и бегом на метро!

– Болоньезе, конечно, ты же знаешь мой вкус. – Я с облегчением выдохнула.

Нормально все, мадамы и примкнувшие к ним друзья ведут здоровый образ жизни. А мне не придется готовить ужин для себя и поедать его в гордом и отвратительном одиночестве, что вдвойне прекрасно.

За десять минут до окончания рабочего дня я попрощалась с коллегами (подчеркнуто вежливо – с Микробоссом, который тут же что-то записал в свой блокнотик с пасквилями). Ровно в 17:30 прошла через турникет на волю и уже через полчаса входила в старый дом на Петроградке.

Не с парадной – с черной лестницы. Тетушкина квартирка образована путем соединения двух помещений – бывших комнат прислуги – на разных этажах. Этим обусловлено наличие в жилище очень колоритной и столь же крутой деревянной лестницы. Та комната, что наверху, именуется у нас светелкой, сейчас ее временно занимает Ирка. Тетушка в светелку поднимается редко, восхождение по головокружительно крутой лестнице для нее слишком опасно.

Вообще-то, оно для всех опасно. Единственный, кто никогда еще не падал с нее, – тетин питомец, кот Волька.

Кот и встретил меня в крошечной прихожей. Вскользь протер своей башкой мою коленку, сунулся мордой в сумку, ничего интересного в ней не учуял и одним могучим прыжком взлетел на середину лестницы – свой обычный наблюдательный пункт.

– Ну наконец-то! – Тетя Ида при моем появлении встрепенулась, как птичка на ветке, и в ушах ее тяжело качнулись крупные серьги с гладкими камнями, похожими на мармеладные конфеты. – Не звонили?

– Новые сережки? Конечно, с Блошки? – Я подошла обнять тетушку и присмотрелась к обновке. – Никак, родолиты?

– Ага, и ты попалась! Нет, детка, это кое-что получше – пиропы! – обрадовалась тетушка.

– Но и то, и другое – разновидность граната, – вставил знайка Архипов.

– Верно. – Тетя посмотрела на него с неудовольствием. Ей хотелось самой все рассказать. – Наш Борюсик научил меня, как отличать натуральные гранаты от подделки.