Зевая и потягиваясь, чувствуя во всем теле болезненную ломоту, будто над ним и вправду всю ночь измывались фашисты, он осторожно опустил мускулистые ноги на теплый половичок. Сидя на кровати в семейных черных трусах и светлой майке-алкоголичке, он с минуту с наслаждением шевелил вспотевшими пальцами своих широких ступней, затем взял с прикроватной тумбы папиросы, коробок спичек и, стараясь не скрипеть рассохшимися половицами, на цыпочках подошел к окну. Распахнув настежь оконную створку, Илья с нетерпеливым желанием закурил, затем облокотился на подоконник. Прислушиваясь к стуку дождя по жестяному карнизу, он в очередной раз принялся усиленно размышлять о значении увиденного им кошмарного сна, зная по опыту, что в жизни все должно иметь свое объяснение. Но так конкретно ни к чему и не придя, он своим мужицким простым разумением решил, что такие сны ни к чему хорошему, по определению, привести не могут, и надо быть готовым к любым жизненным катаклизмам…
Дождь понемногу утих, лишь с тополиных листьев продолжали время от времени срываться тяжелые капли. Свежий воздух немного остудил взмокшую от пота голову Ильи, он щелчком отправил окурок далеко за окно и стал собираться на службу. Облачившись в новенькую милицейскую форму, Журавлев вышел из комнаты. Когда он проходил в коридоре мимо старенького трюмо, все же не утерпел, чтобы мимоходом не взглянуть на себя в зеркало: оттуда на него смотрел щеголеватый высокий парень в звании лейтенанта и в фуражке василькового цвета с краповым околышем, ловко перетянутый портупеей с кобурой на правом боку. Илья хоть и носил на фронте четыре года военную форму, к своей новой должности оперативного сотрудника отдела по борьбе с бандитизмом Тамбовского УНКВД еще не совсем привык и чувствовал себя немного неловко.
– Илюша, – окликнула его в приоткрытую дверь Серафима Никаноровна, которая, оказывается, не спала, переживая за своего постояльца, что он на весь день уходит голодный, а то часто бывает и на несколько суток, – ты бы хоть чаю попил!
– На работе поем, – отозвался Илья, благодарный за проявленную заботу старушке, потерявшей на фронте единственного сына, и уточнил: – В столовой!
Он коротким жестом приложил ребро ладони вертикально к носу, чтобы сориентировать кокарду на фуражке строго посредине, важно вышел из квартиры. Очутившись на лестничной площадке, Илья без посторонних глаз мигом преобразился, по-мальчишечьи ловко съехав на ягодицах по перилам. А когда вышел из подъезда, он опять выглядел солидно, как и подобает сотруднику столь серьезного учреждения.
Миновав уверенными шагами заросший сиренью и черемухой тесный двор, Илья вскоре оказался на пустынной улице с мокрым от дождя выщербленным асфальтом. В многочисленных мелких лужах отражались плывущие в небе облака, набегавший изредка легкий ветерок гнал мелкую рябь. И хоть торопиться было некуда, Илья шагал размашисто быстро, с интересом поглядывая по сторонам, как будто впервые находился в столь ранний час на улице после обильного дождя. Стайка воробьев, звонко чирикая, дружно перелетала с места на место по мере того, как он к ним приближался.
Внезапно брызнувшие из-за действующей церкви архистратига Михаила Архангела розовые солнечные лучи осветили вдалеке нежную фиолетовую дымку, на фоне которой вспыхнула необычайно яркая радуга, играя всеми насыщенными цветами, словно переливаясь.
Журавлеву пора было сворачивать в проулок, где находилось Управление. Однако пропустить столь красочное явление природы он не смог по своей любознательной натуре, на минуту приостановился полюбоваться. Воздух нагревался, и радуга стала понемногу исчезать, опадая вниз мириадами невидимых дождевых капель.
«Надо же! – сокрушенно мотнул головой Илья, с неподдельным удивлением наблюдая за необыкновенной картиной, и его по-юношески алые губы тронула довольная улыбка. – Вот и не верь после такого во всемогущего Бога».
Только он так подумал, как прямо на его глазах произошло новое явление, которое в один момент перечеркнуло только что виденное им чудо: чугунная решетка, закрывавшая узкое и продолговатое, похожее на бойницу окно церковного придела, внезапно отодвинулась в сторону, и оттуда высунулась голова с нахлобученной по самые уши серой кепкой. На лице человека борода отсутствовала напрочь, как не должно быть у людей, проповедующих религиозный культ, впрочем, никакие попы не имели привычки лазить к себе в церкви через окна, и по всему выходило, что это был самый настоящий вор.
Чтобы не спугнуть парня, Илья стремительно прижался к стене дома, возле которого находился, и не зря, потому что тотчас раздался негромкий свист, очень похожий на тот, которые издают иволги в лесу: «Фтиу-лиу!» Через секунду из кустов акации напротив появился другой человек, быстро огляделся по сторонам и проворно подскочил к окну. Воры о чем-то вполголоса переговорили, и тот, который находился внутри церкви, втянул голову внутрь, будто черепаха в свой панцирь.
Вскоре в узком отверстии между решеткой и стеной показался объемистый узел, ослепительно блестевший на солнце. Илья хоть и находился на порядочном расстоянии, без труда определил, что это расшитое золотыми нитками поповское одеяние, в котором они обычно проводят религиозные обряды. Узел, по всему видно, набитый церковной утварью, не пролезал, и находившийся снаружи парень принялся изо всей силы тянуть его на себя, упираясь подошвой кирзового сапога в кирпичную кладку. Другой, должно быть, изнутри помогал, выталкивая узел двумя руками. В какой-то момент материя, зацепившись за торчащий из стены металлический крюк, порвалась, и на землю с тонким пронзительным звоном посыпались золотые вещи. Они сияли нежным медовым светом в лучах солнца, полыхавшего в полнеба желтым огнем выглянувшего из-за высокого, с православным крестом золоченого купола церкви.
– Ну что за бл… во, – неосторожно выругался вор на улице. – Век воли не видать!
Он торопливо присел на корточки и принялся проворно подбирать золотую утварь опять в узел.
– Винт, чичас подмогу, – обнадежил его второй вор хриплым, сдавленным голосом, протискиваясь сквозь тесную щель. С превеликим трудом ему удалось выбраться наружу по пояс, и тут он неожиданно застрял, очевидно, зацепившись штаниной за что-то внутри. Несколько раз напрасно подергав ногой, он взвыл от безнадежности: – Курва! Падла!
«Пора», – решил Илья, поспешно выхватил из кобуры пистолет и с оглушающим криком: «Ни с места! Уголовный розыск!» – побежал в их сторону. Он бухал в асфальт каблуками сапог так, что стоявшая до этого робкая тишина как будто взорвалась раскатистым эхом, многократно отражаясь от серых стен четырехэтажных домов, а густо усеявшие колокольню голуби с испуганным шумом сорвались с насиженных мест, поднялись очень высоко в небо и стали кружить там сизой тучкой, боясь возвращаться.
Воры, по всему видно, уже решившие, что у них и сегодня удачно «выгорело» с кражей из очередной церкви, от неожиданности растерялись. Продолжая все так же сидеть на корточках, парень вскинул голову в небрежно сдвинутой по-блатному на бок кепке, ошалело выпучил глаза при виде приближающегося к ним милиционера, устрашающе размахивающего пистолетом. Очевидно, не имея сил расстаться с наворованными золотыми предметами, он какое-то время неподвижно сидел, как будто находился в прострации, а потом вдруг с лихорадочной поспешностью схватил золотой кубок для причастия и, низко пригибаясь, заранее петляя, чтобы не угодить под пулю, резво побежал к спасительным кустам акации.
– Стой, гад! – закричал Илья, сильно переживая, что преступник скроется. – Кому говорю, стой, стрелять буду!
Он остановился сам, широко расставил ноги; держа двумя руками пистолет, жмуря правый глаз, долго целился, потом предплечьем вытер заливавшие потом глаза и вновь повел стволом, стараясь взять на мушку чуть повыше мелькавших подошв сапог, подбитых металлическими набойками, как у немецких солдат. Мягким нажатием пальца Илья аккуратно спустил курок, сухо треснул выстрел: парень сделал по инерции несколько заплетающихся быстрых шагов и упал в траву. Затем вскочил и, подволакивая раненую ногу, торопливо пошел вглубь кустов, держась за ветки.
